Кортни Шейнмел - Список для выживания

• Название: Список для выживания
• Автор: Кортни Шейнмел
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-00154-251-3

Слоун винит себя в смерти старшей сестры. Единственное, что у нее осталось от Талли, – загадочный список: чьи-то инициалы, названия улиц и неизвестный номер телефона. Предсмертная записка, игра или шифр – что хотела сказать сестра? Слоун одержима идеей разгадать эту тайну. Подсказки приводят ее в Калифорнию к молодому человеку по имени Адам. Вместе с ним она оказывается в самых романтичных местах на побережье. Но можно ли ему доверять? Почему Талли вела двойную жизнь? О каких семейных трагедиях она молчала?

---

– Если хотите пиццу, пойдемте есть пиццу, – сказала Джуно.

Мы пошли в «Трепичионе», потому что там работал Мак, брат нашего друга Броуди, и когда не было начальника, он продавал нам пиво. Так себе приманка, лично я ненавижу пиво. Чуть позже пришла подруга Сорайи Рэйчел и заказала целый графин. Она хотела налить мне, но я замотала головой.

– Нет, спасибо.

– Джуно? – спросила Рэйчел.

– Не могу, – ответила она. – Я за рулем.

– Знаешь, Слоун, – сказала Сорайя. – Из тебя получился бы отличный трезвый водитель, если бы ты научилась водить.

– Да, знаю.

Я ужасно себя чувствовала, потому что Джуно было так плохо, и ей наверняка не помешало бы выпить. Но я еще не сдала на права, и у меня было только удостоверение ученика. В штате Миннесота водить с таким удостоверением разрешено, только если на переднем сиденье сидит водитель старше двадцати одного года с действующими правами. К счастью, все в компании были младше двадцати одного года, потому что я бы все равно не села за руль.

– Мне правда не нравится вкус пива, – сказала я Сорайе.

– Да, и мне, – призналась она. – Но я его все равно пью.

– Звучит как метафора старших классов, – сказала я и взглянула на Джуно.

Такая у нас была внутренняя шутка – придумывать метафоры. Подруга говорила, что я чаще других их использую, и все время пыталась придумать собственную метафору – чем смешнее, тем лучше. А я, наверное, просто любила писать и находить взаимосвязь. Я мечтала стать писательницей, когда вырасту. На самом деле учительница английского доктор Ли считала, что я уже писательница: «Чтобы стать писателем, нужно всего лишь начать писать», – утверждала она. Еще она говорила, что настоящие писатели – не те, кому легко пишется, а те, кто пишет, даже когда трудно.

Я люблю писать. Всегда любила, сколько себя помню. До пятого или шестого класса я даже не понимала, что уроки литературного творчества нравятся не всем, а когда поняла, меня это просто поразило. Конечно, я знала, что вкусы у всех разные. Кто-то любит шоколадное мороженое, а кто-то ванильное. Кто-то любит мягкое арахисовое масло, а кто-то – с кусочками. (Безумцы.) Но как можно предпочесть математические графики или заучивание карт созданию нового мира с помощью слов? Вот что я люблю. Каждый день нам в голову приходят идеи. Возникают из ниоткуда и чаще всего уходят в никуда. Но когда мы пишем, идеи можно сохранить и даже что-то на них построить. Создать что-то из ничего. Волшебство.

Так вот, выяснилось, что Джуно смертельно боялась заданий по литературному творчеству. Когда мы стали старше и нам разрешили самим выбирать уроки, которые мы хотим посещать, она поклялась никогда больше не ходить на литературное творчество. Что тут сказать? Джуно немножко ку-ку. Она и арахисовое масло любит с кусочками. И тем не менее даже она любила хорошую метафору. Правда, не в этот раз. Она даже не улыбнулась.

– Знаете, в кино так часто бывает, что парень и девушка ненадолго расстаются, чтобы проверить, будут ли они скучать друг по другу. Они договариваются о месте и времени: если оба туда придут, то они будут вместе, – сказала Джуно.

Мы закивали. Она продолжила:

– В кино все всегда заканчивается хорошо. Оба понимают, что сильно скучают друг по другу, что они любят друг друга, поэтому воссоединяются с новой силой и остаются вместе навечно. Видимо, кино про то, что парень не приходит, потому что больше не хочет ее видеть, просто не снимают.

– А вы договорились, где встретиться? – спросила Рэйчел.

– Нет. Но если бы договорились, то Купер бы не пришел, и поэтому про меня кино никогда не снимут.

– Конечно, снимут, – возразила Сорайя. – Просто ты сейчас в середине истории, когда кажется, что надежды нет, потому что парень не пришел. Ближе к концу ты встретишь другого, намного лучше, и вас захлестнет такая сильная любовь, о которой вы даже мечтать не могли. Бах. Конец фильма.

– Не нужен мне другой. Мне нужен Купер.

– К концу фильма ты про него забудешь, – сказала я.

– Не забуду, – настаивала она. – Лучше страдать с Купером, чем веселиться с кем бы то ни было.

– Ох, Джуно. – Я погладила ее по волосам, убранным в хвост, и случайно задела магнит слухового протеза, который крепился к ее правому уху.

