Патрик Уайт - Фосс

• Название: Фосс
• Автор: Патрик Уайт
• Жанр: Зарубежная классика
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-119989-0

Австралия, 1840-е годы. Исследователь Иоганн Фосс и шестеро его спутников отправляются в смертельно опасную экспедицию с амбициозной целью – составить первую подробную карту Зеленого континента. В Сиднее он оставляет горячо любимую женщину – молодую аристократку Лору Тревельян, для которой жизнь с этого момента распадается на «до» и «после». Фосс знал, что это будет трудный, изматывающий поход. По безводной раскаленной пустыне, где каждая капля воды – драгоценность, а позже – под проливными дождями в гнетущем молчании враждебного австралийского буша, сквозь территории аборигенов, считающих белых пришельцев своей законной добычей. Он все это знал, но он и представить себе не мог, как все эти трудности изменят участников экспедиции, не исключая его самого. В душах людей копится ярость, и в лагере назревает мятеж…

---

В четверг, судя по краткой записи в дневнике, он встретился с Пэлфрименом, прибывшим в город из Парраматты, где гостил в поместье друга и поправлял здоровье после болезни.

Пэлфримен и Фосс провели вместе некоторое время – прогулялись по Ботаническому саду, поговорили, помолчали, настороженно приглядываясь друг к другу и обдумывая трудности, неизбежно возникнущие в ходе совместного участия в будущей экспедиции.

Ростом Пэлфримен не вышел, зато спокойный и прямодушный взгляд поднимал его до уровня большинства прочих мужчин. Лицо ученого, обычно обгоравшее на солнце до желтовато-коричневого цвета, что типично для людей со светлой кожей, из-за недавней болезни приобрело зеленоватый оттенок, черты стали немного размытыми. Серые глаза в запавших глазницах под темными веками смотрели очень прямо. Верхнюю губу он брил, нижнюю же часть лица закрывали коричневые бакенбарды. Одевался Пэлфримен аккуратно, но без щегольства, в серое, и в результате на его фоне немец в теплом сюртуке и черных помятых брюках смотрелся крайне неряшливо. Всю прогулку Фосс стыдился и судорожно смахивал пыль с рукавов, и пару раз даже нервно дернулся.

– Хватит ли у вас сил, чтобы отправиться в это путешествие, мистер Пэлфримен? – спросил он и нахмурился, подумав о чем-то своем.

– Сил у меня предостаточно.

На солнце англичанин часто и изумленно мигал, словно дневной свет казался ему слишком ярким.

– Жена и дочери моего друга Стрэнга откармливали меня яйцами и сливками бог знает сколько недель! Прискорбное происшествие, хотя на деле я лишь немного защемил спину, когда упал с лошади. Признаюсь, сперва я был потрясен. Всегда страшился стать инвалидом из-за травмы спины. И вот он я, совершенно здоровый!

Фоссу, который также не отводил глаз от яркого света, пришлось улыбнуться. Точнее сказать, осклабиться. Он покивал, втянув ртом воздух и пытаясь изобразить внимание к собеседнику.

– Кроме того, – продолжал орнитолог довольно мягким голосом, – другого такого предложения мне придется ждать долго. Ваша экспедиция – именно та возможность, к которой его сиятельство питает особый интерес.

Пэлфримен прибыл по поручению некоего желчного английского лорда, бывшего в силе при предыдущем правлении и увлекавшегося коллекционированием всевозможных вещиц – от драгоценных камней и музыкальных инструментов до чучел птиц и тигров. Его сиятельство редко осматривал собранные в своем палладианском особняке сокровища, разве что иногда, повинуясь внезапному порыву, выдирал из стеллажа ящик с птичьим гнездом, чтобы взглянуть на скорлупки яиц или порадовать очередную пассию стайкой колибри на тонкой проволоке. Истинной страстью лорда было собирать и владеть. Когда же безжизненные экспонаты ему наскучивали, их в спешном порядке запаковывали и передавали в какой-нибудь национальный музей.

По поручению лорда Пэлфримен и посетил Новый Южный Уэльс. Даже если побудительным мотивом поездки стал всего лишь чужой каприз, профессиональная честь ни за что бы не позволила орнитологу этого признать. Он был настоящим ученым. Возможно, его утешала преданность науке или даже религиозная вера. Как бы то ни было, доверчивая натура Пэлфримена перекинула мостик в виде культа полезности и успешно соединила оба берега его жизни, невзирая на многочисленные несочетаемые географические особенности и сильное течение между ними, которое сам он замечал крайне редко.

И вот теперь Фосс и Пэлфримен, которых беседа водила по всевозможным уголкам Ботанического сада, очутились на самом настоящем мостике. Обстоятельства сложились так, что свели их вместе, хотели они того или нет.

Фосс сказал:

– Ничуть не сомневаюсь, мистер Пэлфримен, что у вас еще будет возможность преследовать интересы вашего покровителя в неизведанных землях к западу от Дарлинг-Даунс. Я всего лишь беспокоюсь о вашем здоровье.

На жалком декоративном мостике оба смотрелись весьма гротескно. Они стояли, глядя вниз и совсем не замечая, что там находится. Собственно, кроме перепутанных мертвых листьев кувшинок, и глядеть было не на что.

– Мое здоровье, – проговорил Пэлфримен, – всегда было вполне сносным.

– Вы – человек воли, как я посмотрю! – рассмеялся Фосс.

