Пядар О'Лери - Шенна

• Название: Шенна
• Автор: Пядар О'Лери
• Жанр: Зарубежная классика
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-905-40924-0, 978-5-86471-849-0

Пядар О’Лери (1839–1920) – католический священник, переводчик, патриарх ирландского литературного модернизма и вообще один из родоначальников современной прозы на ирландском языке. Сказочный роман «Шенна» – история об ирландском Фаусте из простого народа – стал первым произведением большой формы на живом разговорном ирландском языке, это настоящий литературный памятник. Перед вами 120-с-лишним-летний казуистический роман идей о кармическом воздаянии в авраамическом мире с его манихейской дихотомией и строгой биполярностью. Но читается он далеко не как роман нравоучительный, а скорее как нравоописательный. «Шенна» – в первую очередь комедия манер, а уже потом литературная сказка с неожиданными монтажными склейками повествования, вложенными сюжетами и прочими подарками протомодернизма.

---

– Очень жаль, но у меня для тебя нет сейчас подходящих ста фунтов.

Благородный человек замер и взглянул на Шенну. Конечно же, он никак не ожидал такого ответа. Смотрел на Шенну, будто на какую-нибудь диковинную зверушку. Шенна пристально глядел ему прямо в глаза. Люди говорили, что взгляд у Шенны становился довольно диким, стоило кому-нибудь его разозлить. И мало кому удавалось не съежиться. Благородный человек съежился. Упер взгляд в землю, а затем перевел его на дверь, и вскоре снова посмотрел на Шенну, и тогда Шенна усмехнулся.

– Ну, – сказал благородный человек, – пожалуй, и пятидесяти фунтов хватит.

– Очень жаль, – сказал Шенна, – что у меня нет для тебя подходящих пятидесяти фунтов.

Это сбило с благородного человека всю спесь.

– Дай мне десять фунтов, – сказал он.

– Не получишь, – ответил Шенна.

– Да не откажешь же ты мне в одном-единственном фунте, – сказал тот.

– И этого тебе не получить, – сказал Шенна.

– Послушай, Шенна, – сказал благородный человек. – Всякий знает, что я еды не ел и питья не пил со вчерашнего утра. Большое благодеяние сотворишь, коли дашь мне что-нибудь поесть.

Тогда глаза Шенны полыхнули тем самым взглядом, и он, вытянув руку, указал пальцем на дверь.

– Ступай своей дорогой, – сказал он, – праздный проходимец!

И тот чуть было не вылетел за дверь.

ШИЛА: Но послушай, Пегь, отчего же, интересно знать, у Шенны появился такой дурной взгляд? Уж конечно, так было не всегда.

ПЕГЬ: Вот как раз это и удивляло всех соседей.

Они почувствовали, что Шенна очень сильно изменился и разумом, и характером. Редко когда разговаривал он, только если с ним заговаривали, а не улыбался больше совсем. Он то и дело шумно вздыхал, и люди уже не помнили, когда последний раз слышали, чтобы он пел «Ведьму ворсистую». За работою в кругу мужчин от него ничего не было слышно с утра до вечера, кроме глубокого тяжкого дыхания, мерного стука молоточка да скрипа продеваемой вощеной нити. Сапожники, глядя на то, как упорно он работает, думали, что его обуяла жадность к деньгам. Но потом они стали удивляться, отчего же он так легко расстается с деньгами и ссужает людям, у которых никогда не будет возможности расплатиться, и дает им деньги без залога, без расписки. Если он не говорил, то и они не разговаривали; так ничего и не было слышно, кроме тяжкого дыхания, стука молоточков да скрипа продеваемой вощеной нити. Посмотришь на них – так можно подумать, что они работают на спор. Люди, проходя мимо этого дома, останавливались и прислушивались к звукам из мастерской. А потом, когда снова отправлялись по своим делам, говорили друг другу: «Ничего удивительного, что у Шенны водятся деньги! Никогда еще не видели мастеров, которые так усердно работают. И кормит он их хорошо, и хорошо им платит, но, хоть и так, трудиться он их заставляет, как мало кто».

Ни у работников, ни у соседей никак не выходило увязать концы с концами в этой неразберихе и решить, отчего же Шенна так тяжко трудится, чтобы заработать деньги, а после так легко с ними расстается.

Вот так и продолжалось три года. А потом – неважно, откуда взялись эти слухи, – пошли по округе вести, что Шенна собрался жениться. Стало известно, что и сватовство прошло, и день назначен. Бродяги и нищие со всей округи готовились к свадьбе. Одно лишь в этой суете было совсем странно: никак не могли люди сойтись на том, кто же невеста. Городские решили, что это дочь Диармада Седого. Диармад и сам слышал такие разговоры до того часто, что постепенно поверил каждому слову и, будьте уверены, в душе очень этому радовался. Он знал, что Шенна богат и не считает денег, а потому, конечно, думал, что ему не придется заботиться о приданом. Только одно его беспокоило: если верить людям, день свадьбы уже был назначен. До дня этого оставалась всего неделя, а Шенна так ни разу и не зашел с ним поговорить.

Наверняка, рассудил Диармад про себя, он бы и пришел, если б не разговор о приданом для Сайв. Ну хорошо. Женщина она видная, привлекательная. Тихая, рассудительная, – если, конечно, ее не злить. «Женщина лучше приданого». Сколько же мудрости было у того, кто первым это сказал. Пословицу и весь белый свет не переспорит.