Когда ей был год, она переболела менингитом и чуть не умерла. Из-за сильной лихорадки у нее пропал слух. Когда Джуно поправилась, ей сделали операцию и вживили кохлеарный имплантат. Над обоими ушами у нее маленькие микрофончики, а под кожей, в ушных раковинах, электроды с магнитами. С ними она слышит почти так же хорошо, как обычный человек. Но ночью, когда их снимает, не слышит ни звука. Утром ее будят специальные будильники: один вибрирует под подушкой, другой мигает в лицо. Ну, и мама заходит проверить на всякий случай.

Джуно вернула магнит на место быстрым машинальным движением, как будто ничего не произошло, и прижалась ко мне. Разумеется, ей было плохо, но в глубине души я завидовала подруге. Из всех нас я была единственной, кто никогда не влюблялся, и я все ждала, когда же это со мной произойдет. Но вслух я ничего не сказала, а только покрепче обняла Джуно. Вот что происходило со мной, вот мои мысли и чувства. Я проживала последние мгновения обычной жизни, а потом все пошло наперекосяк. Никому не дано знать, когда нормальной жизни придет конец. Иначе это бы не называлось нормальной жизнью.

Так что, хотя в тот момент Талли уже приняла решение и совершила то, что совершила, я об этом еще ничего не знала. Всего в нескольких километрах от пиццерии мой папа приехал домой с работы в обычное для него время. Припарковался у дома на своем месте справа, поднялся по лестнице, вытер ноги о коврик, даже если ботинки у него были чистые. Папа – человек привычки, поэтому я точно знаю, что сначала он пошел на кухню, положил портфель на стол и достал из шкафа над раковиной стакан. Потом открыл морозильник и взял пару кубиков льда – он единственный в нашей семье любит напитки со льдом. Из крана на кухне он налил в стакан воды, а потом пошел по коридору в сторону ванной, как раз посередине между нашими с Талли комнатами (мы однажды измеряли расстояние шагами). Тут он ее и нашел.

Талли еще дышала, но еле-еле. Она лежала на полу, а рядом с раковиной валялись пустые пузырьки из-под таблеток. Папа позвонил в службу спасения. Его не пустили в машину скорой помощи, поэтому он поехал на своей машине, и он, мой папа, Гарретт Дж. Вебер, самый спокойный человек в мире, не смог не нарушить дорожные правила. Его остановил сотрудник полиции Голден-Валли, наверняка из благих намерений, потому что решил, что папа – один из тех, кто гонит за скорой, чтобы побыстрее добраться куда нужно. Когда он доехал до больницы, над Талли уже трудилась команда врачей.

Папа позвонил мне из приемного отделения. Телефон завибрировал, как раз когда в разговоре повисла пауза. Окошко тишины длиной около пяти секунд. Если бы папа позвонил в другой момент, я могла бы его и не услышать. Джуно все еще прижималась ко мне. Когда я потянулась за телефоном, она отодвинулась. Я оглядываюсь назад на те секунды, вспоминаю, как расстегнула сумку, увидела, кто звонит, поднесла телефон к уху: «Да, пап». Последние мгновения той жизни. А потом папа сказал, где он и почему, и я стала другим человеком. Всего миг, и «до» превратилось в «после».

Джуно довезла меня до больницы и вместе со мной вбежала в приемное отделение. Я подлетела к регистратуре с криком: «Моя сестра! Моя сестра!» Нас отвели в зал ожидания. Там вышагивал взад-вперед папа. Я рухнула на потертое кресло с деревянными подлокотниками. У меня сильно вспотели ладони, и все выскальзывало из рук. Я вытерла мокрые ладони о джинсы и уткнулась лицом в колени. Джуно положила руку мне на спину. Как быстро мы поменялись ролями. Я почувствовала тепло ее руки, и мне стало хорошо, а потом плохо. Слишком жарко. Я встала, начала ходить по комнате вместе с папой, потом опять села.

Прошло пятнадцать минут, или двадцать, или тридцать, или несколько часов. Казалось, время остановилось. Наконец к нам вышла доктор. Она представилась, но я тут же забыла ее имя. Она попросила папу сесть, и я тут же вскочила с места, как корова, которую ударили электрическим хлыстом. Так бывает, когда ты все понимаешь. Тебе еще не сказали, но ты уже все знаешь. Я знала, что моя сестра умерла. Знала.

Доктор с неизвестным именем не просила бы папу сесть, если бы с Талли все было хорошо. Я убежала в угол. Искала, где спрятаться. Я бы залезла под стул, если бы это помогло, хотя мне уже исполнилось семнадцать, а старшеклассницам не пристало прятаться под стульями. Не пристало затыкать уши, чтобы не слышать те самые слова. Но если бы я не услышала то, что доктор собиралась сказать, я бы думала, что все еще может наладиться. Талли поправится.

– Слоун, – резко произнес папа, и я опустила руки по швам, уставившись на него, Джуно и, наконец, на доктора.

– Мы сделали все, что было в наших силах, – сказала она. – Использовали все возможности. Но не смогли ее спасти.