Майкл Коннелли - Поэт, или Охота на призрака

• Название: Поэт, или Охота на призрака
• Автор: Майкл Коннелли
• Жанр: Зарубежные детективы
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-389-18193-9

«Смерть – вот за чем я охочусь. Именно она помогает мне зарабатывать на жизнь…» Джек Макэвой вовсе не рисуется; он криминальный репортер, и броня цинизма ему необходима, но трагическая гибель брата, полицейского детектива, пробивает в ней брешь. Согласно официальной версии, брат застрелился из-за нераскрытого дела. Но Джек не верит в версию самоубийства, хотя все улики налицо, даже предсмертная записка. Он начинает собственное расследование и вскоре обнаруживает целую серию случаев, когда полицейский пустил себе пулю в лоб по причине фатальной неудачи на службе. И каждый оставил записку – с цитатой из стихов поэта-мистика Эдгара Аллана По…

---

– Эй, Джек, да ты, оказывается, набит дерьмом под самую завязку. Если бы ты не был братом своего брата, я бы уже давно вышвырнул тебя отсюда, да еще наподдал сзади для скорости. Ты действуешь мне на нервы, а я этого не люблю.

– Вот как? Тогда попытайся представить, что чувствую я. Ты совершенно прав, приятель, я – брат своего брата, и мне сдается, что вся эта петрушка касается меня гораздо больше, чем кого бы то ни было.

Сент-Луис издал самодовольный смешок, явно намереваясь меня унизить.

– Эй, Большой Пес, как насчет того, чтобы выйти наружу и поднять ногу на пожарный гидрант или на какой-нибудь столбик? – осведомился я.

Векслер едва не рассмеялся, сдержавшись лишь в последний момент. Лицо Сент-Луиса побагровело.

– Ну ты и дешевка, – сказал он. – Да я тебя…

– Ну хорошо, побузили, и будет! – вмешался Векслер. – Успокойтесь, парни. Кстати, Рэй, может быть, тебе действительно пора пойти покурить? Я только поговорю с Джеком, вправлю ему мозги и догоню тебя.

Я выбрался из тесной кабинки, давая Сент-Луису возможность удалиться. На прощание он наградил меня мрачным взглядом, свидетельствующим о том, что я нажил себе смертельного врага. Я промолчал и вернулся за столик.

– Допивай, Векс. Нечего притворяться, будто перед тобой вовсе не «Джим Бим».

Векслер хмыкнул и отпил большой глоток.

– Ты знаешь, близнецы вы или нет, но в тебе и впрямь очень много от брата. Ты не сдаешься просто так и умеешь вести свои дела довольно хитрым образом. Если сбреешь бороду да подрежешь волосы – а то ты с этой прической смахиваешь на хиппи, – то с расстояния двух шагов запросто сойдешь за Шона. Вот только со шрамом придется что-то сделать.

– Так как насчет досье?

– В смысле?

– Показать его мне – твой долг перед Шоном.

– Не понимаю.

– Все ты понимаешь. Я не смогу забыть о смерти брата до тех пор, пока не увижу материалов дела. Я просто пытаюсь разобраться, что же все-таки такое случилось с Шоном.

– И заодно пытаешься написать об этом.

– Да пойми же ты наконец, что я репортер! Если я смогу написать об этом, значит я смогу это понять. И навсегда похоронить свои сомнения. Это, собственно, все, чего я добиваюсь. Не больше, но и не меньше.

Векслер отвернулся и взял в руки счет, который официантка положила на стол. Потом он одним глотком допил все, что оставалось в бокале, и встал. Глядя на меня сверху вниз, он тяжело вздохнул, и я почувствовал исходивший от него густой запах бурбона.

– Идем в контору, – сказал Векс. – Я дам тебе на все про все ровно час. – С этими словами он поднял вверх указательный палец и повторил, должно быть, на случай, если я плохо его понял: – Один час, не больше.

В рабочей комнате отдела по борьбе с преступлениями против личности я сел за стол, которым пользовался мой брат. Его еще никто не успел занять. Возможно, отныне это место будет считаться несчастливым. Векслер задержался возле стены, вдоль которой выстроились железные шкафы с делами, и теперь рылся в одном из них. Сержанта Сент-Луиса нигде не было видно; судя по всему, он предпочел не иметь к происходящему никакого отношения.

В конце концов Векслер отошел от шкафа, держа в руках две толстые папки. Их он и положил передо мной.

– Это все?

– Все. У тебя час, время пошло.

– Но послушай, это же стопка бумаг чуть не в пять дюймов толщиной! – Я попробовал поторговаться. – Может, я возьму это домой и верну в целости и сохранности через…

– Будешь работать тут, Макэвой. Положи перед собой часы, потому что ровно через шестьдесят минут эти папки отправятся обратно в сейф. Постарайся уложиться в пятьдесят девять. Не теряй времени.

Я решил прекратить бесполезные попытки и открыл первую папку.

