Анатолий Дроздов - Зауряд-врач

• Название: Зауряд-врач
• Автор: Анатолий Дроздов
• Жанр: Историческая фантастика

Анатолий Фёдорович Дроздов – известный писатель-фантаст, пишущий в разных жанрах. Представляем первую книгу трилогии, ставшей одним из самых популярных литературных проектов автора за последние годы. Роман «Зауряд-врач» написан в лучших традициях попаданчества и альтернативной истории. Нам не в новинку версии о параллельных мирах, где развитие истории идёт по несколько иным сценариям, чем в нашей вселенной. В один из таких миров и попадает наш современник – майор медицинской службы Игорь Иванов. Попадает, погибнув в этом мире после подрыва на мине. В мире параллельном на дворе 1915 год, идёт мировая война, цель которой – уничтожение России. Герой начинает заниматься тем, к чему привык, – спасать людей, применяя познания, о которых столетие назад и слыхом не слыхивали. Неподдельное удивление среди коллег вызывают и другие навыки Игоря: он послужил в горячих точках и умеет держать в руках оружие. Как сложится судьба попаданца? Что его ждёт? Читайте…

---

Довольно смеется. Пятьдесят… Я в сорок пять поймал мину. Стариком себя не ощущал, собирался выйти на пенсию и работать в медицинском центре. Уже договориться успел… Здесь другие представления о возрасте.

– А у вас, Валериан Витольдович?

– Не считал.

– Я считала, – вмешивается Леокадия. – Пять абдоминальных операций и девять торакальных.

– Сколько?!.

– Валериан Витольдович работает очень быстро. Едва успеваю ассистировать.

– А как же наркоз? На него нужно время.

– Его делали в коридоре. Я попросила Михаила Александровича помочь. Он в этом понимает.

Так это Леокадия организовала? А я удивлялся, что раненые на стол поступают подготовленными. Умница!

Говорю это вслух. Леокадия краснеет.

– А вы как думали? – улыбается Карлович. – Думаете, легко зачислить женщину в лазарет? Сколько мне наговорили! Намекали: о любовнице хлопочу. Не смущайтесь, Леокадия Григорьевна, было. Но я настоял. И вот результат. Михаил Александрович тоже молодец. Надо привлекать его к операциям, он интересовался.

Михаил Александрович, в девичестве Мойша Исраэлевич, – мобилизованный дантист. Зауряд-врач. Молодой, чернявый, носатый еврей из выкрестов. Перешел в православие ради поступления в университет. Притворно, как я думаю. Для иудеев в университетах квоты, он нашел лазейку. Ушлый народ! Пусть. Анестезиолог из него хороший. Думаете, легко усыпить раненого эфиром? Он же в нервном напряжении. Не дай бог, очнется на операционном столе! Болевой шок в таком случае гарантирован. У нас не очнулись.

– Ну, что, коллеги? – говорит Карлович. – Потрудимся еще? Понимаю, что устали, но нужно.

Встаем. Карлович прав. Раненые в коридорах лежат…

* * *

Назавтра пришли повозки и забрали раненых. Неподалеку Молодечно, а там – железнодорожная станция. Раненых везут в Минск и Могилев, где развернуты госпитали. Возможно, дальше – Россия большая. Увезли тех, кого можно, тяжелые остались. «Мои» живы. Выглядят неплохо, все в сознании. Карлович удивлен, но виду не показывает. Я тоже молчу. Зачем пенять хорошему человеку? Такого начальника, как Карлович, поискать. К подчиненным относится уважительно, другой бы орал. Видели мы… Тайком от начальника «подпитываю» прооперированных излучением, причем всех – своих и его. Замечаю, что это дается легче, сил словно прибавилось. Это хорошо.

Работаем. Раненые продолжают прибывать. Часть приходит самостоятельно, некоторые – с оружием. Кульчицкий отбирает винтовки и гранаты.

– Нанесли бонб! – ругается в коридоре. – Еще лазарет подорвут!

Оружие он складывает в кладовой. Раненые подавлены. Говорят, что «герман жмет», и фронт может не устоять. Оперируем. Ранения большей частью от шрапнели, много слепых ран. Разрезаю, достаю пули и клочки материи, иссекаю поврежденные ткани, бинтую. Карлович занимается тем же. Едва убедил его не зашивать раны, наоборот, расширять для оттока гноя.

– Огнестрельное ранение стерильно! – убеждает он. – Если не слепое, конечно.

Заблуждение этого времени. И у нас было. Скольких жизней стоило!

– Пуля пробивает мундиры и заносит в рану грязь, – говорю ему. – А еще нитки и клочки одежды. Не все удается удалить. Нельзя шить! Надо оставить для дренажа.

Прислушался, заодно ускорили обработку. К полудню раненые кончились, новые перестали приходить. И канонада стихла.

– Не дай бог, немцы прорвались! – говорит Карлович, его это тревожит.

– Попадем в плен? – спрашиваю.

– Хуже! – морщится он. – Помните Новоселки?

Кручу головой.

– Ах да, память не восстановилась, – кивает он. – Хорошо, что университет не забыли. Эта история прогремела. В Новоселках стоял лазарет Красного Креста. Наступая, немцы его захватили. Раненых и персонал закололи штыками, сестер перед этим изнасиловали. Наши отбили Новоселки через несколько часов, поэтому и узнали.

