Лариса Капелле - Велесова ночь

• Название: Велесова ночь
• Автор: Лариса Капелле
• Жанр: Исторические приключения
• ISBN: 978-5-04-114234-6

Москва, 1477 год. Вот уже пять лет как Иван III женат на византийской принцессе Софье Палеолог. Москва из захудалого лесного княжества превращается в одно из самых могущественных государств Восточной Европы. Софье не по душе старомосковские порядки и жизнь в деревянной столице с ее залатанными крепостными стенами и ветхими храмами. Тем временем влияние хитрой честолюбивой византийки растет и не всем это по душе. Поэтому когда по Москве прокатывается волна загадочных убийств, именно Софью обвиняют в том, что она нарушила извечный порядок и впустила в город чужеземцев на службе у дьявола…

---

Пять лет спустя… (Москва, октябрь 1477 года)

Который год сидела в Москве чужестранка коварная, змеюка подколодная Зоя Палеолог. Хоть имя свое змеиное Зоя на русское Софья сменила, но русским именем ведь подлую, чужую душу не выправишь. Пятый год плела интриги, устраивала заговоры, душила одну за другой вольницу боярскую. На чужой, византийский манер жизнь русскую организовать вздумала. "Так ведь разве правое это дело – уставы дедов и прадедов на греческие порядки менять! – раздумывал, покачивая головой, дворянин Государева двора Михаил Степанович Лыков. – От Византии ихней ничего не осталось, который год бусурманин в Царьграде сидит. А Москва-матушка стояла и стоять будет". Горькие думы одолевали Михаила Степановича со вчерашнего вечера. Обидел его Гусев, молодой щенок византийской принцессы, еще как обидел! Перед всеми унизил. Вперед него к великому князю подошел с докладом и спиной еще заслонил, да так Лыкова и не видно было, как будто он не дворянин Государева двора, а совсем никто. А потом еще и перебил, когда Лыков слово перед Иваном Васильевичем держал, вроде бы как поправил.

Лыков снова вздохнул и помотал головой. Думушки заворочались тяжелыми каменьями: "Вот беда-то! Не было лиха, так черти заморские, папа с кардиналами своими, полный короб наволокли, как придумали в невесты князю Зойку эту поганую предложить! Не иначе как извести начисто веру истинную, православную, порешили. А князь у них как паинька на поводу пошел. Теперь эта подлая интриганка всем крутит! Да и князя словно подменили. В кровати стал государственные дела решать! Раньше Иван Васильевич любил как в старину "против себя встречу", когда бояре с воеводами спорили да жизни учили, покорно все выговоры слушал. Так бывало воевода Дорогомилов, князь Патрикеев или дьяк Федор Курицын начнут говорить, то князю и слово вставить не удается. Только когда уважаемые бояре закончат, тогда и князя черед приходит. Теперь даже в палату входить трижды согнувшись надо. И кланяться, как перед иконой, в пояс, а то и до земли. А ежели что не так, то гнев великого князя страшен, а в опалу попасть проще простого. Время худое – из Москвы никуда не уйти, ни к ярославским, ни к тверским, ни к угличским Васильичам! Все теперь только на Москву глядят… И где это видано, чтобы баба в государственных советах участвовала! Оно ведь известно, что у них только волос долог, а ум короток! Лыков даже сплюнул от досады! Перед взором как наяву встала вчерашняя картина, когда Софья в Думной Зале на почетном месте рядом с князем восседала и говорила со всеми на равных.

Конец пришел Руси! И какие дела стали творится! Сатанинские!" – одумал и осенил себя крестным знамением на всякий случай. Вспомнил молодого Бориску Холмогорова, найденного изрезанным, а самое страшное, что даже после смерти поизмывались над ним: голову отрубили, оскопили и причинное место в рот засунули, словно по дьявольскому наущению, да еще не теле места живого не оставили. За что ему такую лютую смерть? Бориску он знал хорошо, тот служил в его столе. Хотя служил так себе. Ленивый был Бориска, не прилежный, одна печаль-забота погулять, попировать да за красными девицами поволочиться. Лыков его взял к себе, чтобы слово сдержать. Товарищу своему, покойному Прокопию Холмогорову, пообещал о семье его позаботиться. С Прокопом вместе на Литву ходили, только тот из последнего похода не вернулся, в засаду попал. Вот из-за товарища погибшего отпрыска его и терпел. А вчерашнего дня и дружка Борискиного, Глеба Добровольского за корчмой на Смоленской дороге нашли. Сам слышал, как пристав Андрей Дорогомилов князю Патрикееву докладывал. Следом на Ростовской дороге троих коробейников след простыл, на кузнеца Богдана Еремина рядом с кабаком напали, так отчехвостили, что плашмя лежит и смерти дожидается, а известной знахарке бабе Манефе голову начисто снесли, а кто неведомо. Ну знахарку наверняка сам лукавый и обезглавил, всем известно, что она с ним зналась, вот, видимо, и не поделили что-то. А остальных-то за что?! Столько народу за два дня погибло! Совсем разбушевался хвостатый! А все из-за нее, из-за Зойки!