Тереза Лофтон, очаровательная юная девушка, была студенткой педагогического факультета. Она поступила в Денверский университет, чтобы получить диплом о высшем образовании и стать учительницей начальных классов. Впрочем, это должно было произойти еще не скоро; пока же Тереза училась на первом курсе, жила в кампусе и подрабатывала воспитательницей в детском саду при семейном общежитии.

По версии следствия, Лофтон похитили на территории самого кампуса или где-то неподалеку от него в среду – в последний учебный день перед рождественскими каникулами. Большинство студентов к этому времени уже разъехались, но Тереза все еще оставалась в Денвере, и тому было две веские причины. Во-первых, ее задерживали служебные обязанности, так как, несмотря на праздники, детский сад работал до конца недели. Во-вторых, девушка дожидалась, пока на ее старенький «фольксваген-жук» поставят новое сцепление и она сможет отправиться домой.

Об исчезновении Терезы никто не сообщил, так как все ее соседки по комнате и товарищи по учебе уже уехали домой. Никто не знал, что она пропала. Даже когда девушка не вышла на работу в детский сад утром в четверг, заведующий решил, что она просто уехала к себе в Монтану, не доработав неделю до конца, так как после рождественских каникул собиралась уволиться. В конце концов, студенты не раз выкидывали подобные номера, особенно когда экзамены за семестр были позади, а соблазнительный отдых вот-вот должен был начаться. Как бы то ни было, заведующий не стал бить тревогу и обращаться в полицию.

Тело было обнаружено в пятницу утром в Вашингтон-парке. Следствие сумело установить цепочку событий только до полудня среды, когда Тереза позвонила из садика автомеханику в мастерскую – тот показал, что слышал в трубке детские голоса, – и узнала, что ее машина готова. Тереза предупредила, что заберет «фольксваген» сегодня после работы, но сначала заедет в банк. Ни того ни другого она так и не сделала. В среду около полудня девушка попрощалась с заведующим детским садом и ушла. После этого никто больше не видел ее живой. За исключением убийцы, разумеется.

Мне достаточно было одного взгляда на фотографии, чтобы понять, почему погибшая так запала в сердце Шону и почему он отдавал расследованию ее убийства всю свою душу. В дело попали не только посмертные, но и прижизненные снимки. Среди них я обнаружил фотопортрет Терезы, сделанный, должно быть, перед самым выпуском из школы. Со снимка на меня глядела юная привлекательная девушка, у которой вся жизнь была впереди. Темные вьющиеся волосы и яркие синие глаза, в каждом из которых блистала искорка – отражение света фотографической лампы. Имелся в деле также и любительский моментальный снимок, на котором Тереза представала в полный рост, в шортах и топике. Улыбаясь, она вытаскивала из какой-то машины большую картонную коробку. Эластичные молодые мускулы на тонких загорелых руках были напряжены, так что казалось, будто ей неудобно или тяжело стоять перед фотографом с увесистым ящиком в руках. На обороте снимка я прочел несколько слов, написанных довольно небрежным почерком, как я предположил – рукой кого-то из родителей: «Терри в университете! День первый. Денвер, Колорадо».

Все остальные снимки были сделаны уже после смерти. Их было так много, что я удивился: ну зачем копам столько фотографий? Каждая выглядела в моих глазах чем-то сродни бесцеремонному и страшному вторжению в чужую тайну, хотя девушка, конечно, была уже мертва и не могла пострадать от этого еще больше. На полицейских снимках глаза Терезы Лофтон утратили живой блеск, и хотя они оставались открытыми, их радужная оболочка, подернутая молочно-белой пеленой, казалась какой-то мутной и тусклой.

На общих планах я увидел тело жертвы, лежавшее на пологом заснеженном склоне среди низких кустов, которые неряшливыми пучками торчали из-под снега. Газетные статьи не соврали – труп был разрезан поперек. Затянутый вокруг шеи узкий шарф и неестественно большие, выпученные глаза ясно указывали, какой страшной смертью бедняжка умерла. На этом, однако, убийца не успокоился – он рассек труп пополам почти на уровне диафрагмы, после чего водрузил нижнюю часть тела на верхнюю в таком положении, что у всякого, кто видел эту жуткую картину, создавалось впечатление, будто убитая совершает сама с собой половой акт в извращенной форме.

Неожиданно я почувствовал на себе взгляд Векслера, который сидел за соседним столом, наблюдая за моей реакцией, пока я просматривал эти тошнотворные снимки. Я по мере сил постарался скрыть свое отвращение. Или, если угодно, триумф. Теперь я точно знал, почему Шон не хотел говорить со мной на эту тему, от чего он старался меня уберечь. Никогда в жизни я не видел ничего страшнее.

В конце концов я поднял взгляд на Векслера:

– Господи Исусе!..

– Вот именно.

– Помнится, в газетах писали, что этот случай напоминает дело Черной Делии, которое некогда расследовали в Лос-Анджелесе. Это действительно так?

– Да. Я знаю, что Шон даже купил книгу, посвященную тому старому делу, и звонил в Управление полиции Лос-Анджелеса кому-то из тамошних ветеранов. Кое-какое сходство действительно есть. В обоих случаях поработал настоящий мясник, однако убийство Черной Делии произошло пятьдесят лет назад.