Яна Вагнер - Вонгозеро. Эпидемия

• Название: Вонгозеро. Эпидемия
• Автор: Яна Вагнер
• Жанр: Социальная фантастика
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-116644-1

«Вонгозеро» – роман-катастрофа, антиутопия, роуд-стори, постмодернистский триллер. Вошел в лонг-листы премий «НОС» и «Национальный бестселлер», был переведен на 11 языков и стал финалистом премий Prix Bob Morane и журнала Elle. В конце 2019 года на платформе ТНТ-Premier выходит его экранизация – киносериал «Эпидемия». «Город закрыли вдруг, ночью. Я точно помню, тревоги еще не было. Невозможно было представить себе, что карантин не закончится за несколько недель. По телевизору в эти дни говорили “временная мера”, “ситуация под контролем”, “в городе достаточно лекарств, поставки продовольствия организованы”. Это было по-своему даже приятно – внеурочный отпуск; наша связь с городом была не прервана, а просто ограничена. Идея пробраться туда казалась несрочной… Все случилось так быстро. Мы ужаснулись тому, какими были беспечными. Четыреста тысяч заболевших!» Так начиналась .

---

На лестнице я столкнулась с Лёней и Мариной, они о чем-то спорили вполголоса. Увидев меня, она сказала растерянно:

– Представляешь, я не смогла туда зайти. Лёнька забыл, конечно, кучу всего, и одежки Дашкины взял не все, и белья не нашел, и много всего по мелочи. Я хотела сходить сама, правда хотела. И не смогла, я даже не вышла за ворота. Дым еще этот ужасный, – а потом опять повернулась к Лёне: —Нет, не пойду. Вот, возьми, я все тебе тут написала. Дашкин красный комбинезон в шкафу справа, и мой лыжный костюм, ну тот, белый, в этой жуткой куртке я не поеду. И термобелье, Лёня, ты же помнишь где оно, ты сам его складывал.

Страдальчески закатив глаза, Лёня взял список у нее из рук и пошел к двери, а она крикнула ему вслед:

– И шкатулку мою не забудь! На столике возле зеркала.

– Маринка, – застонал Лёня, – мы едем не в Куршевель, ну нафига тебе там цацки твои? – и не дожидаясь ответа, вышел за дверь.

– У нас соседка была в Ростове, – сказала Марина тихо, – давно. Богатая такая старуха, вся в кольцах. Картины, собачка, волосы крашеные. Мы с мамой ходили к ней окна мыть. Так вот, она всегда говорила, что бриллианты нужны для того, чтоб их, если что, обменять на хлеб. Он не понимает просто. Я тут ничего не оставлю, ничего.

Мы носили вещи еще два часа, сделав короткий перерыв на еду. Накормив детей (даже Мишка безропотно съел тарелку каши), Ира все-таки приготовила яичницу, которую все ели на бегу, даже не усаживаясь за стол, и мне даже не было жаль, что не удалось последний раз посидеть за нашим большим столом, который я так любила, слишком странная получилась бы компания. Из оставшихся хлеба и сыра она наделала бутербродов и положила по свертку в каждую машину. Каждый раз, когда казалось, что все уже собрано, кто-нибудь вспоминал о чем-то очень важном. Инструменты, говорил Сережа, и они с папой устремлялись в подвал, на пути крикнув мне – Анюта, ты взяла бы справочник какой-нибудь медицинский, нет у вас? У нас есть, кажется, вспоминала Марина, и Лёня снова бросался через дорогу, в свой пустой дом с темными окнами; и для всякой новой вещи приходилось искать свободное место, снова переставляя сумки, мешки и коробки. Три машины стояли на площадке перед домом с задранными вверх багажными дверцами. В наступающих сумерках они выглядели, как диковинная скульптурная группа. Разоренная Нива дремала тут же, папа сорвал с нее длиннющую антенну и вынул из салона коротковолновую рацию и полез ко мне в Витару подключать ее. Как же я ненавидела эту проклятую рацию. У тебя антенна, как у таксиста, говорила я, хотя на самом деле меня сердила Сережина привычка слушать разговоры дальнобойщиков: «куплю топливо», «на сорок пятом километре машинка работает, ребята, поосторожней». В последнее время это была любимая Сережина игрушка, и в наши редкие совместные поездки он обязательно включал ее, расшифровывая чужие разговоры сквозь шорох помех, пока я злилась и курила в окошко. Пошел легкий снег. Когда место в машинах закончилось, последние коробки прикрутили к багажнику на крыше Сережиной машины, обмотав полиэтиленовой пленкой. В самом конце Сережа вынес из дома свои охотничьи ружья и отдал одно из них Лёне. Стрелять-то умеешь, спросил он, но Лёня только обиженно пробурчал что-то и уволок ружье к себе в машину. Наконец, сборы закончились. Папа встал на пороге и крикнул внутрь дома:

