Михаил Кривич - Бюст на родине героя

• Название: Бюст на родине героя
• Автор: Михаил Кривич
• Жанр: Детектив
• ISBN: 978-5-6043277-4-6

Михаил Кривич – журналист и прозаик, писатель-фантаст. Действие его остросюжетного романа «Бюст на родине героя» разворачивается в самом начале «лихих девяностых» в Москве, Нью-Йорке и провинциальном промышленном Энске. Впервые оказавшись за рубежом, успешный столичный журналист невольно попадает в эпицентр криминальных разборок вокруг торговли нефтепродуктами. В советские годы он сделал себе имя прославлением «передовиков производства», главным персонажем его очерков в те годы был знатный сборщик шин Степан Крутых. Журналист приезжает в Энск, чтобы вновь встретиться со своим героем, ищет и находит его. Книга содержит нецензурную брань

---

– А-а-а… этот… Это наш с тобой дружочек, этот большой балабус с шинного, чтоб ему было неладно. Узнал поганца?

Я промолчал.

– Что, непохож? Ничего, будет похож. Пока только цацки похожи, потому что не фуфло, а настоящие. Велел купить там, на барахолке. Задорого купил, денег не пожалел. Натан за настоящее хорошо платит, ни рублей, ни зелени никогда не жалеет.

Я поднял глаза на сомнительного Айвазовского, вспомнил левитановские пейзажи в столовой, но тут же подумал: на чем, на чем, а уж на золотишке Натан ни в жизнь не проколется. Звезды были самые что ни на есть настоящие.

– Как это у вас говорят, – визгливо продолжал Натан, – бюст на родине героя, а? Пусть пока постоит на родине, в скверу. Будет время, будут деньги – а куда они денутся? – сюда перенесем, на новую родину. На стол себе поставлю. – Натан оглядел письменный стол, словно выбирая место для бюста. – Или в цеху. Еще не знаю, надо с Дорочкой посоветоваться. А потом и самого привезу. В деревянном ящике. От Натана не уйдешь, не спрячешься. Он как думал? Уехал Натан в Израиль – и отрезано, концы в воду. Можно и дальше гулять, на заседаниях сидеть, в распределителе отовариваться. Все, мол, забыто. Никто не забыт, ничто не забыто.

Это кощунство так комично прозвучало в устах Натана, что я невольно улыбнулся.

– Я тебе ничего смешного пока не сказал, – одернул меня Натан. – У Натана хорошая память. Натан все помнит, и плохое, и хорошее. И не смейся. Сказал, привезу его в деревянном ящике, и привезу. Тогда-то и спрошу его: что же ты, Боренька, сделал? Пока хавал и пил на халяву, девок щупал на обкомовской даче да парнусу имел с моего цеха, старик Натан был нужен, дружить с Натаном было не западло, ходить домой к Натану, брать бабки у Натана было не западло, а как Натан стал не нужен, так на нары Натана…

Картина начинала проясняться. Непонятно было только, что за Борька и какое он имеет отношение к бывшему моему герою, знатному сборщику шин Степану Крутых. Или я с самого начала все перепутал?

– Простите, Натан Семенович, а кто такой Борька? – спросил я.

– Не знаешь? А должен знать. Писатель! Ты когда в газетах о нем, герое, хуйню нес, дома-то у него был?

Я кивнул.

– Во! Большой двор на Ленинском помнишь? Мы с ним оба с того двора. Только я после второй ходки туда не вернулся, обратно не прописали, а он там еще долго жил и после тебя, пока в «дворянском гнезде» не дали квартиру мерзавцу. Мы с ним одной битой в расшибец играли – первые свои медные гроши зарабатывали, вместе чеканочку до грыжи колотили. У меня кликуха была Косой, а у него – Борька. У нас такая присказка была: Боря это Брохес, а Брохес это тохес, а тохес это жопа, а жопа это Степа. Не слышал? Ну вот, потому он и Борька. Через тохес.

Картинки детства на Ленинском, расшибец и чека-ночка, приставшие на всю жизнь невинные мальчишеские кликухи – все это, должно быть, смягчило Натана, охладило его гнев. Он неторопливо затворил дверь своей оружейно-скелетной палаты, набрал код, прикрывая от меня замок плечом, и повернул ключ.

Мы помолчали. Не знаю, о чем думал Натан, но мне после его обещаний привезти сюда Борьку-Степу в деревянном ящике стало здорово не по себе. Он командирует меня в Энск и даже выдал под отчет командировочные, которые я с легким сердцем принял. Теперь предстоит ехать. Зачем? Может быть, как раз на меня и возложена приятная миссия уложить Степана Крутых в этот самый деревянный ящик, забить его гвоздями и послать малой скоростью в Нью-Йорк?

