Кэтрин Уэбб - Потаенные места

• Название: Потаенные места
• Автор: Кэтрин Уэбб
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-389-17529-7

В день убийства небо над Слотерфордом было низким и пролилось на землю бурным дождем, первым за несколько недель. Смерть в этой тихой деревушке не была диковинкой, как и везде. Но такой бессмысленной жестокости здесь еще не видели. И кто знает, не станет ли эта трагедия лишь началом – первым звеном в череде многих?.. Как и в других произведениях английской писательницы Кэтрин Уэбб, загадки происходящего тесно связаны с тайнами прошлого, и сюжетные линии, разделенные десятилетиями, неожиданно переплетаются, складываясь в прихотливый узор судьбы, а сквозь патину времени начинают проступать живые картинки ушедшей эпохи. «Потаенные места» вышли в свет в 2017 году и встали в один ряд с лучшими романами Кэтрин Уэбб, завоевавшими популярность и любовь читателей во всем мире: «Наследие», «Полузабытая песня любви», «Английская девушка» и др. Впервые на русском языке!

---

– Ты никогда не могла понять человека, не желающего ездить верхом, Пуд.

Он говорил медленно, словно собираясь с мыслями, и Пудинг улыбнулась:

– Именно так, Донни. Никогда не могла.

Коттедж Родник был назван в честь находящегося прямо перед ним источника, пробивавшегося из-под земли. Его струи, просачиваясь через ядовито-зеленую тину, наполняли каменное корыто, из которого питьевая вода текла вниз по трубам, снабжая весь Слотерфорд. Построенный в георгианском стиле[20] дом, квадратный и симметричный, был не особенно велик, но импозантен, с его створчатыми окнами и большим латунным молотком на входной двери. Внутри все было как всегда, что не могло не вызвать у Пудинг чувства удовлетворения. Луиза сварила суп из собранного в саду гороха и с долей раздражения в голосе важно представила им перечень дел, которые они с Рут, их приходящей служанкой, успели сделать тем утром. И действительно: в уборной висела новая бумага и был посыпан розовый дезинфицирующий порошок, все кровати были перестелены, а из собранной черной смородины сварили желе. Доктор Картрайт, как всегда, припозднился и с шумом ввалился в кухню, сыпля градом извинений. Он приехал на велосипеде из Биддстона, где арендовал комнату в доме директора школы, ибо их коттедж стоял на слишком крутом холме, чтобы принимать там больных. Пудинг тайком проверила, нет ли у матери признаков сбоя. Именно так они с отцом назвали то, что происходило с Луизой. Сбой. Это было совсем не то слово, но никто из них не решался от него отказаться. К счастью, сегодня мать выглядела здоровой, разве только слегка притомившейся. Ее светлые волосы поблекли, в них сквозила седина, вокруг глаз и рта залегли морщины, более глубокие, чем следовало иметь женщине сорока восьми лет, но большинство из них появилось тем утром, когда Донни ушел на войну, семь лет назад. Ее лицо не казалось красивым, но было круглым и привлекательным. Она была уютной, полненькой и идеально подходила для объятий. Первые признаки сбоя стали проявляться в том, что Луиза начинала с хмурым видом осматривать комнату, как будто не могла вспомнить, зачем в нее вошла или – что было еще хуже – где находится. Пудинг теперь всегда за ней внимательно наблюдала. Она больше не хотела оказаться застигнутой врасплох, как в тот раз, когда, спустившись к завтраку, застала мать стоящей у плиты, на которой дымилась кастрюлька с лежащим на дне яйцом, без воды. Луиза повернулась к ней и с вежливой улыбкой сказала: «Простите, юная мисс, может, вы мне поможете? Боюсь, я пришла не по тому адресу».

Кухонный стол входил в число самых ранних детских воспоминаний Пудинг. Вот она выколупывает ногтем из его щелей древние крошки, когда ей лень учить алфавит. Вот у нее заклинивает ящик, в котором хранятся столовые приборы. Доски слегка липкие, от этого невозможно избавиться, сколько их ни надраивай.

В доме была столовая с гораздо более симпатичным полированным столом, но им пользовались все реже и реже. Кухонный стол был из того же разряда, что эмалированные кастрюльки, висевшие на крючках над плитой, желтый фартук матери и коричневый заварочный чайник со склеенной крышкой. Для девушки это были своего рода якоря, вещи, на которые можно положиться. Рут, которая отказывалась описывать свой возраст иначе как «средних лет», села с ними обедать и представила доктору обычный отчет о недугах своей многочисленной семьи. Отец не поскупился на советы и дал их как можно более обстоятельно.

– А угри моей Терезы никак не проходят, – пожаловалась Рут, когда они принялись за гороховый суп. – У бедняжки лицо словно кусок червивого мяса. Ну как ей найти мужа, когда она так выглядит?

При этих словах служанка посмотрела на доктора с таким видом, словно он мог что-то сделать и помочь ее дочери, но поленился. Луиза отложила ложку в знак протеста. Донни причмокнул с безразличным видом. Доктор любезно кивнул.

– Девочка с таким жизнерадостным характером, как Тереза, переживет это без проблем, Рут. Эти прыщи зачастую сами проходят с возрастом. Но она не должна их выдавливать, чтобы не повреждать кожу.

– Хилариус в прошлом месяце вылечил Хохолка, которого укусил овод, при помощи настойки гамамелиса и золы, – проговорила Пудинг. – Эффект был замечательный. Нарыв был величиной с грецкий орех, а прошел за три дня.