Прошло еще два дня, а от Шенны все не было ни слуху ни духу. Очень удивлялся Диармад. А Сайв удивлялась в два раза больше.

– Поди, – сказала она отцу, – и поговори с этим человеком. Если он такой непонятливый, чтоб самому явиться и поговорить с тобой или со мной.

Диармад отправился в путь. Приблизившись к дому Шенны, он услышал, что работа кипит там такая, будто всему миру не хватает башмаков и никто не может их пошить, кроме Шенны и его артели.

Диармад зашел к ним.

– Бог в помощь всем вам, – сказал он.

– И тебе помогай Бог и Дева Мария, – ответил Шенна.

– Вот уж правда, Диармад, – заметил один сапожник, – ты как раз вовремя. У меня уже глаза заболели неделю всматриваться в эту тропинку и то и дело думать, что вот-вот тебя увижу.

– Забавные дела, – сказал Диармад, – а у меня не только глаза болят, но и плечи, оттого что я стою в дверях да подпираю косяк, и все гляжу, чтоб и ворона по улице не пролетела без моего ведома, а насчет каждого, кто попадается мне на глаза, я уверен, что это Шенна, покуда он не подойдет поближе.

– Это я-то? – отозвался Шенна.

– Ты самый, без сомнения, – ответил Диармад. – Разве не целых три прихода уже судачат о том, что вы с моей дочерью Сайв женитесь в следующий вторник? А не кажется ли тебе, что нам было бы правильно перемолвиться словечком, прежде чем этот вторник настанет?

– Ошибаешься, Диармад, – сказал один сапожник. – Не на твоей Сайв он собирается жениться, а на Майре Махонькой, дочери Шона Левши с Запада, и по такому поводу Шон отправился в Корк, чтоб закупить провизии и выпивки на свадьбу. И, сдается мне, все его родичи приглашены на вторник.

– Ошибаешься, Микиль, – сказал другой. – Не на Майре Махонькой собрался он жениться, а на Деве с Крепкого Холма из этих мест. Там уже и портные, и швеи три дня за работой, а как я шел нынче утром, то видел, что нищие уже собрались на свадьбу.

– Да видывал ли кто подобных вам? – сказал четвертый. – Вот был ли ты на воскресной мессе, Микиль? А кабы да, трудно было б тебе не услышать того, что у всех на устах, а именно: Шенна женится в следующий вторник на Норе с Плотинки, и именно туда идут все нищие, а не на Крепкий Холм. Спорим, Шенна сам скажет, что я прав?

Шенна глядел то на одного, то на другого. Недобрым был его взгляд, и дурные мысли читались в его глазах. Он был разгневан, но давил в себе злобу.

– Ступай домой, Диармад, – сказал он, – и будь разумен. Жениться нет у меня никакого желания, и не думаю, что будет покамест.

Опустил голову и принялся за работу. Больше никто не сказал ни слова. Диармад выскользнул наружу, собою весьма недовольный.

Он явился домой.

– Ну! – сказала Сайв.

– Вот тебе и «ну»! – ответил Диармад.

– Какие новости? – спросила Сайв.

– Странные, – промолвил Диармад. – Вся округа еще семь лет напролет будет потешаться над нами обоими – над тобой и надо мною.

– Это как же так, а? – удивилась Сайв.

– А так, что мы заслужили, – ответил Диармад, и больше ей не удалось вытрясти из него ни слова.

Глава седьмая

Когда мужчины вернулись по домам, всякий в свое жилье, вот вам честное слово, в любом доме нашлось, что рассказать. Соседи заходили посудачить, каждый сапожник делился своими наблюдениями насчет прихода Диармада и того, что отвечал ему Шенна. Каждый сосед возвращался домой и приносил собственный пересказ этой новости. Подобного веселья не бывало в здешних местах ни до, ни после того. К тому времени настало воскресенье, и не было ни старого, ни малого во всех трех приходах, кто не знал бы про этот случай во всех подробностях – и еще втрое больше сверх того. То и дело видели, как собирались люди у дорог втроем, вчетвером и вдесятером, рассказывали эту байку и с ног валились от потехи и веселья. Прав был Диармад. Вся округа насмехалась над ними обоими.

Майре Махонькая, Нора с Плотинки и Дева с Крепкого Холма были очень благодарны и премного довольны в глубине души, что так легко отделались. Да они и не отделались бы, не обернись приход Диармада такой несуразицей, при том что сам он слыл весьма сообразительным.

Когда люди вдоволь насмеялись и над Диармадом, и над Сайв, случилось еще кое-что достойное пересудов. Все мужчины слышали, как Шенна сказал, что жениться нет у него никакого желания, да и не будет покамест. В этой части рассказа никто не заменил ни слова. Слышала это Майре Махонькая. Слышала Нора с Плотинки. Слышала и Дева с Крепкого Холма. Всякий это слышал, и не было среди них никого, кто слышал бы, да не запомнил как следует. Вот он, вопрос. Вот она, загвоздка. Отчего же Шенна сказал, что жениться нет у него никакого желания, да и не будет покамест? Не встречалось ни бригады работников в поле, ни вереницы путников на дороге, ни стайки желающих посудачить у соседей, ни компании, собравшейся выпить, где первым же делом не поднимался вопрос: