Роже Мож - Дикари

• Название: Дикари
• Автор: Роже Мож
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-227-01621-6

Роман охватывает времена упадка Римской империи, когда на смену кровавому правлению Нерона и Тиберия пришло более спокойное властвование императора Тита. Коварный Домициан, младший брат цезаря, жаждет власти. В сетях его заговора погибает патриций Менезий, друг легионера Суллы, и тот клянется отомстить убийцам. В авантюрный сюжет вплетено множество ярких исторических деталей жизни, быта и нравов Рима первого тысячелетия нашей эры.

---

Сулла пожал плечами:

— Армейские курьеры останавливаются у меня.

— Эта греческая свинья! — воскликнул римлянин. — Если бы он знал то, что знаешь ты, он бы меня обобрал!

— Возможно, — улыбнулся Сулла.

— Почему ты не покупаешь мои земли? — спросил Патрокл. — Я продам тебе их в рассрочку на твоих условиях. Ты человек слова, тебе можно полностью доверять. Если к твоим угодьям добавятся мои, то у тебя будет великолепное имение!

Сулла покачал головой:

— У меня и так достаточно.

Он произнес это как-то безразлично, неожиданно сам осознавая то, что тщательно скрывал долгое время: он скучал в своей замечательной усадьбе, где все было так хорошо устроено и где ему так преданы рабы, которых он научил обращению с рабочими быками и лошадьми. А ведь это были люди, которые, как и перс, до встречи с ним могли только управлять боевыми колесницами. Персы были лучшими лучниками в мире. Он сделал из них превосходных погонщиков. Неужели именно это и наскучило ему? То, как эти хищники превратились в овечек, и то, как мирные поля, заход солнца над скошенным жнивьем, смех детей, несущих прохладные кувшины, заменили собой другие звуки, оглушительные звуки сражений: звон клинков, предсмертные хрипы людей и ржание разгоряченных коней?

Он почувствовал, что наблюдательный Патрокл следит за ним с любопытством, как будто видит его насквозь. Был ли Сулла не уверен в себе? Почему он живет один? Патрокл знал, что его сосед полюбил и взял в наложницы сестру одного из своих персидских пленников, которая добровольно последовала за своим братом. Она забеременела и умерла при рождении ребенка, который ненадолго ее пережил.

Сулла прервал внутренний монолог своего соседа-римлянина:

— Я приехал, чтобы купить у тебя повозки!

У Патрокла были великолепные дубовые повозки, подлинные шедевры галльской техники, сделанные редонцами[5], лучшими мастерами в империи. Когда римляне, считавшие себя самыми передовыми, вошли в Галлию, то спеси у них поубавилось. В плотницких работах, столярном ремесле, производстве стекла и обработке металлов галлы превосходили их. Окна в римских домах представляли собой деревянные ставни. Галльские же окна были застеклены. И это было совсем уж смешно, когда римляне в бане спросили у раба, протягивавшего кусок мыла, для чего это. Они такого никогда не видели. И как не забыть тот момент, когда солдаты Цезаря буквально остолбенели, увидев жатки, давно используемые галлами, в то время как римляне по-прежнему собирали урожай косой и серпом.

Патрокл, только что обустроившись в своем поместье, на те деньги, которыми снабдил его дядя Вителлий, заказал эти повозки у бродячего торговца. Торговец ходил по поместьям и представлял изделия (уменьшенные модели) бретонских мастеров. Это была удачная сделка.

У Суллы же повозки совсем развалились.

— Они твои! — воскликнул Патрокл, еще раз ухватившись за мускулистую руку соседа. — Какой может быть торг между друзьями! Скажи свою цену. А я заткну уши!

И в довершение своих слов он смешно изобразил, как он это сделает.

— За каждую большую — две тысячи сестерциев, — объявил Сулла. — За маленькие — от пяти до трех сотен, в зависимости от состояния...

Патрокл убрал руки от ушей и дал понять, что сплутовал и что слышал цифры, произнесенные Суллой, а потом приблизил свое лицо к лицу соседа и прошептал:

— За эту цену я отдам тебе и Манчинию в придачу! — Тут он залился смехом.

Из атрия к ним вышла его жена, нарумяненная и надушенная; ее великолепная грудь нескромно просвечивала сквозь прозрачный корсаж — сама Юнона во плоти.

— Сулла! — проворковала она. — Верить ли своим глазам? Ты здесь, в нашем скромном жилище! Клянусь Венерой, ты еще более привлекателен, такой грязнулька, немытый! Я отправлю тебя к девушкам, и они помоют тебя и сделают массаж! Ты не уйдешь от них живым... Мы возвращаемся в Рим, и ты — единственный, о ком я буду думать с сожалением. — Она зевнула и продолжила: — Скука смертельная, я проспала весь день, и опять спать хочется. — Она приблизила рот к уху галла и добавила: — С тобой. — Она засмеялась: — Патрокл ничего не слышал!