– О боже мой, Пудинг, только не за столом! – воскликнула Луиза.

– Прости, мама.

– Так ты говоришь, гамамелис? – отозвалась Рут.

Пудинг колебалась, стоит ли заводить разговор о кустах роз. В последний раз, когда произошло нечто подобное, Донни было совсем плохо. Его фрустрация, казалось, накапливалась постепенно, как будто ежедневная борьба за то, чтобы оставаться самим собой, изматывала и угнетала его, пока не наступал предел терпению. Инцидент произошел у «Белого сердца» в Форде в прошлом году. На темных каменных плитах остались липкие пятна крови, и был выбит зуб. Из Чиппенхема вызывали сержанта полиции, когда Пит Демпси, местный констебль, не смог один справиться с Донни. Но вины брата в этом не было – он вполне заслуживал прощения. Дело в том, что в тот день он видел Аойфу Мур. Черноволосую и зеленоглазую Аойфу с ямочкой на подбородке. Они собирались пожениться, были влюблены друг в дружку с двенадцати лет и обручились незадолго перед тем, как Донни ушел на войну. Но когда он вернулся, она провела с ним десять минут, увидела кратер на его черепе, понаблюдала, как он изо всех сил пытался нормально говорить и есть, и убежала в слезах. Уже через месяц девушка обручилась с сыном местного почтальона, мускулистым и крепким. Потом Донни оказался свидетелем того, как она покупала конфеты-драже для младшей сестры – пять штук за фартинг – у вдовы, торгующей сладостями через выходящее на улицу окно дома в Форде. Аойфа изо всех сил пыталась дотянуться до специально проделанной в нем форточки, что при позднем сроке беременности было непросто. А потом мужчина, за которого она вышла замуж, гулявший в пабе со своими друзьями, сам его спровоцировал. Пудинг при этом не присутствовала, но не сомневалась, что дело непременно обстояло именно так. А кусты роз были всего лишь оплошностью. Просто он задумался. Его руки все еще работали мотыгой, когда мысли и взгляд унеслись куда-то далеко. И Пудинг решила промолчать.

Вечером, когда она пошла наверх спать, отец остановил ее.

– Сегодня у тебя был хороший день, Пудинг? – тихо спросил он.

Наверху Луиза укладывала Донни спать. В некотором смысле он стал большим ребенком, и ему приходилось напоминать о вещах, которые люди делают перед сном. «Почисти зубы, Донни. А теперь надень пижаму». От их шагов половицы скрипели. Пудинг не хотелось думать, что произойдет, если мать когда-нибудь не узнает Донни или забудет, что с ним случилось. Мысль о смятении, которое ждет их обоих, если они столкнутся и напугают друг друга, вызывала страх. Доктор Картрайт был добрым маленьким человеком – более низкорослым, чем его сын и дочь, – с благообразным лицом и седыми усами. За круглыми очками виднелись грустные глаза. Когда Донни убежал из дома, чтобы записаться в солдаты, он вошел в свой биддстонский кабинет, заперся в нем и до конца дня никого туда не впускал. Вернувшись наконец домой, он крепко обнял дочь, посмотрел на нее покрасневшими глазами и произнес сдавленным голосом: «Мальчик никогда меня не простит, если я отправлю телеграмму и в ней сообщу его настоящий возраст». И Пудинг, все еще испытывающая благоговение перед братом, ответила: «Он собирается стать героем, папа». Сказанные ими слова до сих пор звучали в ее ушах. Она была уверена, что и отец их не забыл. Надежду в его голосе, когда он спросил о прошедшем дне, девушке было больно слышать.

– Да, папа, – отозвалась она. – Все хорошо.

По ночам Пудинг любила читать. У нее все еще имелись книжки с рассказами про лошадей, для этих книг она стала чересчур взрослой, однако они были такими уютными – листать их было все равно как забраться зимой под одеяло и найти место, где совсем недавно лежала большая глиняная бутыль с горячей водой. А еще она пристрастилась покупать двухпенсовые выпуски любовных историй и мрачных рассказов о действительно имевших место преступлениях. Рут иногда снабжала ее замусоленными номерами «Уэлдонз ледиз джорнал»[21] и «Вумэнз уикли»[22], с которыми Пудинг также знакомилась.

– Прочтите, раз ваша мать не в состоянии вас учить, – проговорила служанка, вручая ей женский журнал в первый раз, а затем поджала губы и покраснела.

Пудинг нравилось узнавать об одежде, чулках и помаде, а также о вязании и о том, как ухаживать за кожей, чтобы у нее был цветущий вид (хотя ее кожа была идеальной), но в то же время она чувствовала, что прочитанное не является для нее жизненно важным. Это было интересно, но не больше, чем любовные романы или рассказы про убийства, потому что, наравне с ними, не имело никакого отношения к реальной жизни. Тем не менее год назад она подстриглась, подражая красотке с обложки одного из журналов, чем сильно расстроила мать. Увы, ее волосы никак не желали красиво ложиться по прямой, напоминающей острие бритвы, линии, как у Ирен Хадли. У Пудинг они были густыми и пушистыми, а потому торчали в разные стороны, отчего голова казалась еще шире. Огорченная результатом, девушка позволила им снова отрасти и либо придавливала их сеткой для волос, либо зачесывала назад и прижимала с помощью заколок, либо они принимали форму шляпки для верховой езды.