Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

• Название: Циклоп и нимфа
• Автор: Татьяна Степанова
• Жанр: Детектив
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-110228-9

Эти преступления произошли в городе Бронницы с разницей в полторы сотни лет… В старые времена острая сабля лишила жизни прекрасных любовников – Меланью и Макара, барыню и ее крепостного актера… Двойное убийство расследуют мировой посредник Александр Пушкин, сын поэта, и его друг – помещик Клавдий Мамонтов. В наше время от яда скончался Савва Псалтырников – крупный чиновник, сумевший нажить огромное состояние, построить имение, приобрести за границей недвижимость и открыть счета. И не успевший перевести все это на сына… По просьбе начальника полиции негласное расследование ведут Екатерина Петровская, криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД, и Клавдий Мамонтов – потомок того самого помещика и полного тезки. Что двигало преступниками – корысть, месть, страсть? И есть ли связь между современным отравлением и убийством полуторавековой давности?..

---

– А мне показалось, вы все благополучно уснули, – усмехнулась она. – Нам с Софи так представилось. Сонное царство.

Она лукаво улыбнулась беременной жене Александра Пушкина-младшего.

– Нет, помилуйте, как можно, – барон Корф всплеснул руками. – Софи, так вы едете в Бронницкий уезд вместе с мужем?

– Мы еще не решили, – пожала плечами Софи, – как все сложится. Конечно, я бы хотела, чтобы мы на этот раз не расставались.

– Ну, он же не в полк возвращается, – заметил барон. – Он уже, считайте, в отставке. Поступит на гражданскую службу – там дела промедления не терпят.

– Он будет скучать по армии, я его знаю, – ответила Софья Пушкина. – А я даже и не знаю, радоваться таким переменам или нет.

– Господа, это еще не все, – Меланья Скалинская захлопала в ладоши и подхватила юбки своего черного атласного платья с кринолином и глубоким декольте. – Наш театрально-музыкальный вечер в самом разгаре. И я предлагаю на ваш суд не стихи, не декламацию, а чудесную музыку. Шуберт. Его трио, которое столь популярно сейчас… опус сотый.

Скалинская очень любила музыку и сама была прекрасной музыкантшей. Вот она махнула рукой, лакеи в ливреях внесли пюпитры с нотами, стулья, виолончель и скрипку в футлярах и разместили все это рядом с роялем, стоявшим в другом конце театрального зала. Меланья подошла к роялю и достала из футляра виолончель.

Рядом с ней как пришитый держался поручик Гордей Дроздовский. Клавдий Мамонтов заметил, что и во время представления он не сидел как все гости, а стоял у стула Меланьи и то и дело наклонялся к ней, сгибая стан свой, затянутый в офицерский мундир, чтобы что-то сказать ей на ухо. Левая рука его покоилась на перевязи. Со слов Александра Пушкина-младшего, Мамонтов знал, что Гордей Дроздовский храбрый офицер, прекрасно показавший себя во время последней кампании, где о его отваге и беспощадности ходили легенды. Клавдий Мамонтов заметил и кое-что еще – Дроздовский просто пожирал Меланью Скалинскую взглядом. Учитывая его репутацию, можно было нарисовать его портрет в облике этакого удалого усача-гусара, которому сам черт не брат. Но Дроздовский был невысок, чуть ли не тщедушен. Несмотря на молодой возраст, волосы его поредели, появились залысины. Нос с горбинкой на худом лице украшало золотое пенсне.

Мамонтов про себя подумал, что бравый офицер с внешностью домашнего репетитора ничего не добьется с блистательной Меланьей Скалинской. Хотя как знать? Вдовы, вдовы, что у вас на уме, что на сердце?

– Аликс, иди сюда, – Меланья царским жестом подозвала к роялю свою родственницу. – Скрипка – это тебе. Сыграем Шуберта.

– Хорошо, как скажете, – кивнула Аликс.

– Я бы хотела, чтобы мсье Дроздовский сел за рояль. Но он повредил руку на скачках, – Меланья глянула на перевязь Дроздовского. – Поэтому в аккомпаниаторы нам с Аликс придется взять…

Она оглядела зал поверх гостей и сделала такой повелительный нетерпеливый жест рукой, словно поманила охотничьего пса.

Из-за спины ливрейных лакеев возник молодой человек. Лицо его еще сохранило следы театрального грима. Мамонтов узнал в нем того самого актера, который играл Вакха в пьесе.

Однако сейчас он уже успел скинуть с себя и венок, и шкуру рыси, надел ливрею. И даже в этом своем рабском одеянии он поражал взор красотой и статью.

Молодой человек вежливо поклонился гостям, сел за рояль. Взял ноту – и Аликс тронула смычком скрипичные струны, настраивая скрипку.

– Как же, повредил руку на скачках, – язвительно шепнул барон Корф, – у него там пуля в руке. Он дрался на дуэли. Из-за нее. Скалинской. Не спрашивайте с кем. Это очень знатная особа, приближенная ко двору. Дроздовского едва не разжаловали. Только боевые заслуги и уберегли. Но его удаляют из столицы и из Москвы, переводят куда-то в глушь. В какой-то полк пехотный.

– А молодой красавец за роялем – это ее крепостной актер? – спросил Александр Пушкин-младший.