– Все на выход! Собираться можно вечно. Уже половина пятого, ждать больше нельзя!

И Марина с Ирой вывели детей.

Когда все уже были снаружи, Сережа сказал мне:

– Пойдем, Анька, закроем все.

Выключив везде свет, мы немного постояли в прихожей, у самой входной двери. Сквозь большие окна по-лунному мягко заглядывал неяркий уличный фонарь, отбрасывая на светлый, в паутине мокрых следов пол вытянутые бледные тени. В дальнем углу коридора белел какой-то смятый, забытый листок бумаги. В небольшой лужице подтаявшего снега у нас под ногами мокли ненужные теперь тапочки, и почему-то их было пять штук, именно пять, и я наклонилась, чтобы собрать их, потому что нужно было найти шестой, обязательно нужно, он наверняка где-то здесь, и составить аккуратно, парами.

– Аня, – сказал Сережа у меня за спиной.

– Сейчас, – ответила я, сидя на корточках и заглядывая под калошницу. – Я только…

– Не надо, – сказал Сережа. – Брось. Пойдем.

– Ну подожди полсекунды, – начала я, не оборачиваясь, – я… – и тогда он положил руку мне на плечо.

– Вставай, Анька, всё, – и когда я поднялась и взглянула ему в лицо, улыбнулся: —Ты как капитан, последним покидающий судно.

– Не смешно, – ответила я, и тогда он обнял меня и сказал мне в ухо:

– Я знаю, малыш. Давай не будем затягивать этот момент, пойдем скорее, – и шагнул через порог, и ждал снаружи с ключами в руке до тех пор, пока я не вышла за ним.

Лёня с Мариной уже устраивали девочку на заднем сиденье своей машины, закрепляя ремешки детского кресла, а папа, Мишка и Ира с мальчиком стояли поодаль и смотрели, как мы запираем дверь.

– Ир, вы с Антошкой поедете с отцом на Анькиной Витаре, – сказал Сережа. – Пап, возьми у Ани ключи. Мишка! Садись в машину.

– Пошли, Антон, – Ира взяла мальчика за руку, и он пошел было за ней, но перед самой машиной неожиданно выдернул руку из ее ладони и сказал громко:

– Я хочу с папой.

– Мы поедем с дедушкой, Антон, а папа – впереди. Мы будем говорить с ним по рации, – она наклонилась к сыну и взяла его за плечи, но мальчик оттолкнул ее.

– Нет! – крикнул он. – Я с папой!

Мишка, уже успевший залезть в машину, высунулся снова, чтобы посмотреть, что происходит, а мальчик запрокинул голову, чтобы видеть наши лица. Все мы – четверо взрослых – стояли вокруг, а ему мешал глухо застегнутый под подбородком капюшон, и он выгнул спину и замер со сжатыми кулаками; глаза его были широко раскрыты, губы поджаты, но он не плакал. По очереди оглядев нас одного за другим, он крикнул еще раз:

– Я хочу с папой! И с мамой!

– Он маленький, – сказала Ира вполголоса. – Ему страшно.