— Почему бы тебе не поехать с нами в Рим? — спросил Патрокл. — Я приглашаю тебя к моему дяде! Он будет счастлив принять такого героя-легионера, как ты! Не могу поверить, что ты никогда не был в Вечном городе! А может, ты поедешь с Манчинией, как только ты закончишь жатву? Ты мог бы сопровождать ее в путешествии. А я к вам присоединюсь дней через пятнадцать, как только улажу все оставшиеся дела...

— Да! Да! — вскричала Манчиния, усаживаясь на скамейку рядом с Суллой и обнимая его за плечи. — Соглашайся! Соглашайся, Сулла! Мы поедем самой длинной дорогой... А за это время драгоценный супруг успеет развратить малыша Ксантия, этого маленького танцовщика, которого он подобрал на прошлой неделе в одном из театров Вьенны! Это он называет улаживать дела...

— Не слушай ее, Сулла, я тебя прошу... Она все по себе меряет! — прервал ее Патрокл. — Хочет, чтобы я забыл, как застал ее вчера во время сиесты в постели с Клемнией. Они разбудили меня своими криками, похожими на мычание телок во время спаривания!

Но Сулла больше не слушал. Всякий раз, когда он приезжал к ним в гости, Патрокл и Манчиния обменивались подобными репликами. Галл смотрел, как повозка с кожаными занавесками греческого торговца, в которую была впряжена четверка лошадей, проехала портал усадьбы и выехала на дорогу.

Толпа мужчин, женщин и детей двинулась за тяжелой повозкой, вслед за торговцем рабочим скотом с его походной мебелью, восковыми дощечками и ящиками, полными мешочков с монетами. Эти мужчины и женщины, которые проработали в имении столько лет, и малыши, которые здесь родились, теперь уходили по дороге, навстречу неведомой судьбе...

У входа в атрий стояли в молчании служанки Манчинии и слуги Патрокла и наблюдали за этим исходом, в котором могли бы принять участие, если бы хозяин и хозяйка не решили увезти их с собой в Рим. Таков удел рабов — безропотное подчинение превратностям судьбы.

Но по-иному вела себя девочка лет четырнадцати. Она горько плакала. Сулла заприметил ее, когда она очутилась позади рабов, последовавших за повозкой и уже пересекших ворота усадьбы. Девочка обнимала очень старую женщину, сидевшую на низком трехногом табурете, какие обычно используют при дойке коров. Вначале никто не видел старуху в толпе, которая ждала сигнала к отправлению, а теперь она сидела посреди двора одна, с плачущей молоденькой девушкой, которая стояла перед ней на коленях.

— Что это за старуха? — спросил Сулла у Манчинии.

— Ходячий монумент! — отшутилась владелица виллы. — Ей, должно быть, лет сто. Она уже жила здесь, когда мы купили имение. И еще жива и доит коров.

— Грек не захотел ее покупать, — добавил Патрокл. — Он сказал, что она будет всех задерживать, да и наверняка помрет во время дороги. А знаешь, что она ему ответила? «Увидим, доживешь ли ты до такой старости, как я! И потом, это ты будешь всех задерживать из-за своего веса, когда войдешь в лодку Харона»[6]. Все засмеялись, а грек пришел в ярость. «Если бы ты не была такой старой, я бы приказал тебя отстегать», — сказал он ей. "Ты ведь не захотел купить меня! — возразила она. — Так по какому праву ты хочешь отстегать меня? Ты слишком скуп, грек из греков, чтобы заплатить хотя бы асс[7] за дубление кожи с моей старой задницы!"

Патрокл засмеялся, вспомнив об этой перепалке, имевшей место во время послеполуденных торгов с Мемноном.

— А кто эта малышка, которая не хочет уходить? — продолжал расспрашивать Сулла, видя, как один из слуг Мемнона вернулся к порталу, чтобы позвать отставшую девочку. — Кто она?

— Ее отец и мать умерли в тот год, когда свирепствовала эпидемия оспы. Она не хочет покидать место, где похоронены ее родители.

У девочки, лицо которой сейчас было искажено отчаянием, были большие черные глаза и длинные волосы, собранные в узел.

Сулла вытащил изо рта палочку от калины и незаметно нахмурил брови. Слуга грека тянул за собой девочку, которая больше не плакала, боясь кнута, который мужчина держал в руке. Старуха же продолжала сидеть на своем табурете, и на ее морщинистом лице ничего нельзя было прочесть.

Сулла поднялся с деревянной скамейки.

— За сколько ты продал ее греку? — спросил он у Патрокла.

Римлянин сделал неопределенный жест:

— Я как следует не помню. Может быть, за триста сестерциев... Да, точно, за триста сестерциев! Эта девочка умеет только ухаживать за овцами. Она даже не научилась готовить. Да что это с тобой? — удивился Патрокл, увидев, что Сулла уже спускается по ступенькам крыльца. — Эй! Ты ею интересуешься? Почему тогда ты не приехал сегодня утром? Я бы преподнес ее тебе в подарок! А теперь она принадлежит греку и записана в акте о продаже...

Манчиния уже вцепилась в руку галла и умоляла:

— Сулла! Не уезжай! Останься обедать с нами! Любая из моих девушек проведет с тобой ночь, тебе не нужна эта маленькая худышка, у которой даже нет груди! Ты действительно невыносим!