Кейт Аткинсон - Большое небо

• Название: Большое небо
• Автор: Кейт Аткинсон
• Жанр: Зарубежные детективы
• ISBN: 978-5-389-18230-1

В высшую лигу современной литературы Кейт Аткинсон попала с первой же попытки: ее дебютный роман «Музей моих тайн» получил престижную Уитбредовскую премию, обойдя «Прощальный вздох мавра» Салмана Рушди, а цикл романов о частном детективе Джексоне Броуди, успевший полюбиться и российскому читателю («Преступления прошлого», «Поворот к лучшему», «Ждать ли добрых вестей?», «Чуть свет, с собакою вдвоем» – а теперь и «Большое небо»), Стивен Кинг окрестил «главным детективным проектом десятилетия». Суммарный тираж цикла превысил три миллиона экземпляров, а на основе первых его книг телеканал Би-би-си выпустил сериал «Преступления прошлого» с Джексоном Айзексом в главной роли. Джексон Броуди поселился в крошечной приморской деревушке в северном Йоркшире, где ему иногда составляют компанию сын и дряхлый лабрадор, и печально ожидает свадьбы своей дочери. Занимаясь рутинной работой частного детектива – в основном собирая доказательства супружеской неверности, – Джексон однажды встречает на осыпающемся утесе совершенно отчаявшегося человека. Протянув ему руку помощи в прямом и переносном смысле, Джексон поневоле ввязывается в расследование страшных преступлений, которые происходят много лет у полиции под носом, причем творят их люди самые что ни на есть приличные и уважаемые. Одновременно с Джексоном этот зловещий клубок под названием «магический круг» распутывает его старая эдинбургская знакомая, которой он обязан жизнью, – эрудитка и уже отнюдь не малютка Реджи Дич… «Волшебный – и волшебно затягивающий – мир пересекающихся тропок, коварных замыслов и удивительных совпадений. Невероятно увлекательно и трогательно» ( ). Впервые на русском языке! [i]Внимание! Содержит ненормативную лексику![/i]

---

Во второй половине дня в «Мир Трансильвании» почти никто не заглядывал. Замогильный покой. Ха-ха. Вдобавок светит солнце, и никто, кроме редких извращенцев, не захочет прятаться под крышей в такую хорошую погоду. Для бизнеса лучше всего дождь – люди забегали спрятаться, вход – всего два фунта, хотя зачастую, отведав скудных ужасов, они считали, что и это грабеж. Выход был на другую улицу, так что обычно Гарри не выпадало разбираться с удрученными клиентами. Сообразив наконец, где они и как вернуться к началу, клиенты уже теряли волю к жизни, и скандалить из-за двух фунтов их ломало.

Арчи, так называемый «живой актер», не явился. Когда такое случалось – а случалось такое часто, что неудивительно, – Гарри подводил посетителей ко входу («Там довольно темно». И это правда!), по заднему коридору бежал до потайной двери, хватал маску Дракулы, выскакивал посетителям навстречу, как раз когда они сворачивали за угол, и клокотал горлом («Йааргхг!»), словно вампир, который не может откашляться. Люди никогда не восторгались, а пугались редко. Страх сам по себе неплох, говорил отец Гарри. «Держит в тонусе».

Мать Гарри, Лесли, погибла шесть лет назад, когда Гарри было десять, и отец женился снова, на Кристал, а через год они родили Каррину. Сейчас Каррине было три, и ее звали Карри все, кроме Гарри, который считал, что имя какое-то слегка расистское. По его мнению, девочкам лучше зваться как-нибудь попроще – Эмили, Оливия, Эйми (так звали его школьных подруг). Мисс Рискинфилд нарекла их «Гермионами» – весьма пренебрежительно, особенно если учесть, что все они были в ее, как она выражалась, «фан-клубе». «По мне, так малка чересчур Джин Броди»[30], – говорила она. (А мисс Рискинфилд – она уже в расцвете лет? Гарри не спросил.)

