Джонатан Келлерман - Обман

• Название: Обман
• Автор: Джонатан Келлерман
• Жанр: Зарубежные детективы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-103568-6

Джонатан Келлерман – один из самых популярных в мире писателей детективов и триллеров. Свой опыт в области клинической психологии он вложил в более чем 40 романов, каждый из которых становился бестселлером New York Times. Практикующий психотерапевт и профессор клинической педиатрии, он также автор ряда научных статей и трехтомного учебника по психологии. Лауреат многих литературных премий. Отчаянный зов на помощь остался неуслышанным. Учительница Элиза Фриман была найдена в своей ванной, заполненной сухим льдом. А рядом лежал диск с видеозаписью ее гневного обличения своих обидчиков – троих коллег по колледжу, постоянно домогавшихся до нее. Но обстоятельства смерти Элизы выглядели настолько странно, что шеф полиции Лос-Анджелеса сразу передал дело лучшей паре сыщиков – лейтенанту Майло Стёрджису и психологу Алексу Делавэру. И намекнул, что более секретного расследования у них еще не было…

---

– Я знаю, что ты у нас – гурман, Стёрджис, – шеф кивнул на меню.

– Спасибо, сэр.

Шеф надвинул пониже серую бейсболку. Вместо обычного черного костюма с галстуком за пятьсот долларов на нем были джинсы и коричневая кожаная куртка до пояса. Козырек и огромные зеркальные солнцезащитные очки закрывали большую часть его нещадно изрытого оспинами лица необычной треугольной формы. То, что осталось, скрывали густые белые усы.

Шеф – один из немногих людей, рядом с которыми Майло смотрится красавцем с идеальной кожей.

Появилась еще одна официантка с забранными в хвост волосами, вооруженная планшетным компьютером.

– Что будете заказывать?

– Номер шесть, – как и ожидалось, заявил Майло. – Я заказал оленину с бизоньим беконом.

– А как же холестерин, доктор Делавэр? – поинтересовался шеф.

– Просто я люблю бизонину.

– «Буффало Билл и индейцы прерий». Похоже, в вашем роду были коренные жители Америки, а?

– В моем роду кого только не было.

– Метис. Прямо как я.

Если то, что я слышал о шефе, правда, он чистокровный ирландец.

– Во мне есть кровь ирокезов, – сообщил шеф. – Во всяком случае, так утверждала моя бабка по отцу. Непонятно только, верить ли ей. Бабка была не дура по части выпивки. – Он повертел палочкой в воздухе. – Вроде вашего родителя.

Я промолчал.

Шеф снял очки. Маленькие черные глазки внимательно изучали мое лицо. Форменный дерматолог в поисках прыщей.

– Выпивка – такое дело, не способствует правильным решениям.

– Говорят, эта проблема иногда передается по наследству, – согласился я.

Шеф повернулся к Майло.

– А ты-то каким местом думал, когда потащил его домой к Фримен без моего разрешения, да еще наплел с три короба Крейтону? Решил, что тот мне не позвонит и не уточнит?

– Я был уверен, что позвонит, сэр.

Шеф швырнул палочку на тарелку.

– И что тогда? Это такой способ послать меня на хрен с моими распоряжениями?

– Нет, сэр. Это способ выполнить работу как можно лучше с учетом всех имевшихся обстоятельств.

– Без него ты не можешь работать? Это называется «психологическая зависимость», да?

– Это называется «решение, основанное на предыдущем опыте», сэр.

– Ни шагу без психиатра?

– Когда дело необычное и доктор Делавэр не занят, его участие помогает в раскрытии. Я думал, вы с этим согласны, поэтому не предвидел возражений.

– А Крейтон тебе что сказал?

– Крейтон – бюрократ.

Шеф снова поднял палочку и принялся с чувством катать ее между пальцами. Черные глазки перебегали с Майло на меня и обратно.

– Значит, ты не предвидел возражений.

– Я исходил из…

– Я уже понял. Все равно оправдание – хреновое. Удивительно, как только доктор тебя терпит.

Шеф дважды приглашал меня на работу в департамент полиции на должности одна заманчивей другой, и я дважды отказывался.

– Я понимаю, Стёрджис, зачем специалист по психам нужен в делах, где пахнет патологией, но что-то я не чувствую никаких сексопатологических ужасов в деле Фримен.

– Тело в сухой углекислоте, непонятная причина смерти и полнейшее пренебрежение надлежащей процедурой расследования. Для меня это означает необычное дело, – не сдавался Майло.

– Вы тоже думаете, что дело необычное, доктор?

– Оно отличается от других.

– Стёрджис объяснил, что ситуация деликатная?

– Да.

– И чем он это объяснил?

– Ваш сын заканчивает Виндзорскую академию и подал документы в Йель.

– Ваше мнение о Йеле?

– Один из лучших университетов.

– Прекрасная репутация, – подтвердил шеф. – Точно такая же, что была до недавнего времени у всех этих чудодейственных инвестиционных банкиров и прочих болванов из ипотечных агентств. Потом они публично обделались – и что же оказалось внутри, стоило их поскрести? Полная пустота!

– Вам не нравится Йель?

