Елена Щетинина - Самая страшная книга 2020

• Название: Самая страшная книга 2020
• Автор: Елена Щетинина
• Жанр: Ужасы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-118943-3

Ужасное… оно повсюду. Выглядывает из темного леса, караулит под дверью, едет с тобой в одном вагоне. Ужасное… оно всегда. В эпоху царей и во время Первой мировой, в «лихие» девяностые и в наши дни. В прошлом, настоящем, будущем. Ужасное… оно во всем. Пялит безумные зенки сектанта, проливается с небес кровавым дождем, шепчет из жерла старой стиральной машины, звонит по домофону, доставляется курьером на дом. Ужасное уже здесь. В твоих руках! На страницах антологии «Самая страшная книга 2020».

---

Тропа пролегла по белым камням. Справа – сопки, сугробы и выдувы, слева – замурованная в лед река. Стесанные скалы из разноцветных пластин, ольховник на том берегу. Шорин показывал лосиные следы, оленьи катышки. Травил охотничьи байки. Просека уперлась в тупик – вернулись в горловину, обогнули ольховник. Пахло эфирными маслами и хвоей. За кедрами в три обхвата скользнула, хрустнув настом, тень. Зачирикала лесная птичка.

Алла веровала бы, поблагодарила бы Бога за крепкое плечо Шорина. Даже днем тайга навевала подспудную тревогу, если не сказать жуть. Казалось, кто-то следует за ними по рыхлому снегу, по отпечаткам копыт. Шуршит сыпкой щебенкой.

– Чувствуешь? – шепнула Алла, озираясь, – будто на нас смотрят.

– Так бывает в тайге.

«Ночью волхвы приходили», – мысль обдала холодком. Ураган ли сложил крестами сучковатые палки, или тут постарался человек?

– Вот он, голубчик, – Шорин мотнул головой.

Остров напоминал медведя, прикорнувшего на льду в двухстах метрах от берега. «Спина» поросла чахлыми кустами стланика и сухой травой. Остров, размером с небольшой теплоход, окуривал печной дымок. Виднелся высокий частокол.

Опушку у припая окольцевали сосны, обкромсанные бурей. Единственными паломниками сегодня были сороки, оккупировавшие дырявую лодку. Стоянку занесло снегом, на нем отпечатались свежие следы ботинок.

– Дальше я сама.

– Фигушки. После всего, что я слышал про эту бешеную суку?

Алла поблагодарила взглядом. Волковцы, возможно, и были безобидными аферистами, но от частокола, от острова (приготовившегося напасть медведя) веяло угрозой.

«Я, – сказал бывший журналист Карпов, – когда материал собирал, происходило всякое».

Наледь, белая, местами желтоватая, заставляла вспомнить Нину Рогачевскую, пришедшую к Волкову лечить бесплодие и исцелившуюся, чтобы прыгнуть в прорубь с ребенком.

– Идем, – сказала негромко Алла.

Они двинулись по реке и через минуту обнаружили дохлую белку во льду. Рядом – оскаленную лису. Замороженную оленью тушу. Барсука и снова белок. Как насекомые в янтаре, дохлые звери таращились изо льда испуганными глазами, провожая гостей к острову.

Алла очнулась на грязном занозистом полу. Воняло старой кровью – от стен, от темных пятен, измаравших бревна сруба. Горечь во рту – привкус того травяного пойла, которое их вынудили выпить члены общины. Она попробовала пошевелиться, убрать с глаз прядь и совершила первое продравшее ужасом открытие. Она была связана. Пеньковая веревка оплела щиколотки, запястья закинутых за спину рук. Спину холодило дерево. Ее приковали к столбу, к поддерживающей потолок опоре. Голую – это второе открытие заставило заскулить. Сквозняк гулял по комнате, жадно поглаживал нагие бедра. Соски болели, словно их жевали зубами: покосившись вниз, Алла увидела красные пятна на груди и животе. Ссадины, она предположила, что ее волокли сюда по настилу, нежная кожа поранилась о струганые доски.

Она закричала. Задергалась, но путы держали крепко, веревки впились в мясо.

Нет, нет, нет.

Алла забилась, как глупая рыба на крючке рыбака. Заколотила ступнями в пол. Здесь словно зарезали свинью. Потеки, кляксы, зловещие разводы вокруг. Десяток свечей, воткнутых меж грубых паркетин, озарял узкое помещение. Язычки танцевали на сквозняке, уменьшались и вновь вспыхивали. Тени мрачно вздымались, водили хоровод, будто дикари, наслаждающиеся агонией жертвы.

Алла поджала ноги. Встала на колени с трудом. Накренилась вперед, тщетно пытаясь освободиться, хоть немного ослабить давление. Но добилась обратного: канат вгрызся в руки. Слезы заволокли обзор.

– Помогите!

Жалкий сип вместо крика. Она откашлялась.

– На помощь!

Бревна поглощали звук.

Алла разрыдалась. От отчаяния она стучала затылком в столб. Нити слюны повисли на подбородке, слезы и сопли смешались.

Нелепые потуги высвободиться отняли последние силы. Тяжело дыша, Алла привалилась к опоре.

«Успокойся», – велел внутренний голос.

Успокоиться?!

«Осмотрись».

