Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Две зари

• Название: Княгиня Ольга. Две зари
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Исторические любовные романы
• ISBN: 978-5-04-109766-0

Малуша – внучка самого Олега Вещего, наследница пяти владетельных родов. Лишь волею злой судьбы ей приходится быть рабыней, ключницей княгини Эльги. Но девушка не готова мириться со своим положением: ей надлежит достойно продолжить свой род! Малуша страстно мечтает стать законной женой Святослава, киевского владыки. Однако мать Святослава против кровосмесительной связи. Да и сама Малуша не учитывает важного обстоятельства: у Святослава уже есть две жены, и одна из них, дорогая сердцу князя Прияна, возвращается в Киев…

---

– Я хочу, чтобы русы другой чести себе искали! И так сколько мужей по погостам разослать пришлось! К варягам посылаю за людьми, чтобы было кому копье держать! Мне идти в поход, а не с кем! Ты оставь пока и думать про погосты у бужан. Мне отроки для походов нужны.

– Но сколько же ты думаешь ходить! – вырвалось у Эльги. – И без того у нас северяне, кривичи, древляне, волыняне, бужане, дреговичи!

– Радимичи! – Святослав ткнул в нее пальцем, будто напоминая о забытом.

– Радимичи?

– Они тоже будут мои данники! У меня впереди еще сорок лет славы! И запомни: когда Перун меня призовет, ни у кого на свете не будет столько владений, сколько у меня! Ни у кого на свете!

Эти речи Эльга слышала еще тогда, когда Святославу было тринадцать и он едва взошел на стол Олега и Ингвара. Она все ждала, что сын повзрослеет и одумается, но теперь уже понимала, что ждет напрасно. Святослав не собирался отступать от целей, поставленных в то время, когда он был самым молодым из князей Восточного пути[3]. Отроком он стремился сравняться с исполинами, на чьих сагах вырос. И делал для этого, что мог.

Но неужели он всю жизнь собирается прожить в саге? Ему третий десяток идет, пора уже очнуться и ощутить твердую землю под ногами.

В дверь негромко постучали. Сидевшая возле порога с пряжей Совка оставила веретено, отворила, выглянула, с кем-то пошепталась, потом пропустила в избу Чернегу – десятского Эльгиных отроков.

– Госпожа! – Чернега поклонился Эльге, потом Святославу. – И тебе, княже. От ворот Мистишины прислали. Болва с боярами вернулся. Дань привезли с земли Етоновой. Только того… Вуефастича, говорят, подстрелили.

– Насмерть? – ахнула Эльга, а Святослав вскочил.

– Пока живой, говорят. Глазом стрелу поймал.

– Йотуна мать!

Не попрощавшись, Святослав схватил свой кожух и выскочил наружу.

* * *

…В Драговиже русы объявились в Перезимник, сразу после Полукорма[4]. За день до того большаки осматривали запасы жита в овинах, считали, много ли осталось. Лето выдалось жаркое, иные делянки высушило, а рожь частично побило градом, и урожай оказался не из лучших. Было съедено больше половины того, что ссыпали в закрома после Дожинок – значит, жито пора беречь, до нового не хватит. Большухи до зари сходили к реке, набрали воды в кринки, принесли, прикрыв новым полотном, в овины и бросили по три капли в каждую из житных ям – для освежения посевных семян.

На другое утро, как водится в день середины зимы, Городея, свекровь Обещаны, затеяла печь «сладкие» лепешки. На вкус-то они были не слаще других, но замешивались на воде, которая ночь простояла под звездами и потому несла здоровье всем: лепешками этими угощали всю родню, подкармливали скотину, а девушки носили их в баню, чтобы повезло с женихом. Обещана тайком посмеивалась над молоденькими золовками: хоть небо упади на землю, а у девок на уме женихи! Нет, сама она в своем девичестве такой не была. Она ведь ждала особенного жениха…

Обещана родилась в ту осень, когда князь Етон в последний раз объезжал с гощением Бужанскую землю. Был он уже очень стар, ходил, волоча ноги, а на лошадь садился при помощи скамьи и двух крепких отроков. Но сдаваться не собирался и обещал Воюну, иначе Воинегу, давнему своему соратнику, вернуться к свадьбе новорожденной.

– Как пройдет двенадцать лет – снова приеду и зятя тебе привезу, – говорил князь старейшине укромичей. – На свадьбе с тобой погуляем. Не бойся, что помру, – с усмешкой он трепал Воюна по плечу. – Старый корень крепок, Марене так просто меня не взять. Мне бог дедов моих три века человеческих обещал, а третий только в самом начале. Жди. Слово мое княжеское – тверже камня, крепче меча булатного.

Девочка родилась прямо перед приходом Етоновой дружины в Укром, и показывать ее чужим было еще рано. Однако Етон, получив от Воюновой жены отрез беленого льна на сорочку – обычный дар князю от всякой роженицы или молодухи, – взамен оставил дорогой перстень и обещал малую не забыть. Потому с первых дней жизни новорожденную стали звать Обещанкой. Перстень был крупный, на мужскую руку, свитый из двух нитей серебра и перевитый третьей, совсем тоненькой – золотой. Работа варяжская, никто в волости таких не носил. В самом этом перстне был залог особенной доли, которой старый князь пожелал поделиться с новорожденной девочкой. Таким перстнем только с женихом обручаться, что придет прямо из сказания… И Обещана ждала. Ведь слово княжеское – тверже камня, крепче меча булатного.