– Мне слишком на него наплевать, чтобы он нравился или не нравился, доктор. Все они одинаковые, эти питомники для испорченных богатеньких ублюдков и тех, кто еще только метит в испорченные богатенькие ублюдки. Несколько лет назад гении из приемной комиссии Йеля отклонили тысячи заявлений о приеме от одаренных – и подтвердивших свою одаренность! – молодых американцев, зато зачислили афганца, который чуть ли не официально представлял «Талибан». Готов пари держать, что парень даже не слышал никогда ни о дифференциальном исчислении, ни о культуре политических дебатов. На следующий год те же умники зачисляют на художественный факультет так называемую студентку, чье представление об искусстве сводилось к тому, чтобы забеременеть, после чего сделать аборт и заснять на видео все аппетитные подробности. Дальше она только раз за разом повторяла все то же шоу, и хорошо еще, если научилась имитации вместо реальных абортов. Наш мир и наше искусство давно превратились в пародию, Рембрандт извертелся в гробу!..

– Это точно, – согласился я.

– И у меня нет никаких особых претензий именно к Йелю – все эти богоугодные заведения из Лиги плюща одним миром мазаны. Не понимаю я лишь, почему Чарли так рвется именно в Йель, если его мать окончила Колумбийский университет и защитила диссертацию по правоведению в Пенсильванском, а сам я получил свою дурацкую степень магистра в Гарварде? Два года мотался в Бостон каждую неделю только ради того, чтобы слушать, как надутые болваны часами переливают из пустого в порожнее. Когда закончил, сдуру решил посетить выпускную церемонию. Потащил туда мать и жену, Чарли тогда еще не родился. Выпуск в Гарварде проводят на внутреннем дворе. В восемнадцатом веке, когда Гарвард был всего лишь училищем богословия для кучки богатых юных кретинов, там, наверное, все желающие помещались. Сейчас туда влезает хорошо если четверть тех, кто решит прийти, поэтому места распределяют заранее, да еще с предпочтением к богатым придуркам, от которых можно ждать пожертвований. Матери было восемьдесят семь лет, они с моей женой стояли два часа в очереди на вход на тридцатиградусной жаре, а когда добрались до своих мест, вообще не могли разглядеть сцены, потому что молодняк впереди них поднялся, чтобы лучше видеть, и плевать хотел на тех, кто сзади. Еще на ряд дальше сидели очень милые чернокожие тетушки из Бронкса – их племянница была первой в семье, кто окончил университет, – и они так и не поняли, в чем заключалась церемония. Жена повернулась к ним и объяснила: «Вот такие же гениальные организаторы развязали войну во Вьетнаме». Все они одинаковые, доктор. Высокомерие при полном отсутствии здравого смысла.

– Вся Лига плюща?

– Вообще все «элитные» заведения. Это как в средней школе – бездарные ничтожества могут рассчитывать на популярность, только опустив остальных. – Шеф скорбно покачал головой. – У моего пацана преимущественное право поступления в Колумбию, Пенсильванию и Гарвард, где учились его родители, а ему Йель подавай!

– В его возрасте такое бывает, – заметил я.

– Идиотское упрямство?

– Желание добиться чего-то самостоятельно.

– Опять начинается психология! – шеф поморщился. – Ну да, моя жена говорит то же самое. Дескать, Чарли выпала нелегкая доля – якобы его воспринимают только как сына своего отца, и он должен доказать собственную индивидуальность. Чушь собачья! Я что, кого-то когда-то подавлял? Кого угодно, только не Чарли, слово даю! Да он меня вдвое умней, и еще играет на, мать-его-перемать, виолончели!

Майло не сумел скрыть ухмылки.

– Наслаждаешься, паршивец! Застал меня в ситуации, когда я не могу, как обычно, хорошенько поддать тебе под зад… Я сказал Чарли подавать и в Гарвард, с преимущественным правом туда зачисляют заранее, и это ни к чему не обязывает, если поступишь куда-то еще. А он говорит: «Нет, это нечестно по отношению к выпускникам, которые действительно хотят в Гарвард». Как, по-вашему, какой был конкурс в «большую тройку» в прошлом году? Гарвард, Йель и Принстон? Шестнадцать человек на место, черт бы их всех побрал, а в этом году будет еще хуже, очередной демографический пик. У Чарли, если считать надбавки за факультативы и продвинутые курсы, средний балл даже выше, чем «отлично»; на SAT он набрал тысяча пятьсот сорок с первой попытки! Думаете, его зачислят автоматом? Забудьте!

Я попытался его успокоить:

– Его шансы и сами по себе очень высоки. Ну и то, что он сын своих родителей, тоже пойдет на пользу.

– В каком смысле?

– Вы знамениты.

Шеф ударил себя кулаком в грудь.

– Будь я безмозглой кинозвездой и папашей такого же безмозглого отпрыска, я уж точно сошел бы за знаменитость! Для этих высоколобых болванов я – карьерист, поднявшийся из самых низов, да еще и правых взглядов, – и не надо мне говорить, что политика тут не играет роли! Чарли у меня молодчина, но это даже при самых благоприятных обстоятельствах еще не означало бы, что ему можно заказывать билет в Нью-Хейвен. И тут на тебе! Сначала она записывает идиотское видео, а потом еще и дает себя убить… Да этим болванам сгодится любой повод, чтобы вместо моего Чарли зачислить какого-нибудь инженерного гения из «ХАМАС» и учить его, как лучше делать сраные ракеты!