Взгляд заскакал по комнате. Кровь (она вспомнила животных во льду, полосу из трупов, обозначившую путь к проклятому острову). Свечи, населившие темницу нетерпеливо елозящими фантомами. Дверь напротив, на полотне из досок-сороковок в ласточкин хвост намалевано черное распятие. Края креста выходят за грань дверной коробки. Краска лоснится.

Сердце затрепыхалось от страха.

«Тише, девочка. Думай, думай!»

За озерцом свечных огоньков пленница различила бочку, полную камней. Вторая такая же бочка стояла справа и, вероятно, служила котлом. Потрепанные березовые веники у дверей, ржавый таз… баня! Ее заперли в бане, скорее всего в той приземистой избе среди бараков.

Перед глазами возник образ отворившего ворота мужичка. В телогрейке и ушанке, с плоским непроницаемым лицом, он молча впустил визитеров за частокол. Алла не могла отделаться от подозрения, что их ждали, что отшельники откуда-то прознали об их приезде.

Поселок был крошечным. Избы, вросшие по подоконники в землю, рядом новые сараи и казенного вида постройки без окон. Всего дюжина зданий. Из полутьмы наблюдали люди. Бородатые мужчины, бледные женщины в платках.

Алла сказала, что больна раком и ищет встречи с Волковым. Мужичок (немой, что ли?) жестом пригласил в барак. Там тоже горели свечи. Грубо сколоченные ящики оказались койками, устеленными соломой. Изможденная женщина принесла травяной отвар в алюминиевых чашках.

– Надо, – сказала она. – Пейте.

Они подчинились, морщась, глотали горькое пойло. Мужичок снял ушанку, под ней была лыжная шапочка. Нет! Мужичок поднял огарок, и Алла поняла: у члена волковского культа выше бровей отсутствует кожа. С него сняли скальп. За что?

«Мало ли за что? Подумал о чем грешном. Или лишний кусок хлеба умыкнул».

Блеклые глаза ощупывали гостей. Солома шуршала в ящиках-койках. Стало тепло. Жарко. Силуэты сектантов двоились.

– Ах вы суки, – Шорин выронил чашку, она покатилась по бревенчатому полу, дребезжа. Шорин шагнул к волковцам, ноги его подкосились, он повалился плашмя. Тьма наползала со всех сторон, нашпиговывала череп ватой.

«Нас опоили, – подумала Алла. – Раздели меня, обездвижили. Зачем?»

«Затем, – сказал голос, – что они психи и командует ими садистка, распявшая собственного сына».

Алла забилась на столбе пуще прежнего. У бочки с камнями поблескивала в свете огарков кочерга, но было проще укусить себя за нос, чем дотянуться до нее.

– Сергей! – завопила она. – Сергей, я тут!

«А вдруг»…

Нет, не думай об этом!

«Вдруг Шорин мертв, и ты – следующая?»

Баня была сложена из чурбаков, с двухскатной крышей в лапу. Под потолком – бойницы, отдушины для дыма. Но неба не разглядеть. Алла отлепила ягодицы от настила. Встала на колени, медленно выпрямилась. Опора гладкая, а руки сведены вместе. Перетереть путы невозможно.

Поток мыслей оборвал лязг замка. Дверь, протяжно заскрипев, отворилась. В баню вошла коренастая женщина. Кривоногая, грузная, в шерстяной юбке и засаленном тулупе, седые кудри острижены под горшок. У Аллы не возникло сомнений, кто перед ней.

Мать Соломона Волкова приблизилась. В свете огарков властное лицо отливало мертвенной желтизной. Выпученные глаза пылали. Одутловатые щеки и дряблый подбородок поросли светлым, до омерзения нежным пушком.

Взор Аллы скользнул на заткнутую за пояс Волковой рукоять. Хлыст с тремя хвостами.

Оксана Волкова была монстром. Злобным и беспощадным. А взгляд ее, ошпаривший Аллу, был взглядом концлагерной надзирательницы.

– Развяжите меня, – потребовала пленница. Чудом, не иначе, ей удавалось заставить свой голос звучать настойчиво и почти грозно. – А то у вас будут проблемы.

Губы Волковой разъехались в сардонической ухмылке, демонстрируя пеньки сгнивших зубов.

– Да ну?

– В моем кармане лежит удостоверение. Я журналист, а вы препятствуете журналистской деятельности. Мое начальство знает, где я нахожусь. В данный момент сюда направляется милицейский вертолет.

Слова не впечатлили Волкову.

– Мерзость перед Господом – уста лживые.

– Выпустите меня! – Алла брызнула слюной.

И увидела с ужасом, что Волкова вынимает из-за пояса плеть. Это не укладывалось в голове. Чушь, блеф. Никто не мог ударить ее, тридцатилетнюю женщину. Никто!

– Ты – больна, девочка, – мягкий тон заворожил. Жуткие, увенчанные узлами отростки болтались в воздухе. – Но у нас есть лекарство.

Плеть стегнула наотмашь. Изумление и гнев были сильнее боли. Но когда хвосты повторно прошлись через груди, ярость уступила место жалкому визгу. Словно когти полоснули Аллу, словно кипяток обварил тело. Один из узлов хлестнул по ореолу. Показалось, что в сосок вогнали иглу.

Садистка отступила, наслаждаясь результатом. На Аллиной коже вспухали багровые борозды.