Знакомый почерк. Не Гитлер создал в Германии нацизм, он имелся и до него. Лагеря смерти для русских военнопленных появились еще в Первую мировую. В Великую Отечественную пилоты люфтваффе рьяно бомбили санитарные поезда и машины, артиллерия стреляла по госпиталям. Медсанбаты, выбирая место расположения, первым делом думали о маскировке, потому что «просвещенные» европейцы убивали раненых и медицинский персонал с садистским восторгом. Через поколение их потомки будут учить нас гуманности…

– Кто бы мог подумать? – вздыхает надворный советник. – Культурная нация – Гейне, Вагнер… И такое зверство!

Знаем мы их «культуру»! Нахлебались.

– Даст бог, пронесет…

Не срослось. Во второй половине дня к лазарету прискакал солдат – на лошади без седла. Без фуражки, глаза безумные. Мы как раз с Карловичем были во дворе.

– Бегите! – закричал солдат. – Немцы идут!

– Где? Далеко? – попытался узнать я.

– Там! – указал он за спину и унесся.

Я глянул на Карловича. Лицо его посерело.

– Валериан Витольдович, уходите! – выдохнул он. – Берите персонал, ходячих больных и прячьтесь в лесу. Дай бог, удастся.

– А вы?

– Остаюсь с тяжелоранеными. Я врач.

– Я тоже.

– Зачем вам умирать? А я стар.

– Поздно, – сказал я, указывая рукой. Из леса на другой стороне луга выезжали всадники. Хорошо были видны серые мундиры. В русской армии они цветные или защитные.

– Пропали! – выдохнули за спиной.

Я обернулся – Кульчицкий. Лицо белое. Решение пришло мгновенно.

– Твои люди могут стрелять?

– Нет, ваше благородие! – замотал он головой. – Их этому не учили. Санитары.

– Слушай меня! Ворота запереть на замок! Подогнать к ним телеги без лошадей – вон несколько стоит. Все оружие, что принесли раненые, туда!

Смотрит на меня изумленно.

– Живо! Бегом марш!

Кульчицкий испарился.

– Валериан Витольдович! Что вы задумали? – забеспокоился надворный советник.

– Николай Карлович, идите в лазарет! Прикажите оттащить койки от окон. Раненые могут пострадать от осколков стекла. Все спрятаться за глухими стенами. И молиться.

Бегу в бывший бальный зал. Здесь уже суета – узнали.

– Слушай меня, братцы! – кричу с порога. – Сюда идут немцы. Всех раненых убьют – природа у них такая. Надо отбиться. Оружие есть. Ходячие раненые, которые могут стрелять, подходи ко мне!

Тишина, все молчат. Неужели не пойдут? С койки справа поднимается солдат с перевязанной головой. Одного глаза не видно. Походит ко мне.

– Стрелять сможешь?

– Да, ваше благородие. Глаз выбило, но другим вижу. И жмуриться не надо, – он ощеривается.

– Как зовут?

– Иван. Трофимовы мы.

– А по отчеству?

– Степаном отца звали.

– Спасибо, Иван Степанович! Кто еще?

Ко мне, ковыляя, подходят еще четверо. Немного. Но хоть столько.

– Идем, братцы!

Кульчицкий не подвел. Кованые ворота заперты, перед ними телеги. В них навалены винтовки и ремни с подсумками. Лежат какие-то сумки. Открываю одну. Внутри – ребристые яйцевидные гранаты, похожие на Ф-1, только колпачок латунный.

– Хранцузские бомбы, – говорит Иван и берет одну. – Это надо прижать, кольцо выдернуть, а потом бросать. Лучше – подальше. Близко нельзя – осколками посечет.

– Кто еще бросал бомбы?

В ответ – молчание.

– Их недавно привезли, – говорит Иван. – Нам ахвицер показывал. Я кидал, другие побоялись.

Вручаю ему сумку с гранатами, другую беру себе.

– Приготовились!

Солдаты берут винтовки и начинают их заряжать. Патроны в пачках. Оттянул затвор, сунул пачку в магазин, затвор вперед – и стреляй. Поворачивать, как в трехлинейке, не надо. Из-за этого винтовка остается на линии огня, что облегчает прицеливание. Патроны кончатся – пачка выпадет вниз. В той жизни у меня был друг Жора – большой любитель пострелять. Приглашал меня. Оружия у него было – как у Сороса денег. Манлихер тоже имелся, и я из него стрелял. Хорошая винтовка, бьет точно…

План мой прост. Поместье окружает кирпичная ограда. Она высокая, с ходу не перескочить. Ворота из кованых прутьев с остриями – перелезть сложно. Солдаты зарядили винтовки и примкнули штыки. На мой взгляд – зря, но им виднее. Смотрю на луг. Немцы уже близко, рысят по дороге. Прикидываю число – с полсотни. Хреново. Моя инвалидная команда им на один зубок. Может, проедут? Дорога идет мимо имения, дальше – село. А там «яйко, млеко»…

– Не стрелять!

Не повезло. Рысивший впереди немец указывает на имение. По его команде отряд сворачивает и выстраивается фронтом к лазарету. Снимают винтовки… Заметили? Невольно приседаю. Над лугом будто ткань разорвали. Звенят, осыпаясь вниз, стекла. Оборачиваюсь. Стены поместья в щербинах от пуль. Легли высоко, и большая часть – в красный крест. Он большой и виден издалека. Сволочи! Стреляли, чтоб запугать.

– Приготовиться!

Приникаю к прицелу. Хорошо видны плечи и головы немцев. До них метров двести. На таком расстоянии я всегда попадал, правда, было это давно. Выравниваю мушку с краями прорези целика и навожу ее на грудь ближнего всадника.