Нил Тайсон - На службе у войны: негласный союз астрофизики и армии

• Название: На службе у войны: негласный союз астрофизики и армии
• Автор: Нил Тайсон
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-103372-9

Новая книга известного американского астрофизика Нила Деграсса Тайсона, написанная в соавторстве с Эвис Лэнг, посвящена исследованию многолетних отношений науки и армии. Что объединяет астрофизиков и военных специалистов, в чем точки их пересечения, как наука служит войне? Как выясняется, многие открытия и достижения астрофизики, такие как, например, многоспектральное обнаружение, дальность, отслеживание, визуализация, ядерный синтез и доступ в космос, – это не просто научные открытия, а инструменты в руках войны. Начиная с периода ранней небесной навигации и заканчивая спутниковыми войнами, Нил Тайсон исследует пересечения науки, техники, промышленности и власти.

---

Участие США в войнах во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже породило яростное антивоенное движение, мощь и масштаб которого не имели прецедента в истории Америки. В число протестующих вливались десятки тысяч возвращающихся с войны ветеранов, да и действующих «джи-ай», ненавидящих войну, которую они помогали вести издалека. В течение нескольких лет после того, как в 1973 году был заключен мир и солдаты вернулись домой, противники войны ждали, что военные расходы США снизятся. Но отчеты Административно-бюджетного управления при президенте показали лишь краткую остановку роста оборонного бюджета, после чего эскалация расходов возобновилась с новой силой, а при следующей администрации стала поистине стремительной[5]. Скоро, пообещал будущий президент Рональд Рейган, «над Америкой снова взойдет утро»[6]. И в первой же речи, произнесенной на инаугурации в 1981 году, он официально провозгласил наступление эры всеобщего героизма и неуклонного патриотизма – когда героев, чей «патриотизм молчалив, но глубок», встречаешь «каждый день… за конторкой». Звездно-полосатые флаги торчали из окон автомобилей. Принято стало на каждом шагу демонстрировать уважение к военным и любовь к родине. Джингоизм[7] носился в воздухе. Война снова стала делом чести и славы.

Подобно подавляющему большинству моих коллег-астрофизиков, я испытываю отвращение при мысли о войне – это смерть, разрушения, крах всех надежд. Мое отвращение, как и патриотизм героев рейгановского времени, молчаливо, но глубоко. В ранние дни Вьетнамской войны я слышал, как со всех концов основного американского политического спектра неслись одни и те же заявления: мы должны победить коммунизм, потому что коммунизм олицетворяет все зло мира, в то время как мы сами представляем силы добра и христианские ценности. Тогда я был уже достаточно взрослым, чтобы это слушать, хоть и слишком юным, чтобы понимать, что это значит. Но к тому времени, как списки и фотографии убитых «джи-ай» стали публиковаться еженедельно, я уже начал время от времени задумываться над тем, что происходит в мире. Наконец до меня все дошло четко и ясно. Вьетнамцы погибали. Американцы погибали. Американские солдаты бомбили рисовые поля и деревни. Картины страданий врезались мне в память. Некоторые образы задержались там на десятилетия.

Перенесемся в лето 2005 года: прошло три десятилетия после окончания Вьетнамской войны, через несколько дней моей дочери исполнится девять. Миранда бежит к себе в комнату после душа. Она голенькая – забыла в ванной махровое полотенце. Когда она проносится мимо меня – руки расставлены, локти немного торчат, – время останавливается. В моем мозгу вспыхивает знаменитое фото голой вьетнамской девочки, получившее Пулитцеровскую премию 1972 года. Вы знаете это фото. Она убегает по дороге после того, как американские истребители обрушили на ее деревню огненный шквал напалма[8]. У нее сложение и пропорции восьми- или девятилетней девочки – в точности такие же, как у моей дочери. В тот миг эти две девочки становятся для меня одной.

___________________

Во время первой войны в Персидском заливе (1990–1991) Соединенные Штаты представляли миру себя и коалицию своих союзников защитниками беспомощного Кувейта от иракских захватчиков. На улицах Америки то и дело стали появляться демонстранты, которые, впрочем, скорее благовоспитанно возражали против войны, чем решительно осуждали или обличали кого-то. Ярость вьетнамской эры давно рассеялась. Многие активисты антивоенного движения заняли удобную позицию: не надо ставить знак равенства между самой войной и ее участниками. На их плакатах чаще можно было прочесть что-то вроде «поддержим наших солдат, вернем их домой», чем «кровь за нефть?». Песня времен гражданской войны «Джонни снова марширует домой» (When Johnny Comes Marching Home Again) стала сверхпопулярной. Снова в ход пошли желтые ленточки, символизировавшие когда-то веру в возвращение целыми и невредимыми американских заложников в Иране.

