Иван Погонин - Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

• Название: Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
• Автор: Иван Погонин
• Жанр: Исторические приключения

«Мы – Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин – авторы исторических детективов. Наши литературные герои расследуют преступления в Российской империи в конце XIX – начале XX века. И хотя по историческим меркам с тех пор прошло не так уж много времени, в жизни и быте людей, их психологии, поведении и представлениях произошли колоссальные изменения. И чтобы описать ту эпоху, не краснея потом перед знающими людьми, мы, прежде чем сесть за очередной рассказ или роман, изучаем источники: мемуары и дневники, газеты и журналы, справочники и отчеты, научные работы тех лет и беллетристику, архивные документы. Однако далеко не все известные нам сведения можно «упаковать» в формат беллетристического произведения. Поэтому до поры до времени множество интересных фактов оставалось в наших записных книжках. А потом появилась идея написать эту книгу: рассказать об истории Петербургской сыскной полиции, о том, как искали в прежние времена преступников в столице, о судьбах царских сыщиков и раскрытых ими делах…»

---

Дело № 6. Неутешный сын

1 января 1847 года в доме Дидло (дом сохранился в перестроенном виде, нынешний адрес: Невский проспект, дом 43 / ул. Рубинштейна, дом 1) были найдены мертвыми две проститутки, жившие без прислуги. Головы убитых были проломлены в нескольких местах тупым шарообразным предметом, имевшим диаметр около вершка (примерно 4,45 см). На полу Шерстобитов обнаружил кровавые следы, оставленные мужскими сапогами. Так как ни денег, ни ценных вещей в квартире он не нашел, а платья и тряпки были вынуты из комодов и раскиданы, сыщик сделал вывод, что убийство совершено с целью ограбления. Однако никаких зацепок, кроме следов сапог, у него не было. Подозрения пали сперва на дворника, потом на одного из клиентов убитых проституток. Обоих Карп Леонтьевич заставил пройти рядом с кровавым следом в сапогах, помеченных чернилами, но этот смелый для своего времени следственный эксперимент убийцу не открыл.

Рис. 11. Дом Дидло (крайний слева), фотография XIX века

Спустя семьдесят дней случилось новое происшествие – 11 марта 1847 года у ворот дома полковника Тишенинова (нынешний адрес: Стремянная улица, дом 10, дом постройки 1828 года был разобран в 2005 году) нашли в бессознательном состоянии проживавшего в этом доме писаря. И хотя голова его была проломлена, он был жив, и его сразу отвезли в больницу. Надзиратель Шерстобитов, осмотрев раны, пришел к выводу, что они нанесены тем же тупым шарообразным предметом, что и проституткам в доме Дидло. Но писарь пребывал в бессознательном состоянии и ничего про нападавшего сообщить не мог. Его жена (а поженились они буквально за несколько дней до покушения) показала сыщику письмо, полученное мужем утром, в котором того приглашали в полдень в одну из рестораций возле Думы. Половые из этой ресторации, узнав писаря по описанию, назвали человека, с которым тот в полдень там встречался – 19-летний Яковлев. По месту проживания его не обнаружили, у любовницы тоже не застали, зато в её квартире во время обыска нашли золотые серьги и колечко, украденные в доме Дидло.

Самого Яковлева схватили в лесу за Нарвской заставой. Он признался в убийстве проституток и указал, где спрятаны остальные похищенные у них вещи. Про покушение на писаря он сообщил следующее:

«Зная, что он получил за женою порядочное приданое, заключавшееся… в золотых и серебряных вещах, я решил воспользоваться ими, рассчитывая в отсутствие хозяина убить его мать, жену и служанку, но чтобы успех задуманного предприятия был вернее, я намеревался убить сначала главу семейства, а потому… написал ему каракулями пригласительную записку, не подписав своего имени, чтобы со смертью его окончательно скрыть всякий след к преступлению»{43}.

Заманив после сытного завтрака жертву к себе домой, Яковлев успел нанести ему несколько ударов кистенем. Но тут неожиданно пришла служившая у него в доме кухарка. Важная подробность – она вернулась с похорон отца Яковлева. Однако сыну было некогда провожать родителя в последний путь, у него на этот день были иные планы – убить приятеля и всю его семью. Увидев раненого, кухарка, не разобрав, в чем дело, помогла Яковлеву вытащить полумертвого писаря на улицу и усадить на извозчика. Сбросив умирающего у его дома, Яковлев побрел куда глаза глядят, опасаясь возвращаться домой.

Из-за несовершеннолетнего возраста Яковлев подлежал не уголовному, а совестному суду, но за нанесение удара смотрителю тюрьмы был заключен в крепость, где и умер. Писарь через несколько месяцев выздоровел.

Шерстобитов дослужился до коллежского асессора{44}. Император Николай I трижды награждал его орденами. Вместе с орденом Станислава 3-й степени[9] (за открытие убийц двух чухонок) Карп Леонтьевич получил право на потомственное дворянство{45}. Четвертый орден – Станислава 2-й степени – был пожалован Шерстобитову уже Александром II за расследование убийства двух женщин, случившегося 5 февраля 1856 года в доме коллежского советника Геккера{46}.

