Франко Маннара - Меня зовут Бёрди

• Название: Меня зовут Бёрди
• Автор: Франко Маннара
• Жанр: Зарубежные детективы
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-099687-2

Андеграундный гитарист Паоло вынужден совмещать занятие музыкой с работой частного сыщика. Он должен наблюдать за необычной и очень притягательной девушкой из богатой и известной семьи, которая почему-то разорвала все отношения с близкими и сбежала жить к сквотерам. У Паоло предчувствие, что девушка влипла в крупные неприятности и ей грозит опасность. Тем временем по Парижу начали распространять «голубую таблетку», проглотив которую некоторые умирают. Несмотря на опасность таблетки, город будто сошел с ума, все хотят поиграть в химическую русскую рулетку, стремятся попасть на особенные вечеринки для избранных. Паоло случайно втягивается в эту сомнительную историю. Ему придется погрузиться на самое дно Парижа и увидеть порок, саморазрушение, жестокость, грязь, трущобы, потерянных людей, смерть – все темные стороны жизни.

---

– Она не слишком молода для магистратуры?

– Кажется, у нее были льготы, узнайте, сохранились ли они. Родители, думаю, готовили ее к совсем другой карьере. Вот ее фотография, ее зовут Соня Креманс. Я договорился с хозяином перекусочной напротив, можете сидеть там, вам не будут задавать вопросов. Фанни даст вам телефон и фотоаппарат, все формальности уладьте с ней. Будьте на месте в семь тридцать.

– Нет проблем. А возможно ли получить небольшой аванс?

Виноваль, сухо усмехнувшись, встает.

– Знаешь, единственный аванс, который ты уже получил, – эта работа. До завтра.

3

Заскочив из агентства домой за гитарой, Паоло помчался на репетицию. Шала оборудовал у себя в подвале на улице Труа-Фрер музыкальный зал. В остальное время он собирает мотоциклы во дворе своего дома к вящему неудовольствию соседей. Но он регулярно оказывает им услуги, может починить все от автомобиля до стиральной машины, так что они смирились. В том, что касается шума, Шале повезло: ближайшие к подвалу соседи, известная всему кварталу парочка алкашей, свет божий видят только между полуднем и тремя часами.

Остальные участники группы уже пришли и курят первые косяки, развалившись на диване в гостиной. Это ритуал, надо перетереть, прежде чем спускаться в подвал. Решать проблемы всегда лучше сидя вокруг стола, чем на ногах в тесной комнатке. Эта истина не раз подтверждалась за время существования группы.

Мики, басист, сидя на софе, крутит в пальцах два листочка папиросной бумаги, смоченных слюной и склеенных буквой L. Этот здоровенный молчаливый метис, выпускающий из рук игровую консоль, только для того, чтобы взять бас-гитару Gibson Eb2 или свернуть косяк, редко дает себе труд вставить слово.

Гитаристов двое, Паоло и Крис, которого все зовут Ким, но никто не знает почему. Он сам рассказывает, что однажды мать ни с того ни с сего стала звать его так. Все в группе невольно думают, что это как-то связано с его биполярными склонностями. Молодой раздолбай, талантливый гитарист и не менее талантливый бузотер, Ким прямо-таки кровными узами связан с полицией. Единственный на памяти Паоло человек, у которого отобрали права, когда он беседовал, сидя на скамейке рядом со своим мотоциклом BMW R69s. Полицейских хлебом не корми, дай только к нему прицепиться, и он отвечает им тем же.

Шала поет вторым голосом с Паоло и играет на ударных. Он исполняет также роль менеджера. Это одна из особенностей их группы – два певца. Один на ударных, другой с гитарой. Благодаря вкусу к нестройным ритмическим фигурам, агрессивным звуковым построениям и длинным гипнотическим композициям на два голоса их довольно легко узнают на радикальных площадках парижского региона.

Тони, пятый в их компании, ни на чем не играет, он просто присутствует, но так же необходим, как остальные четверо. Он служит им шаманом, регулятором энергии и, сам того не замечая, разруливает их эго. Иногда он просто сидит на сцене со стаканом в руке, глядя, как неистовствуют его друзья, а то принимается танцевать рядом с ударной установкой, закрыв глаза. Если Тони не свободен, группа предпочитает не играть, он для них – кроличья лапка, подвешенная на поясе.

– И как тебе все-таки концерт «Антихриста»?

Все вспоминается ему разом, как и остаток вечера. Ну, конечно, группа девчонок и трансвеститов, белокурая певица и маленькая азиатка на ударных. Как он мог забыть? У него даже в животе заныло, до того это было здорово, он почти завидовал. А потом среди публики эта девушка в лохматом блондинистом парике и круглых очках. Он предпочел последовать за ней в туалет, не дождавшись окончания концерта.

Он вспоминает порошок на привинченном к стене держателе туалетной бумаги, вкус ее губ, теплый и сахаристый, себя на коленях на плиточном полу, свой нос, уткнувшийся в ее щель и ее трусики в руке, голубые трусики. А потом – Шалу, звонкую затрещину и девушку, которая, пошатываясь у раковины, говорит… «Кажется, ваш дружок в отрубе».

