Владимир Сотников - Холочье. Чернобыльская сага

• Название: Холочье. Чернобыльская сага
• Автор: Владимир Сотников
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-119983-8

Жизнь пишется на неведомых носителях, и человек вечно занят разгадкой этих записей. «Будь я атомом, в капле воды увидел бы океан. Так и в Холочье я видел мироздание», – думает герой романа о деревне, в которой вырос и которая была стерта с лица земли чернобыльской катастрофой. Эта книга написана не словами, а смыслами. Автор создает своего рода феноменологический рисунок жизни. Пожалуй, в современной русской литературе трудно найти столь неожиданный взгляд на человека, социум и природу в их единстве.

---

Самое необъяснимое для меня во всей этой истории – его слова, сказанные мне, не помню когда и где, у костра ли, в лесу, в походе или где-то еще: «Когда-нибудь ты об этом расскажешь».

13

Наводя окуляр своей памяти (странный прибор, который я не в силах ни с чем сравнить) на жителей Холочья, я боюсь забыть и навсегда потерять многое из того, что видел тогда, и чувствую при этом, что мой страх связан не только с людьми. Это страх потери виденной когда-то жизни именно в ее картинах и в предметах, эти картины наполнявших. Я так и не научился отмахиваться от него, так и не привык к своему, казалось бы, естественному бессилию помнить все до мельчайших подробностей. Разве можно помнить все? – успокаиваю я себя. На помощь мне приходит мое же собственное открытие, моя мысль о том, что жизнь и не требует таких усилий памяти, не требует такого умения, слов и даже такого желания – она и без этого записывается, пишет себя сама, существует без меня. Нетрудно оказалось понять это, как будто подумал не я, а сама природа, непонятная мне огромная мыслительная субстанция, частью которой являюсь и я.

Но мне мало этого огромного объяснения и оправдания, я хочу быть сильным сам по себе, остаться со своей маленькой силой, как первобытный художник, делающий на стене пещеры простые рисунки.

Как рискую я быть непонятым не только в том, что сейчас написал, но и в том, что напишу вослед. Смейся надо мной, читатель, закрывай книгу в досаде на странные и непонятные слова, но я скажу их, потому что они подтверждают мое сравнение с первобытным художником. Я выбираю из своих воспоминаний о предметном мире, в котором жил, обычную тропинку – точнее, ее часть, ее фрагмент, – как рисунок на стене пещеры.

Тропинка пересекала неглубокую канаву перед шоссе не перпендикулярно, а под углом, наклоняя свою поверхность, как лента Мебиуса, на спуске влево, а на подъеме вправо. Сначала я ожидал этого места, а миновав, вспоминал, решив, что любая дорога должна быть такой – с выбранным из всей ее протяженности отрезком, которому придаешь особенное значение, местом, к которому сначала стремишься, а потом от него отдаляешься. И смысла в нем не меньше, чем в цели, к которой направляешься.

Даже сейчас, вспоминая, я отказываюсь от радости разогнаться на велосипеде и нырнуть в эту ложбину, чтобы потом взлететь на насыпь. Нет, мне больше нравилось идти пешком, удивляясь с каждым шагом ощущению собственной тяжести, вспыхивавшему в этом месте с такой силой, будто земля, вдруг опомнившись, доказывала мне мое существование. На велосипеде нельзя остановиться, а пешком остановиться можно, я всегда это делал внизу, на дне, где лента тропинки начинала переворачиваться, где я и чувствовал свою тяжесть. Вот я шел, и в движении меня почти не было, вот я остановился и появился, вот смотрю себе под ноги на невидимое земное притяжение и становлюсь бесконечным. И даже теперь иногда мне кажется, что думать и чувствовать я научился на этом самом месте, не раньше и не позже, а когда впервые понял, что я – не только я, а часть всего. Что все пронесшееся во мне становится уже не только моим, но и растворенным в этой тропинке, как дождь. Помню, как я думал об этом, и свидетель тому мое недовольство, что никак не удавалось сравнить себя с каплями дождя, наверное, не хватало внешнего сходства.

Скоро осень, скоро школа, я буду каждый день проходить по этой тропинке, видеть под ногами эти гладкие и втоптанные в плотную землю камешки – дробящие мои чувства или собирающие их воедино? Маленький кирпичный осколок напомнил о печнике, который, смеясь, дал мне понюхать в пригоршне глинистый раствор, пахнущий, по его утверждению, яичницей, и когда я приблизил нос, ткнул в него раствором, заполнив ноздри – в этом и состояла его шутка. Наверное, когда-то в его детстве так подшутили и над ним, но я уж точно не стану продолжать эту традицию, она забудется. Останется только печка.