Сережа сел на корточки возле сына и начал что-то вполголоса ему объяснять; видно было, как он сердит и растерян, а мальчик не слушал его и яростно мотал головой, туго упакованной в капюшон, и тогда я сказала:

– Мишка, вылезай. Папа, верните мне ключи. Мы поедем на Витаре, а Ира с Антоном сядут к Сереже.

Мальчик немедленно повернулся и, схватив Иру за руку, потащил ее к машине. Сережа беспомощно посмотрел на меня и сказал:

– Только до Твери, Анька, а потом пересядем.

Я кивнула, не поднимая глаз. Папа подошел поближе, и я протянула руку за ключами.

– Анюта, может, я поведу? Темно уже, – начал он, и я ответила – сразу, не дав ему закончить фразу:

– Это моя машина. Я вожу ее пять лет, и сейчас поведу ее тоже я. И хотя бы об этом мы спорить не будем, ладно?

– Она прекрасно ездит, пап, – начал Сережа, но я прервала его:

– Не надо, всё. Мы просто теряем время. Открой, пожалуйста, ворота, и поехали наконец, – и села за руль.

Как ни старалась я бесшумно закрыть водительскую дверь, она все равно оглушительно хлопнула.

– Жесть, – сказал Мишка с заднего сиденья. Я поймала его взгляд в зеркальце заднего вида и постаралась улыбнуться:

– Та еще будет поездочка, Мишка.

Пока Сережа открывал ворота, папа подошел к Лендкрузеру и крикнул в Лёнино открытое окошко:

– Значит так, Лёнька! Едем паровозом. Рации у тебя нет, поэтому смотри, не теряйся. Выезжаем на Новую Ригу, потом по Большой бетонке на Тверь. При хорошем раскладе через полтора-два часа доберемся. Деревни проезжаем без остановок, и никаких пописать ребенку! Если что, пускай в штаны писает. Если всё-таки потеряетесь – встречаемся перед въездом в Тверь. Да, и вот что: все ищем заправки! Нам пригодится всё топливо, которое мы сможем купить по дороге. В Анькину машину вашу солярку не зальешь.

Если Лёня что-то и ответил ему, я уже этого не услышала из-за шума работающих двигателей. Папа похлопал рукой по крыше Лёниной машины, повернулся и забрался на соседнее со мной сиденье.

– Ну, поехали, – сказал он.

И мы поехали.

Глава шестая

Чтобы не оглядываться на оставшийся позади темный дом, я открыла бардачок, стукнувший папу по коленям, нашарила пачку сигарет и закурила, а когда он тоже щелкнул зажигалкой и салон немедленно наполнился едким дымом, с силой дернула кнопку стеклоподъемника, так что пассажирское окошко опустилось до предела. Это было почти грубо, и я чувствовала, что он смотрит на меня, но убрала палец с кнопки и оставила все как есть. Не сказав ни слова, он завозился с рацией.

Не сговариваясь, до конца поселка мы ехали медленно; впереди – Лёнин Лендкрузер, за ним – Сережа. Не знаю, смотрел ли кто-нибудь по сторонам, а я видела перед собой только красные огоньки Сережиной машины – до тех пор, пока за спиной не осталась перечеркнутая металлическая табличка. Пятьсот метров до поворота, автобусная остановка. Если сейчас повернуть голову вправо, еще видна будет вся наша маленькая деревня, освещенное пятно посреди темного поля, с двух сторон зажатое полоской леса. Разномастные домики, среди которых глаз привычно выхватывает знакомую крышу. Еще сто метров, двести, рано. Еще нельзя оборачиваться. И тут с обеих сторон надвинулся лес и сразу стало темно; неподвижные деревья, едва присыпанный снегом асфальт и две большие, черные машины впереди. Теперь можно было повернуть голову, но смотреть уже было не на что. Все неосвещенные лесные дороги похожи одна на другую, и неважно, находятся они в километре от твоего дома или за тысячу километров от него; мир твой немедленно делается ограничен тонкой оболочкой машины, хранящей тепло и выхватывающей светом фар только маленький кусочек дороги перед колесами.