Спустя двенадцать лет, когда началась война в Ираке, Соединенные Штаты уже были страной-агрессором, обладающей усовершенствованным космическим оружием, которое обеспечивало ей подавляющее асимметричное превосходство. Метеорологические спутники, спутники-шпионы, военные спутники связи и две дюжины орбитальных спутников системы GPS непрерывно картографировали и фотографировали район боевых действий. Под ними, на земле, молодые солдаты передвигались по полным опасностей дорогам враждебной страны в бронеавтомобилях и танках. Благодаря мобильной связи с космическими аппаратами они в целом хорошо представляли себе, где находятся их цели, как до них добраться и какие препятствия преграждают к ним путь. Тем временем в Америке любой человек, публично критиковавший способы легализации, финансирования или ведения этой войны, быстро начинал чувствовать давление, заставлявшее его ограничить свои протестные выступления лишь декларациями в поддержку воюющих солдат. Но, несмотря на это давление, сотни тысяч требующих мира американских граждан, к которым присоединились сотни представителей яростного нового поколения ветеранов антивоенного движения и миллионы европейцев, снова вышли на улицы, чтобы потребовать немедленно прекратить вторжение[9].

Как обычно, Конгресс не был в авангарде антивоенных настроений. На протяжении более полустолетия этот орган ни разу не воспользовался своим конституционным правом объявить войну, но и ни разу не ограничил финансирование конкретных военных действий. И на этот раз он просто поставил на голосование вопрос, предоставить ли президенту США свободу действий в использовании вооруженных сил государства против Ирака «в той мере, в какой он сочтет это необходимым и целесообразным». В январе 1991 года – следуя твердо установившемуся в XX веке порядку, в соответствии с которым контролируемый демократической партией Конгресс голосует в поддержку войны, – Конгресс, где значительно преобладали демократы, уполномочил президента-республиканца распоряжаться войсками по своему усмотрению (250 голосов против 183 в Палате представителей и 52 против 47 в Сенате)[10]. Теперь, в октябре 2002-го, более сбалансированный, но на этот раз контролируемый республиканцами Конгресс предоставил те же полномочия другому республиканскому президенту (296 голосами против 133 в Палате представителей и 77 против 23 в Сенате). В результате под предлогом расплаты за ужасы 11 сентября 2001 года мы вступили в войну за то, чтобы избавить мир от угрозы предполагаемых (и, как выяснилось, мнимых) иракских средств массового уничтожения и чтобы освободить граждан Ирака от тирана, практиковавшего пытки, репрессии и газовые атаки в отношении собственного народа, но также, как выяснилось, обеспечившего подданным бесплатное университетское образование, всеобщий доступ к услугам здравоохранения, оплачиваемые отпуска для матерей и ежемесячную раздачу муки, сахара, растительного масла, молока, чая и бобов.

Первые несколько лет после событий 11 сентября были хорошим временем для того, чтобы работать в контрактных войсках, в военно-инженерной компании или на гигантской аэрокосмической фирме. Вьетнам отодвинулся куда-то очень далеко. Процветали «Блэкуотер», «Бектэл», «Халлибартон», KBR[11]и подобные им; прибыльность в одном только глобальном аэрокосмическом и оборонном секторе выросла почти на 90 % при 60 % роста глобальных инвестиций. Одно упоминание слов «терроризм» или «национальная безопасность» тут же объединяло либеральных демократов и консервативных республиканцев.

С окончанием холодной войны аэрокосмической промышленности пришлось пройти полосу резких сокращений и консолидации. На день избрания Рейгана президентом в стране функционировало семьдесят пять аэрокосмических компаний; к моменту падения Берлинской стены слияния и поглощения оставили от них шестьдесят одну, и, наконец, когда башни-близнецы рухнули и превратились в тучу едкой пыли, в отрасли насчитывалось всего пять титанов: Lockheed Martin, Boeing, Raytheon, Northrop Grumman и General Dynamics. В течение десятилетия около 600 000 ученых и техников потеряли работу; утраты в опыте и интеллектуальном капитале не поддаются подсчету.

Терроризм пришел на помощь – если не американским научно-техническим работникам, то уж, конечно, американским промышленникам. В этом большую роль сыграл и вышедший в 2001 году окончательный отчет Комиссии по оценке национальной безопасности США в космическом пространстве, лучше известной как Космическая комиссия Рамсфелда, по имени ее агрессивно настроенного председателя – при президенте Джордже У. Буше он занял пост министра обороны. В этом докладе указываются примеры уязвимых мест в национальной обороне и враждебных действий против США; он призывает к проведению политики устрашения, к реализации прорывных технологий, к доминированию в космосе, к привлечению частных промышленных предприятий, к предотвращению «космического Пёрл-Харбора» (постоянно повторяющийся в докладе оборот). Документ требует «демонстрации военной мощи на всех трех направлениях, «космос – Земля», «Земля – космос» и «космос – космос», с целью обеспечения положения Соединенных Штатов как «ведущей космической державы мира». Он декларирует, что Америка должна быть способной «защитить свои космические системы от агрессивных действий и нейтрализовать враждебное США использование космического пространства». В общем, в докладе намечена грандиозная и ничем не ограниченная программа действий[12]. Он был опубликован ровно за восемь месяцев до событий 11 сентября; слово «терроризм» повторяется в нем многократно, хоть Усама бен Ладен упоминается всего однажды. Можно сказать, что уровень опасности на его страницах устойчиво остается красно-оранжевым.