В который раз я не решаюсь вытащить из тропинки другой, овальный камень, чем-то похожий на меня самого. Я представлял его еще по дороге через поле, решив, что он должен лежать у меня в кармане, чтобы всегда и везде была со мной эта весомая частица мира. Мне хочется такого соединения, но не могу нарушить здесь ничего, сразу представляя, что буду потом укладывать камень на место, смеясь над собой из-за этого странного занятия, как будто кто-то опять надо мной подшутил. Я сам. Разве это мысли? – думаю я. Разве это чувства? Разве сливается эта тропинка с жизнью, ее окружающей? А я, словно отвечая, вглядываюсь в неповторимую этим летом, после весенних и дождевых ручьев, мозаику впечатанных камней, сравниваю их с людьми, знакомыми и неизвестными, оживляя их застывшую жизнь. Засохшие листья и травинки переносятся ветром, и в этом соединении движения и покоя появляется доказательство того, что я, глядя на это, перенес сюда свои чувства, которых здесь не было без меня. Я переносил их тогда даже на расстоянии, находясь дома или в другом месте дороги, это же делаю и сейчас, из другого времени.

И вдруг меня пронзает мысль: не может быть. Не может тропинка сама по себе так притягивать мою память. Не может. Что-то случилось здесь такое, что заставило выбрать ее из многих забытых обрывков пейзажа.

Был вечер, переходящий в ночь. В доме все померкло вокруг лежащего на диване отца с побелевшим, как лист бумаги, лицом. Он не шевелился, лишь подрагивали его ресницы и пальцы рук, которые он прижал к груди. Мама хлопотала над ним, пахло лекарством. «Беги скорее за Юзиком!» – толкнула она меня к двери, и я побежал в темноте через поле напрямик.

Было даже не темно, а черно, и дорогу я не видел, а бежал по памяти. Долго бежал, и в голове звенело только это слово: долго, долго… Как я мог забыть, что тропинка в этом месте ныряет вниз? На всей скорости, оступившись, услышав, как что-то хрустнуло в ноге, я пролетел по воздуху и ударился о противоположный склон канавы. Ничего страшнее со мной не было ни до того, ни после. Это был ужас остановки моего движения, моей скорости, моего дыхания – всего живого, что было во мне и вокруг. Тело застыло от удара о землю, как в судороге, я не мог даже выдохнуть. Все было черно передо мной, и показалось, я исчез. А как же все? Как же отец? Как я свяжу два дома, мой и дом фельдшера, до которого было уже совсем близко? Я не мог двигаться, а сознание, наоборот, вспыхнуло во сто крат – это было страшно. И я взмолился, нет другого слова вместо этого: мне надо идти! Не надо мне ничего, только мое движение! И есть, есть в мире чувства без тела, есть сила без человека – она вдруг соединилась с моим сознанием и вытолкнула меня из этой канавы, из этой земной впадины. Я не помню, как это произошло, но помню ощущение, что я не один, что эта сила коснулась меня своим чувством, обратным земному притяжению, как будто однополюсный магнит толкнул меня – иди!

Я успел, почти ползком, не помню как – доковылял, допрыгал, догреб руками до дома Юзика. Он поспешил к нам, схватив свой чемоданчик, а я остался лежать у него на кушетке, со мной возилась его взрослая дочь, наложив мне шину на ногу. Все обошлось.

Моя тропинка, моя лента Мебиуса… Встречу ли я еще когда-нибудь протуберанец твоей силы?

14

Как же люблю я библейскую слитность моего деревенского детства! В этом месте слияния рек взгляда, чувства, причины и следствия было все одновременно. Я не умел еще думать и вместо этого только чувствовал. Наверное, поэтому мне и кажется, что все события, все подробности той жизни не шли последовательно друг за другом, а случились одновременно, сошлись, да, сошлись вокруг меня, как будто я был в центре круга, по которому летели, сливаясь, эти картины. Отец, как делают это все взрослые с детьми, кружил меня за руки, и я, в очередной раз остановившись, успокаивая головокружение, неожиданно не только для него, но и для себя спросил: «А здесь все вместе? Деревня наша, дом, ты, я, деревья – все вместе?» Он даже не удивился, а только слегка улыбнулся: «Конечно».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.