– Ну так как тебе?

– По-моему, это было недурно, очень даже недурно.

– Надо бы как-нибудь замутить концерт на пару, – добавляет Мики, не поднимая носа от консоли.

– Я тоже подумал, – кивает Шала. – Я этим займусь, вряд ли будут сложности.

Паоло встает.

– Пошли?

Вернувшись домой, Паоло забрал почту, вываливающуюся из почтового ящика. По шапке на конвертах он узнал несколько писем, отправленных из Мезон-Бланш. Положив гитару на диван, вскрыл конверты и начал читать.

Уже почти пять лет, как он поместил мать в психиатрическую лечебницу. Он ненавидит слова «поместить» и «психиатрическая». Его мать не опасна и не безумна, она просто глубоко несчастна. Это для него единственное приемлемое описание подтачивающего ее недуга, только так он может сказать о нем. Но никогда не говорит.

Он быстро понял, что с ней неладно, после смерти отца, сгоревшего от рака в неполных пятьдесят лет. У нее развился целый ряд фобий, с которыми она боролась, глотая таблетки. В разные дни она не могла выносить то толпу, то клещей, то лифты или животных и начала прямо-таки с одержимостью говорить о своих якобы дворянских титулах – Паоло так и не узнал, существовали ли они на самом деле. Целыми днями она проклинала Гарибальди, обвиняя его в том, что в пору объединения Италии он лишил семью ее покойного мужа титула виконтов Дзафферана – это имя будто бы досталось им от поселения на склонах Этны, над Катанией, где-то на востоке Сицилии.

– Все бандиты, коммунисты, завистники. И все им сходит с рук, да все им сходит с рук… – талдычила она и запиралась в своей комнате.

В последние месяцы она из нее практически не выходила. Приступы тревоги становились все острее, а фразы все бессмысленнее. Он слышал через дверь, как она говорила с отцом, сама задавала вопросы и сама отвечала.

Паоло проводил дома минимум времени, тягостная атмосфера распространялась в квартире, как яд, отравляя все, к чему она прикасалась. Он предпочитал бежать прочь, боясь, что и его накроет, шастать тенью в темных закоулках сумерек, теряться среди фасадов османовских зданий и в ночных барах, каждый вечер в другом. Поболтать ни о чем с белобрысым дылдой, который пьет пастис за пастисом и ненавидит весь мир. Посмотреть на блондиночку, потягивающую мохито в ожидании подруги. Побеседовать о татуировках с барменшей, которая скучает и улыбается только завсегдатаям. Что угодно, лишь бы не это чувство, наваливавшееся на него, стоило вставить ключ в замочную скважину. Он возвращался не раньше четырех утра и падал без сил на кровать, зная, что в этот час мать уже спит, оглушенная снотворным.

И всегда один и тот же сон:

Я иду по парапету.

Мои глаза устремлены на воду.

Вода серая, коричневая, мутная, пронизанная холодом и металлом.

Моя рука еще сжимает канат, он помогает мне удерживать равновесие лицом к ветру.

Луна стоит высоко, располосованная клочьями серых туч.

Пена внизу рассказывает истории о верховьях, о далях, о том, что говорится там, на вершинах гор. В этот час их не видно, больше не видно.

Надо дождаться дня.

Ткань моих брюк хлещет по ногам, щеки морщатся от силы ветра.

Я жду знака.

В этом доме никого нет.

Я жду знака.

Жду знака связи, высматриваю кого-то, кого-нибудь, жду, когда он свяжется со мной, чтобы я был, существовал в этом мире.

Я двигаюсь в этом пространстве, где живут мученик-отец и мутантка-мать, узница действия таблеток, и вижу их как сквозь туман.

А остальные сразу оказываются далеко.

Вне досягаемости.

И постоянное ожидание знака, чтобы кто-то узнал меня, высветил.

Чтобы я был, существовал.

Бродить по родительской квартире в поисках себя

в глазах матери, в глазах отца.

Той почвы, на которой я бы себя построил.

Начало долгого пути за пределы себя.

В сторону.

Это место я не занял, мне его никто не дал.

Не важно.

Так это было.

И он просыпался в поту.

Когда у матери диагностировали болезнь Альцгеймера, он, к стыду своему, почувствовал, как тяжесть свалилась с плеч. Может быть, хоть забвение облегчит ее муки. В это самое время хлынули денежные проблемы. Годы и годы она без всяких весомых причин брала ссуды, которые и не думала возвращать. Напоминания и предупреждения так и сыпались в почтовый ящик. Паоло пришлось решиться, поместив ее в лечебницу, продать родительскую квартиру, чтобы заплатить долги. На оставшиеся деньги он купил себе двухкомнатную квартирку на улице Дудовиль. Хоть крыша над головой будет.

В конвертах из клиники – только счета да краткие отчеты о динамике ее состояния, которой нет. Он кладет их к предыдущим, на дальний край стола.