Похоже, Пэлфримен понимал, что немец хочет от него избавиться, поэтому сказал:

– Это вовсе не вопрос моей воли, мистер Фосс. Скорее, тут вопрос воли Господа, которому угодно, чтобы я осуществил взятые на себя определенные обязательства.

Фосс выставил вперед плечи, словно желая защититься от неприятного разговора. Потом снова выпрямился и стал выше маленького, но уверенного в своей правоте Пэлфримена, чьи серые глаза все еще были устремлены на увядшие листья кувшинок.

– Ваш моральный настрой наверняка понравится мистеру Боннеру, – проговорил Фосс. – Он считает, что проходимцы, которых я набрал в экспедицию, не отвечают ее высоким целям. Как и большинство джентльменов, преуспевших в сфере ценностей материальных, мистер Боннер чрезвычайно озабочен моральным аспектом.

Немец с удовольствием прошелся бы по этой теме, но остроумие ему не было свойственно. Даже смех его звучал весьма натужно на фоне двух или трех банановых деревьев, которые покачивались на ветру у собеседников за спиной.

– Глядите! – указал Пэлфримен на муху с прозрачными крылышками, усевшуюся на перила мостика.

Похоже, он настолько впечатлился насекомым, сверкавшим всеми цветами радуги, что едва ли услышал слова Фосса, чему последний был отчасти рад.

Немцу хотелось обрести полную уверенность, сомнения в которой проистекали не из слабости его брони, а из явной неспособности ослабить силу своего компаньона. Естественно, осознавать это было неприятно.

Впрочем, вскоре Фосс совершенно овладел собой. Рядом с ним снова стоял рассеянный орнитолог, тычущий упругим пальцем в насекомое, кроме которого его явно ничего не интересовало.

Муха тут же улетела, и двое мужчин продолжили обсуждать практические вопросы. Фосс согласился свести Пэлфримена с мистером Боннером на следующий же день.

– Знаете, он человек достойный, – сказал Фосс. – Щедрый и надежный. Лучшего покровителя и желать нельзя.

Пэлфримен едва улыбнулся – по его полному задумчивому лицу будто скользнула тень перенесенной болезни.

– Берегите себя, мой дорогой, в этом городе неожиданных опасностей, – мило сказал Фосс при расставании у залитых солнцем ворот.

Фосс мог быть весьма мил и очень к тому стремился. Он улыбался с неподдельным обаянием, несмотря на острые зубы, и даже положил руку коллеге на плечо, что было для него нетипично.

Потом они расстались. Пэлфримен, живший в своем иллюзорном мире, пребывал в отличном настроении и шел не торопясь. Фосс поспешно направился по делам, и штанины его брюк захлопали на ветру.

В последующие дни немец подспудно размышлял о воле Божьей. Пестовать веру, как ему представлялось, надлежало исключительно женщинам – где-нибудь между приготовлением джема и глажкой белья. Он вспомнил племянницу Боннера, церемонную и наверняка чванливую девицу, которая носила свою веру, перекроив ее на женский лад. Пожалуй, в отличие от большинства ей присуща какая-то безучастная элегантность. Изредка ему попадались мужчины, принимавшие смирение без всякого стыда. Вполне возможно, что в порыве самоотречения личности такого склада испытывали некий чувственный восторг. Иногда Фосс с досадой отмечал, что ему подобные переживания недоступны, хотя и гордился этим. Да они буквально сливаются воедино с концепцией своего Бога, возмущался немец. Такие мужчины сродни женщинам! И все же ему вспоминались взгляды Пэлфримена и старика Мюллера – обоих он всегда сторонился, к обоим старался не привязываться.

Так оно и шло, и день отъезда приближался.

Несколько раз ему снова вспомнился тот старик, отец Мюллер. В начале года Фосс гостил в общине Моравских братьев около залива Моретон. Стояла пора сенокоса. На щетинившиеся стерней поля снизошли эфемерные цвета мира и спокойствия. Картинка врезалась ему в память: низенькие побеленные хижины братьев, тонкие, но крепкие сероватые деревца, загорелые ребятишки. Вся община вышла в поля и собирала урожай. Несколько женщин взяли грабли и вилы и сгребали сено или бросали его на телеги своим мужьям. Пришли даже два старых пастора, сменив черные сутаны на вполне мирские серые комбинезоны. Работали все. Над ними возвышалась фигура отца Мюллера, основателя поселения. И такие покой и доброта чувствовались в этой типично мирской сцене, в игре света и тени, в изобилии благоухающего сена, что они вполне могли бы исходить из души старого квиетиста.

«Я поработаю с вами», – пообещал Фосс, который вплоть до недавнего времени беспокойно метался по полям, пожевывая соломинку, срывая листья и таская книгу, не представлявшую для него никакого интереса.

Никто не ставил под сомнение его право отлынивать от работы, однако гость принялся скидывать свои странные одежды – то есть отбросил потрепанное пальто, расстегнул ворот сорочки, закатал рукава, обнажив жилистые руки, и вскоре неистово сгребал сено граблями, стоя возле отца Мюллера. Женщина, подававшая сено на телегу, зашла так далеко, что рассмеялась над особенным усердием гостя, зато все остальные приняли его достаточно спокойно, сочтя само собой разумеющимся, что в божественном замысле даже заблудшие души подчиняются некоей высшей необходимости.