Мисс Рискинфилд преподавала у них в школе театральное искусство и английскую литературу.

– Зови меня Белла, – сказала она, подвозя Гарри домой после репетиции. («Мне в ту сторону».) В конце летнего триместра они поставили «Смерть коммивояжера». Гарри дали маленькую роль – Стэнли, официанта в ресторане, хотя он пробовался (и пролетел) и на Бифа, и на Хэппи. Играл он так себе.

(– Ты не парься, – сказала Кристал, – с возрастом научишься.)

«Смерть коммивояжера» шла три вечера. Отец Гарри не выбрался, но Кристал приехала на премьеру.

(– Пьеса тоску нагоняет, да? Но ты очень хорошо играл, – прибавила она.

Гарри знал, что это вранье, но было приятно, что она так сказала.)

– Как Гамлет начинал монолог про мохнатый сыр? – спросил Гарри у мисс Рискинфилд, когда та подвозила его домой в последний вечер. – «Брить иль не брить?»

Она рассмеялась, а затем, припарковавшись перед домом, положила руку Гарри на коленку и сказала:

– Ты не представляешь, до чего ты особенный. Помни: все твое будущее впереди – не транжирь его понапрасну, – наклонилась и поцеловала его в губы, и он почувствовал, как ее язык сладким мятным слизняком тычется в язык ему.

– Это кто была? Твоя драгоценная мисс Рискинфилд? – нахмурилась Кристал, когда Гарри, от поцелуя еще шатаясь, вошел в дом. – Мне вас видно на камерах.

Гарри вспыхнул. Кристал сочувственно похлопала его по плечу:

– Ты же в курсе, что она в следующем году переводится в другую школу?

Гарри не знал, расстраиваться ему от такой новости или вздохнуть с облегчением.

Девушки, зовущиеся, к примеру, Соня или Белла, порой взрывают мозг. А имя Карри чревато всевозможными неприятностями. (По сути, тебя съедят.) Можно, конечно, вырасти и стать дрэг-квин. У Сони Кристи, который выступал в «Чертогах», была знакомая по имени Кара Мель, хотя Гарри подозревал, что это не ее (или его) настоящее имя.

В спальне Каррины (да и в ее жизни) все было розовое и на тему фей с принцессами. Каррина спала в резной кровати, изображавшей карету Золушки, и у нее был целый гардероб диснеевских костюмов, которые она носила по очереди, – Бель и Эльза, Ариэль, Белоснежка, Динь-Динь, Моана, Золушка: бесконечный, практически взаимозаменяемый арсенал блесток и искусственного атласа. В том году они ездили в парижский Диснейленд и в магазине смели все подчистую.

– Лучше так, пожалуй, чем под Джонбене[31], – сказал Соня.

Уж кто-кто, а Соня в костюмах разбирался. Он… она (при ней за местоимениями нужен глаз да глаз) была Гарри конфиденткой. Странно, да, но за советом или излить душу Гарри ходил к Соне. У Гарри как будто снова появилась мать – ну, почти. Мать, которая носила парик, шпильки двенадцатого размера и «упихивал подальше свои шасси» (даже в Сонином лексиконе здесь требовался мужской род).

Гарри часто читал Каррине на ночь, для чего отыскал свои детские книжки в одном из старых гаражей, где (весьма небрежно) распихали по коробкам и оставили плесневеть его детство. Отец перестроил два сарая в гаражи и добивался разрешения перестроить третий, но не тут-то было: в сарае гнездились летучие мыши (точнее, «эти блядские летучие мыши», как их неизменно именовали), а летучие мыши – охраняемый вид. («Какого ляда? Какого ляда охранять этих блядских летучих мышей, блядь?») Гарри любил смотреть, как летними вечерами они носятся по сараю, ловят мошек. Летучие мыши были крошечные, на вид хрупкие, и Гарри боялся, что отец втайне желает им зла.

