Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

• Название: Под солнцем Тосканы
• Автор: Фрэнсис Мэйес
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-102084-2

Тоскана – настоящий рай на земле, уникальное сочетание истории, культуры и традиций. В этот регион Италии хочется возвращаться снова и снова. Что и сделала Фрэнсис Мэйес. Не устояв перед соблазном купить фермерский дом в окрестностях Кортоны, она вырвалась из суеты Сан-Франциско и решила наслаждаться солнцем, ароматами фруктов и трав, изучать этрусские традиции, мечтать и постигать тонкости местной кухни. Прекрасный язык автора, обилие деталей, яркий колорит, сезонные рецепты – вместе с Мэйес ты будто отправляешься в путешествие по живописным уголкам сельской Италии, становишься сопричастной к классической архитектуре и заново открываешь себя. Культовый бестселлер на протяжении 25 лет.

---

Странное ощущение – упаковать сумку и уехать, просто оставить дом в свете раннего утра, моего любимого времени дня, как будто тебя никогда тут вообще не было.

Мы едем к Ницце, на побережье Лигурийского моря. Проезжаем, оставляя позади холмы, поля подсолнухов с опущенными головками и указатели границ городов с магическими названиями: Монтеварки, Флоренция, Монтекатини, Пиза, Лукка, Пьетрасанта, Каррара с еe рекой, мутной от мраморной пыли. Все мелькающие мимо дома для меня как люди: каждый – вещь в себе. С нашим отъездом Брамасоль, кажется, ушел в себя: стоит прямой, сдержанный, обратившись фасадом к солнцу.

Мы один за другим пролетаем туннели, и я ловлю себя на том, что напеваю «Сыр стоит один».

– Что ты поешь? – Эд проносится мимо других автомобилей со скоростью 140 километров в час; боюсь, что он считает нормальным этот кровавый спорт – итальянское автовождение.

– Ты разве не играл в первом классе в «Фермера в лощине»?

– Я играл в «Схвати флаг». А в игры с пением играли только девчонки.

– Мне всегда нравился самый конец игры, когда надо гудеть «Сыр стоит один» и акцентировать каждый звук. Как грустно – уезжать, когда знаешь, что дом простоит тут всю зиму, а мы будем так заняты, что даже не вспомним о нем.

– Да мы каждый день будем думать, где и что надо в нем сделать, строить планы и еще гадать, на какую сумму нас надуют.

В Ментоне мы поселяемся в отель и весь вечер купаемся в Средиземном море. Теперь Италия для нас – далекий край земли в туманном сумраке. Брамасоль теперь где-то там, на расстоянии световых месяцев, стоит в тени: полуденное солнце опустилось за гребень холма над ним. А еще дальше, на расстоянии световых лет от нас, в Калифорнии, наступает утро; солнечный свет заливает столовую, а кошка по имени Сестра греет свою шкурку, разлегшись на столе под окном. Мы идем в город по длинному тротуару для пеших прогулок и съедаем по миске овощного супа и жареную рыбу. На следующее утро, ни свет ни заря, мы едем на машине в Ниццу и улетаем. Спеша по взлетно-посадочной полосе, я замечаю лес машущих рук на фоне яркого неба; потом мы поднимаемся в воздух – и покидаем Италию на девять месяцев.

Сестрица Вода, братец Огонь

Наступил июнь. Нам сказали, что зима была суровой, а весной все цвело необычайно пышно. Маки расцвели поздно, и аромат баптисии все еще наполняет воздух. Дом выглядит так, будто впитал еще больше солнца за время нашего отсутствия. В остальном все по-прежнему, и у меня создается впечатление, будто я отсутствовала всего несколько дней. Кажется, лишь минуту назад я сражалась с сорняками, теперь я снова этим занимаюсь. Но я часто останавливаюсь: мне интересно наблюдать за человеком с цветами.

Побег олеандра, несколько цветков кружева королевы Анны, большой букет дикого шиповника, пушистые головки одуванчика, лютики, лаванда – каждый день я заглядываю посмотреть, что положили в киот возле подъездного пути. Когда я впервые увидела в киоте цветы, то подумала, что их принесла женщина. Скоро я увижу еe: одетая в синее ситцевое платье, она приедет на стареньком велосипеде, и на руле будет висеть сумка для покупок.

И действительно, как-то ранним утром пришла сутулая женщина в красной шали. Она поцеловала кончики своих пальцев, потом прикоснулась ими к керамическому изображению Марии. Я видела, как молодой человек остановил свой автомобиль, выпрыгнул на мгновение, потом автомобиль с ревом умчался. Ни она, ни он не принесли цветов. Потом однажды я увидела, что по дороге из Кортоны идет мужчина – медленно, с достоинством. Я услышала, как на миг смолк звук его шагов, а позже обнаружила в киоте свежий букетик: дикие астры лежали в куче других увядающих и засохших пучков, их заменил пурпурный душистый горошек.