– Он ее дворовый человек, – ответил Корф. – Холоп. Что-то вроде лакея. Но видите, на все руки мастер. И декламирует на сцене, и, я слышал, хорошо говорит по-французски и музицирует.

Меланья настроила виолончель. И кивнула – начали!

Франц Шуберт.

Клавдий Мамонтов замер.

Как они играли это трио! Как они играли все втроем – слаженно и вдохновенно. Густая как мед мелодия, где столько силы и огня, страсти, но совсем нет нежности… никакой сентиментальности.

Но вот скрипка вступает, и все мгновенно меняется – нежность и страсть… нежность… и печаль… и еще что-то… Из далей нездешних… И опять словно вопрос-ответ. Но спрашивает уже скрипка, настойчиво, отчаянно, а рояль отвечает. И как-то все тщетно, размыто… И снова мелодия полна печали и страсти… Недомолвок, огня, что сжигает дотла… А затем все три голоса сливаются и ведут мелодию вместе, расходятся, сходятся, виртуозно разыгрывают каждый свою вариацию – рояль, виолончель, скрипка… Чтобы в конце уже окончательно соединиться в одно целое. И, затихая в аккордах, умолкнуть… словно умереть вместе…

Шуберт…

Клавдий Мамонтов ощутил жар в сердце.

Гости аплодировали.

– Говорят, Франц Шуберт написал это трио перед смертью, – сказал Пушкин-младший. – И никакой тьмы. Но и света нет. Словно зимние сумерки. Закат.

Барон Корф усмехнулся, видно, подумал, что для офицера лейб-гвардии Конного полка собеседник выражается чересчур поэтично. Ну да батюшка был какой… Кровь – она всегда о себе заявит.

Гости окружили разрумянившуюся Меланью – восторг, восхищение, триумф.

Ее крепостной куда-то пропал – словно его ветром сдуло. Аликс убрала скрипку в футляр.

– Как вы играли! – сказал ей Клавдий Мамонтов.

– Вам понравилось? – спросила она, оглядывая зал.

– Не то слово. Я никогда ничего подобного не слышал. Ни на одном концерте.

– Это просто все так вышло случайно. Сложилось, – на эти восторженные слова Аликс лишь вежливо ему улыбнулась.

Гостей покорнейше приглашали пройти в столовую – отужинать. Но никто не торопился покидать театральный зал. Старые крепостные актеры и актрисы, как были в обличьях нимф и сатиров, снова явились с флейтами, кларнетами и скрипками. У той, что играла нимфу Галатею, был в руках тамбурин. А у актера, изображавшего циклопа Полифема и соскочившего наконец с ходулей, барабан.

Они заиграли то, что хорошо знали и умели – Рамо Les Indes Galantes[2].

Старомодная мелодия наполнила зал. Это была уже совсем иная музыка – словно из пропахшего канифолью театрального сундука. И Мамонтову, еще полному впечатлений от шубертовского трио, хотелось, чтобы старики актеры немедленно умолкли.

Но крепостные актеры играли как умели на своих флейтах и кларнетах. И барабан отбивал четкий ритм.

Лакеи разносили гостям померанцевый лимонад.

Свечи оплывали.

Мамонтов опять увидел того самого Вакха – на этот раз в ливрее лакея с подносом в руках. Он подошел к Аликс и смотрел на нее с высоты своего роста, чуть наклонившись к ней, улыбаясь и предлагая лимонад.

А она смотрела ему прямо в глаза.

Вообще так не принято.

Кто смотрит так на своих слуг?

На холопов?

Аликс взяла с подноса бокал с лимонадом.

– Макар, ко мне!

Это громко, повелительно произнесла Меланья Скалинская и щелкнула пальцами, словно кастаньетами. И когда бог Вакх в лакейской ливрее подошел к ней, оставив Аликс, она тихо отдала ему какой-то приказ. Как хозяйка своему дворовому человеку.

Галантная музыка Рамо звучала в полную силу, внезапно обретая мощь и страсть, словно крепостные актеры тоже хотели показать в последний раз перед новой напастью – перед этой самой неведомой ВОЛЕЙ, бедой грядущей, неминучей — на что они способны.

И эта ритмичная тревожная отрывистая мелодия не дарила ни покоя, ни умиротворения.

Клавдий Мамонтов внезапно подумал – какие-то события на пороге.

И они не принесут счастья.

Только боль.

Но не тьму.

Глава 2 Сатисфакция

Наши дни. 30 декабря.

Три года назад

Москва. Большой театр

30 декабря по традиции в Большом театре давали «Щелкунчика». На этот спектакль перед Новым годом собираются все, все, все. Свет, полусвет, элита, подполье, андеграунд, дипкорпус, федералы и регионалы, топ-менеджеры госкорпораций, генералитет, сенаторы, консерваторы, патриоты, либералы, славянофилы и западники, постмодернисты и коммунисты, либертарианцы, преторианцы, анархисты, чекисты, сталинисты, бизнесмены, «силовики» и «слабаки», их бабы, их жены, их любовницы, их содержанки, девочки из эскорта и просто граждане, еще способные снять с себя последнюю рубаху и выложить за билет астрономическую сумму. Выползают даже из каких-то потаенных секретных кремлевских щелей на свет божий ФСБ и ФСО.

Всем, всем хочется посмотреть балет «Щелкунчик». Всем приятно, празднично, всем «новогодне». Все же божьи создания (даже ФСБ), наделенные пытливым умом и любопытством.