В этой Бэт-пещере Гарри в одной из коробок нашел чудесное иллюстрированное издание братьев Гримм (с подписью «От мамочки с любовью») и посредством его знакомил Каррину с жестокой стороной мира фей – читал ей сказки, в которых людей проклинали, или бросали, или отрубали им пальцы на ногах и выковыривали глаза. Сказки, в которых не было ни намека на конфеты и пирожные. Нет, он не хотел пугать Каррину – и, к чести Каррины, ее еще поди испугай, – но кто-то же должен уравновесить пушистый мирок сплошного розового зефира, который грозил поглотить ее целиком, и раз больше никто не брался, значит, видимо, надо Гарри. Плюс братья Гримм ввели в мир литературы его самого, и хорошо бы Каррина тоже полюбила читать.

Сказки он однажды обсуждал с рисковой мисс Рискинфилд, и она объяснила, что сказки – это «буквари» для девочек, чтоб знали, как выживать в мире «хищных мужчин». («Или, скажем так, волков».) Это руководство, сказала она, что делать, когда девочка очутилась одна в темном лесу. Темный лес – это, наверное, метафора. Сейчас темные леса не то чтобы на каждом углу, но приятно думать, что Каррина вырастет, зная, как спастись от волков.

Его собственная мать, как Гарри ни старался, была лишь размытым пятном в памяти, и с каждым днем вызвать ее к жизни становилось все труднее. Время от времени что-нибудь прорывалось из миазмов внезапным острым осколком – Гарри сидит рядом с матерью в машине или мать протягивает ему мороженое, – но «контекст», как сказала бы мисс Рискинфилд, стерся напрочь. Мать никогда не жила в «Горней гавани» – там она тоже не чувствовалась. Она курила – это Гарри помнил. Еще помнил сиплый смех, темные волосы. И что однажды она танцевала в кухне – не вальсировала, а скорее как про́клятая бедняжка Карен в «Красных башмачках». (Кошмарная сказка, для Каррины не пойдет, решил Гарри.)

У Эмили связь с его матерью была прочнее: она то и дело говорила, к примеру:

– Помнишь, тебе мама на день рождения испекла торт – он был как пожарная машина? – Или: – Твоя мама возила нас кататься на рождественском паровозе – весело было, да? – И так далее.

Было весело? Гарри не знал – почти все воспоминания вычеркнуты из жизни вместе с матерью. Как книжка, где не осталось нарратива, – только редкие слова разбросаны тут и там по страницам.

– Иногда лучше забывать, – сказала Кристал.

Может, порой думал Гарри, в конце концов мать умерла бы от рака – она же курила, – а не упала со скалы, как случилось на самом деле.

Падения никто не видел – мать выгуливала собаку. Кулема – крошечный дружелюбный йоркширский терьер, Гарри ее помнил яснее, чем собственную мать. Пророческая кличка, если учесть, что с этой собакой приключилось. («Пророческий» – это тоже мисс Рискинфилд так говорит.) Кулему нашли на карнизе под скалой – очевидно, собака сверзилась с обрыва, а мать Гарри полезла ее вытаскивать, поскользнулась и упала.

Кулему нашли живой, а тело матери береговым спасателям пришлось вылавливать из моря. Гарри недавно наткнулся на свидетельство о смерти – искал свое свидетельство о рождении, доказать, что ему правда нет восемнадцати и можно ездить на автобусе по льготному билету, – и там говорилось, что причина смерти – «утопление». Неожиданно – Гарри-то считал, что тогда был отлив и мать ударилась головой о камни, что чудовищно, но как бы получше, поскольку явно быстрее. Иногда он размышлял, видела ли собака мать, когда та пролетала мимо, успели ли они изумленно переглянуться.

От Кулемы отец избавился, отдал кому-то из своих шоферов.

– Не могу на нее смотреть, Гарри, – сразу Лес вспоминаю.

Прошло два года – и он женился на Кристал. Гарри жалел, что отец отдал собаку.