Теперь я поджидаю того мужчину. Он высматривает цветы на обочинах дороги и в поле, наклоняется и срывает то, что ему захотелось. Каждый раз он приносит новые цветы. Я у себя на верхней террасе сдираю плющ с каменных стен и отсекаю с деревьев сухие ветви. Здесь так много цветов, что я постоянно отвлекаюсь и любуюсь ими. Я не знаю многих английских названий цветов, а уж итальянских тем более. Одно растение, имеющее форму небольшой, как раз для того, чтобы поставить на стол, рождественской елочки, ощетинилось во все стороны белыми цветками. Мне кажется, я тут где-то видела дикие красные гладиолусы. Алые маки ковром устилают откосы холмов. Голубые ирисы, тоже растущие в изобилии, теперь поблекли и стали пепельно-серыми. Трава обвивает мои колени. Я поднимаю голову и вижу, что мужчина замедляет ход и разглядывает меня. Я машу ему рукой, но он не машет в ответ, просто смотрит, словно я, иностранка, – дикое существо, как животные в зоопарке, не осознающие, что на них смотрят.

Когда подходишь к дому, первое, что бросается в глаза, – этот киот. Такие киоты в стиле делла Робиа, высеченные в каменных стенах домов, в этих местах не редкость. Но другие киоты не ухожены и забыты.

Наш же имеет вполне пристойный вид.

Он стар, этот путник в пальто, наброшенном на плечи, медленно и раздумчиво бредущий по дороге. Однажды я прошла мимо него в городском парке, и он серьезно сказал: «Добрый день», – но только после того, как я поздоровалась первой. Он на минуту снял кепку, и я увидела венчик седых волос вокруг голой макушки. Глаза у него затуманенные и углубленные в себя, холодные, синие. Я встречала его и в центре города. Он необщителен, не встречается с друзьями в барах, не замедляет ход, гуляя по главной улице, чтобы приветствовать знакомых. Ко мне вдруг закрадывается мысль, а не ангел ли он, – он кажется невидимкой для всех, кроме меня. Я вспомнила сон, который видела в первую проведенную тут ночь: мне снилось, что я обнаружу сотню ангелов, одного за другим. Но у этого ангела, однако, есть тело. Он утирает лоб носовым платком. Возможно, он родился в этом доме или любил кого-нибудь, кто жил здесь. Или остроконечные кипарисы вдоль дороги, каждый из которых посажен в память местного парнишки, погибшего в Первую мировую (слишком много для такого небольшого городка!), напоминают ему о друзьях. Или он ежедневно благодарит Иисуса за то, что его дочери удалось избежать сложной хирургической операции.

Или же это просто обычный маршрут его прогулок.

Что бы это ни было, я не спешу ни стирать пыль с лика Марии, ни драить до блеска синеву тряпкой, ни даже убирать кучу засохших букетов. Старые дома и города живут своей жизнью и далеко не каждому открывают свое прошлое. У этого дома богатая история. Я совершенно ничего не знаю о нем, не знаю, чего тут можно касаться и чего нельзя, хотя ужасно хочется всего коснуться. Я представляю пять сестер из Перуджи, так долго хранивших семейную собственность. Они позволяли каменным комнатам обрастать пушистой белой плесенью, виноградным лозам душить деревья, а сливам и грушам осыпаться на землю лето за летом. Но не отпускали дом в чужие руки. Наверное, в детстве они просыпались по утрам в одно и то же время, распахивали ставни своих спален, вдыхали свежий зеленый воздух. Этот дом стал хранилищем их общих воспоминаний.

Наконец они его отпустили, и он достался мне, которая по воле случая оказалась в нужное время в нужном месте. Теперь я держу в руках карты восемнадцатого века, на которых изображены дом и участок. Стрелка внизу карты указывает на консольные ступени, выступающие из каменной стены. Пластическая монолитность этих ступеней из известняка, повисших в воздухе, – оригинальное решение одного из прежних хозяев, которому требовалось переходить с одной террасы на другую. Из-за голубых и серых лишайников, сплошь покрывших ступени, кажется, что по ним не ступала нога человека, но, проведя рукой по ступеньке, я нащупываю неглубокую вмятину в еe центре.

С высокой террасы я смотрю вниз, на свой дом. В тех местах, где на нем осыпалась штукатурка, проглядывает камень, так называемый pietra serena – спокойный камень, квадратный, основательный. Из-за двух пальм, растущих перед домом по обе стороны парадной двери, кажется, что дом стоит где-нибудь в Коста-Рике или Танжере. Мне нравятся пальмы, их сухое шуршание под ветром и экзотический вид. Над двустворчатой фасадной дверью, над еe верхним окном, пристроен каменный балкон с балюстрадой из кованого железа, я планирую высадить здесь герань и жасмин.

На этой террасе до меня не доносятся практически никакие звуки. Мне видны наши оливковые деревья: некоторые из них погибли, другие отстали в росте после сильных заморозков 1985 года, но большинство цветет, сверкая серебром и зеленью. Я насчитала три фиговых дерева с огромными листьями, а под ними разглядела желтые лилии. Тут я могу отдыхать, обозревать неровные холмы, дорогу, обсаженную кипарисами, смотреть на лазурное небо с барочными облаками, из-за которых, кажется, вот-вот выглянут херувимы. Вдали виднеются каменные дома с редким кустарником, террасы с аккуратно подстриженными оливковыми деревьями и виноградником.