Будь Етон молодым, все бы думали, что он хочет взять ее за себя. Но князь годился девушке в прадеды, а ни сыновей, ни внуков у него не имелось. Никто не знал, чего ждать, и все свое отрочество Обещана, сидя за пряжей зимой или дергая сорняки с гряд летом, забавлялась, выдумывая разные басни о том женихе, что однажды приедет за ней.

В то время Етон замышлял о будущем своего стола кое-что, недоступное прочим умам. Но судьба обманула его, развеяла дымом расчеты, и никто о них даже не узнал.

Прошло двенадцать лет, потом тринадцать, но Етон так и не приехал. Заменявший его воевода Семирад передавал поклоны и заверения: в сию осень князь здоровьем слаб, но на другой год непременно будет, пусть Воюн ждет. Тот и ждал. Прошел еще год, и еще, Обещане исполнилось пятнадцать, а старый князь все не в силах был вступить в стремя.

А на шестнадцатое лето все надежды Обещаны рухнули. Киевский князь Святослав убил старого Етона на поединке и завладел его землей. Ждать было больше нечего, и осенью Воюн сосватал дочь за Домаря, старшего сына Плетины из Драговижа. Жили они хорошо, не бранились, среди родни он пользовался уважением, несмотря на молодость, и Обещана с бодростью смотрела в будущее. Вот так и пойдет день за днем ее жизнь – в обычных заботах по хозяйству, только еще прибавятся хлопоты с детьми. И будут они с Домарем шаг за шагом подниматься по тропе своей судьбы, пока не очутятся на вершине – займут в Драговиже такое же почетное положение, какое сейчас занимает Плетина, свекор, и Домарь будет ездить на общее вече в Плеснеск, как сейчас ездит раз в год его отец…

Русы пришли по реке от Горины, со стороны княжеского Горинца. В Драговиже поднялся шум.

– Русы идут… русы… по реке… побежали… сюда идут, – порхали от двора к двору возгласы, будто искры на ветру.

По зимнему времени все были дома – молодежь, отцы и матери. Надевали кожухи, накидывали платки и шапки и торопились со дворов к реке – смотреть. Русы из Киева каждый год проезжали по Моравской дороге на запад и обратно, но заворачивать в Драговиж им раньше было незачем, и никого иного, кроме Етоновых отроков из Плеснеска, здесь не видали.

Пришельцев было много – десятка три, все верхом. Драговижичи дивились: мало кто видел разом столько лошадей. Даже в глазах рябило. Изумление от этого зрелища – всадники в кольчугах, в шлемах, с копьями в руках, топорами и мечами у пояса, с круглыми яркими щитами у седел – заслонило поначалу его тревожный смысл. Обоза при русах не было – ни саней с поклажей, ни даже заводных лошадей.

– А чего это налегке они? – полюбопытствовала Рыска, Домарева первая стрыйная сестра[5].

– Видно, в Горинце пристали и там все лишнее оставили, – ответил ей свекор, Назорок. – А к нам заглянули только… Видно, ряд класть.

Пока русы ехали по льду и затем, спешившись, с конями в поводу поднимались по тропе к избам предградья, сквозь толпу пробрались старейшины – сам Плетина и еще несколько уважаемых большаков. Прочие, в том числе женщины, теснились поодаль, разглядывали чужаков, прислушивались.

– Чего же Воюнко не упредил нас? – бормотал Плетина. – С той стороны идут – Укрома им не миновать было. Мог бы хоть паробка прислать…

Обещана забеспокоилась: чтобы попасть сюда, русы неизбежно должны были миновать Укром, ее родной городец. Почему же отец не предупредил сватов? Не случилось ли с ним чего худого?

– Будьте живы, люди добрые! – приветствовал русов Плетина, когда те оказались на гребне берега. – Вы чьи будете? К чему пожаловали?

– Это Драговиж, да? – Какой-то из русов, что шел среди первых, показал плетью на городец.

– Драговиж, – с недоумением ответил Плетина: чему еще здесь быть-то?

– Кто у вас старший?

– Я, Плетина, Радолюбов сын, и еще со мной мужи – Имач, Мякуша и вот Жизнобуд.

– Сейчас наш боярин с вами говорить будет.

Сквозь ряды русов проехал один – на гребне берега он снова сел в седло и теперь взирал на драговижичей сверху вниз. Те жадно его разглядывали: и впрямь видно, что боярин, хоть и молодой. Шапка с шелковым верхом была оторочена бобром, из-под кожуха на лисе виднелся подол кафтана, отделанный шелком с черными орлами среди красно-желтого хитрого узора. Красный плащ с цветной каймой заколот серебряной застежкой, слева видна рукоять меча в ножнах, блестящая черненым серебром. В головах не укладывалось, что в такой богатой одежде, прямо княжеской, кто-то не сидит на пиру, а разъезжает сквозь снега.