Перекрестился на всякий случай и молитву прочитал, потом вернулся к самому важному, что уже несколько месяцев покоя не давало. Вот уж не думал, что так трудно будет сыночка единственного, Васю, на службу во дворец пристроить. К себе в приказ брать – засмеют, что мол, совсем ни чести, ни влияния у Лыкова не осталось, сыночка писарем к себе в стол брать. Но пока все старания Михаила Степановича ни к чему не привели. Жена, Прасковья Игнатьевна, с утра до вечера только об одном и говорила, как Васеньку в люди вывести.

Дверь отворилась, и в кабинет Лыкова вошел подъячий Иван Мельников. Мужчина еле заметно поклонился.

– Спрашивали, Михаил Степанович?

– Конечно! Ты где был? Второй час тебя жду, – не скрывая недовольства, пробубнил Лыков.

– Задержался с купцами новгородской гостиной сотни, опять жалуются, мол, поборы высокие!

– Раз высокие, так и не торгуйте! – мотнул головой Лыков.

– Так ведь не скажешь, я им по-другому объяснил, мол, зато на ярмарке самые лучшие места им выделили, они с двойной выгодой свой товар продать смогут, от лихого народа их защищаем, дороги обезопасили, а стражникам тоже платить надо… Опять заказ им на пищали дали, могли ведь и без них обойтись! Вон как московская гостиная сотня на нас обиделась, что новгородцев выделяем! Их голова, Матвей Никитин, недавно только приходил, но я его успокоил, что сегодня у новгородцев праздник, а завтра – и у вас будет, зато мол, Новгородское вече вам отказать не посмеет, когда со своим товаром поедете!

– Твоя правда, – согласился Михаил Степанович. – С Матвеем ссориться не резон, слухи уже ходят, что скоро не просто головой гостиной сотни, а гостем (крупным купцом – прим. автора) станет, дьяки в разрядном приказе вроде уже и жалованную грамоту на гостиное имя приготовили.

– Быстро поднялся Никитин, – не без зависти покачал головой подъячий.

– Быстро, говорят большими деньгами ворочает, не меньше десяти тысяч обороту в год, сам на Югру, на Северное море ездит, ему уже и воеводы не указ. Ну да ладно, ты все честь по чести выправил, и то хорошо.

Своему подъячему Лыков доверял. Большого ума человек. Поэтому как только с докладом к Патрикеееву или к Курицыну идти, всегда сначала с Иваном посоветуется. Так всегда все складно у него и получалось. А уж с торговым людом общаться равного Мельникову не было. Самые выгодные дела через их стол проходили, и купцы в накладе не оставались, благодарили. Лыков и думать забыл, что с войны голым и босым вернулся. От дедовского удела ему только пара захудалых деревенек и досталась, а холопов так вообще полтора человека. Приданого за Прасковьей тоже негусто получил. Думал, что заслуги отца Прасковьи Игнатьевны да родство с воеводой Ильей Алексеевичем Дорогомиловым подсобят. Только с воеводой все неладно получилось, до сих пор Илья косо смотрит, а вроде военными товарищами были! Хорошо хоть Великий князь заслуги Прасковьиного отца помнил и столом в приказе Большой казны назначил заведовать, и не каким-нибудь, а тем, которому торговые люди подчинялись. А купцы – народ понимающий и благодарный. Так что сейчас хорошо зажил, вот бы Васю к делам пристроить, а там можно и на покой.

– С Васей никак не получается, – пожаловался Михаил Степанович, – может посоветуешь что?

Мельников заботу своего хозяина выслушал, поразмышлял и выдал на-гора:

– Сходили бы вы, Михаил Степанович, к княгине Софье с поклоном. Великий князь вас не жалует, сами не знаем, что ему воевода Дорогомилов наговорил. Так что, тут старайся не старайся! А княгиня, может, и пожалеет. Тем более чужая она здесь, людей, пришедших с поклоном, не часто видит. Знает, что бояре ее ненавидят. Но только на латинян своих да греков опираться ей не просто. Так что ищет она опоры и в боярстве, и в дворянстве московском. Попробуйте, дворянин, попытка не пытка.

Все перевернулось внутри Лыкова, но виду не показал, только засопел слегка. Потом собственной выдержке и хитрости порадовался. Шут его знает, снюхался, небось, с княгиней. Он сам-то из посадских выбился, ни роду, ни племени. "Хотя именно таким сейчас почет", – горько вздохнул дворянин, совершенно забыв, что минуту назад сам же своего подъячего восхвалял до небес. Мельников вышел, а Михаил Степанович так и остался сидеть, поглаживая седую бороду. Был он человеком степенным, неторопливым. А что торопиться, это пусть простой люд торопится, а родовитому человеку держать себя уметь надо. Потом так же не спеша приказал возок запрягать и отправился домой. Только и там отдохнуть не пришлось. На пороге уже ждала его жена, Прасковья Игнатьевна. Лыков взглянул на нее и тут же отвернулся. Но от жены отвязаться не удалось, та была настроена решительно.

– Разговаривал ли ты с воеводой?

– Что прикажешь, каждый день Илье Алексеичу надоедать?