Помощником квартального надзирателя 2-го квартала 3-й Адмиралтейской части Шерстобитова с 1855 года служил будущий начальник Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин{47}. Вот как описывает его тогдашние обязанности современник:

«В числе помощников Шерстобитова считался И.Д. Путилин, который подсаживался в тюрьмах к преступникам как таковой же, выпытывал от них всё, что требовалось, уходил и затем открывал преступления»{48}. Читатель, наверное, помнит, что и другой великий сыщик – Эжен Видок – тоже начинал свою карьеру «внутрикамерным» осведомителем.

Дело № 7. А.Ф. Кони «Сервиз посла»

О забавном приключении из их совместной с Шерстобитовым службы Иван Дмитриевич Путилин впоследствии рассказал знаменитому юристу А.Ф. Кони:

«Тогда над Апраксиным рынком был частный пристав Шерстобитов – человек известный, ума необыкновенного. Сидит, бывало, в штофном халате, на гитаре играет романсы, а канарейка в клетке так и заливается. Я же был у него помощником, и каких дел не делали, даже вспомнить весело! Раз зовет он меня к себе, да и говорит:

“Иван Дмитриевич, нам с тобою, должно быть, Сибири не миновать!” “Зачем, – говорю, – Сибирь?” – “А затем, – говорит, – что у французского посла, герцога Монтебелло, сервиз серебряный пропал, и государь император Николай Павлович приказал обер-полицмейстеру Галахову, чтобы был сервиз найден. А Галахов мне да тебе велел найти во что бы то ни стало, а то, говорит, я вас обоих упеку куда Макар телят не гонял”. – “Что ж, – говорю, – Макаром загодя стращать, попробуем, может, и найдем”. Перебрали мы всех воров – нет, никто не крал! Они и промеж себя целый сыск произвели получше нашего. Говорят: “Иван Дмитриевич, ведь мы знаем, какое это дело, но вот образ со стены готовы снять – не крали этого сервиза!” Что ты будешь делать?

Рис. 12. Анатолий Федорович Кони, фотография 70-х годов XIX века

Побились мы с Шерстобитовым, побились, собрали денег, сложились да и заказали у Сазикова новый сервиз по тем образцам и рисункам, что у французов остались. Когда сервиз был готов, его сейчас в пожарную команду, сервиз-то… чтобы его там губами ободрали: пусть имеет вид, как бы был в употреблении. Представили мы сервиз французам и ждем себе награды. Только вдруг зовет меня Шерстобитов. “Ну, – говорит, – Иван Дмитриевич, теперь уж в Сибирь всенепременно”. – “Как, – говорю, – за что?” – “А за то, что звал меня сегодня Галахов и ногами топал и скверными словами ругался. “Вы, – говорит, – с Путилиным плуты, ну и плутуйте, а меня не подводите. Вчера на бале во дворце государь спрашивает Монтебелло: “Довольны ли вы моей полицией?” – “Очень, – отвечает, – ваше величество, доволен: полиция эта беспримерная. Утром она доставила мне найденный ею украденный у меня сервиз, а накануне поздно вечером камердинер мой сознался, что этот же самый сервиз заложил одному иностранцу, который этим негласно промышляет, и расписку его мне представил, так что у меня теперь будет два сервиза”.

“Вот тебе, Иван Дмитриевич, и Сибирь!” – “Ну, – говорю, – зачем Сибирь, а только дело скверное”. Поиграл он на гитаре, послушали мы оба канарейку, да и решили действовать. Послали узнать, что делает посол. Оказывается, уезжает с наследником-цесаревичем на охоту. Сейчас же к купцу знакомому в Апраксин, который ливреи шил на посольство и всю ихнюю челядь знал. “Ты, мил человек, когда именинник?” – “Через полгода”. – “А можешь ты именины справить через два дня и всю прислугу из французского посольства пригласить, а угощенье будет от нас?” Ну, известно, свои люди, согласился. И такой-то мы у него бал задали, что небу жарко стало. Под утро всех развозить пришлось по домам: французы-то совсем очумели, к себе домой-то попасть никак не могут, только мычат. Вы только, господа, пожалуйста, не подумайте, что в вине был дурман или другое какое снадобье. Нет, вино было настоящее, а только французы слабый народ: крепкое-то на них и действует.

Ну-с, а часа в три ночи пришел Яша-вор. Вот человек-то был! Душа! Сердце золотое, незлобивый, услужливый, а уж насчет ловкости, так я другого такого не видывал. В остроге сидел бессменно, а от нас доверием пользовался в полной мере. Не теперешним ворам чета был. Царство ему небесное! Пришел и мешок принес: вот, говорит, извольте сосчитать, кажись, все. Стали мы с Шерстобитовым считать: две ложки с вензелями лишних. “Это, – говорим, – зачем же, Яша? Зачем ты лишнее брал?” – “Не утерпел”, – говорит… На другой день поехал Шерстобитов к Галахову и говорит: “Помилуйте, ваше высокопревосходительство, никаких двух сервизов и не бывало. Как был один, так и есть, а французы народ ведь легкомысленный, им верить никак невозможно”. А на следующий день затем вернулся и посол с охоты. Видит, сервиз один, а прислуга вся с перепою зеленая да вместо дверей в косяк головой тычется. Он махнул рукой да об этом деле и замолк”.