Извините, Натан Семенович, как вы сами верно заметили, я не по этому делу. Крутых меня на нары не сажал и вообще не сделал мне ничего дурного, более того, о встречах с ним у меня сохранились самые лучшие воспоминания. Есть люди, попившие у меня и моих друзей немало кровушки, – тот же Владлен, наш издательский гэбэшник, – добра я им не желаю, но укладывать собственноручно в ящик не собираюсь. Не мое это. Если Натан в чем-то на меня рассчитывает, в наши отношения надо внести полную ясность.

– Скажите, Натан Семенович, – спросил я, – что я должен сделать для вас в Энске? Надеюсь, это никак не связано с вашими… э-э-э… старыми счетами со Степаном? В противном случае я…

– Ах, как умно, дорогой, ты изъясняешься! Старые счеты… В противном случае… Одно слово – писатель. За кого ты меня принимаешь! Сейчас старик Натан напишет тебе задание, цель командировки – замочить Степана Сидорыча Крутых. Об исполнении доложить!

Забавно: мысль о командировке пришла нам в голову обоим.

– Такое надо придумать! Ты больше Натана слушай, я со зла чего не наговорю. Мне этот хазер и на хер не нужен, пусть живет себе, свинья трефная, пока сам не сдохнет от белой горячки. – Натан снова стал заводиться. – А если надо будет кого прибрать, разве мне придет в голову, чтобы ты, мой гость, родной мне уже человек, руки пачкал, рисковал, время свое дорогое на всякую мразь тратил. У меня на эти дела очередь желающих стоит, только свистни. Так что выкинь из головы, у меня и в мыслях такого не было, клянусь тебе аф бене мунес.

Натан сделал страшные глаза и приложил короткопалую ручонку к груди.

– Но тогда, быть может, вы расскажете мне, в чем же состоит мое дело в Энске. Ну хотя бы в общих чертах.

– Ай, пустяки! Кой-какие бумажонки собрать – там, здесь, собес-шмобес, я знаю…

Наверное, я бы все-таки вытянул из Натана какие-нибудь подробности предстоящей командировки, но в этот момент в дверь постучали, и, словно слуга в старой пьесе, вошел Грегор.

– Она приехала, хозяин.

– Пусть зайдет.

Грегор распахнул дверь и, посторонившись, впустил в комнату Барбару.

Глава 6

– А, поздняя птичка, наконец-то! – завопил Натан, переходя на английский (жуткий английский, немыслимый английский, я бы сказал, энский-шменский диалект этого довольно распространенного языка). – А мы тебя заждались, милочка, мальчик прямо-таки извелся. Я ему обещал встречу с очаровательной особой, которая по нему сохнет, а особы все нет и нет. Где тебя черти носят, проблядушка черномазая?

Последние слова Натан произнес по-русски, но по выражению лица Барбары можно было заключить, что она не впервые слышит такое обращение, знает смысл этих слов и, понимая их шутливый оттенок, вовсе не обижается.

Она подошла к нам легкой вызывающей походкой манекенщицы и остановилась рядом с Натаном.

– Я же тебе говорила, Нат, что приеду прямо с занятий.

– Пошла ты в тохес со своими занятиями. Твое занятие – в койке кувыркаться, – с нарочитой свирепостью произнес Натан и с размаху звонко шлепнул Барби по обтянутой линялыми джинсами попке.

– Ах так! Ты еще будешь лапы распускать, старый козел! – Она молниеносно выбросила руку с растопыренными пальцами прямо в лицо Натану, как бы намереваясь в отместку за шлепок выколоть ему глаза.

Обменявшись привычными, похоже, шутками, они расхохотались.

Отсмеявшись, Барбара аккуратно промокнула платочком глаза, оглядела себя в зеркальце и только после этого посмотрела в мою сторону.

– Добрый вечер, сэр, извините за опоздание.

Я что-то залепетал в ответ, но Натан прервал меня:

– Слушай, милка, какой он тебе на хрен сэр. Свой парень в доску, мой друг, мой гость дорогой. Вот что, дети, не выпендривайтесь и зовите друг друга по имени. А сейчас пошли чай пить.

– Прости, Нат, но я только на минутку, – сказала Барбара. – Еле живая, с семи утра на ногах. Как-нибудь в другой раз посидим.

Натан посмотрел на часы.

– Ого! Двенадцатый час, а мне в шесть вставать. Ладно, милка, езжай, Бог с тобой. Слушай, а ты гостя в Бруклин не подбросишь? Чтоб мне Алика ночью не гонять. Ну спасибо, моя сладкая, Натан, как всегда, твой должник. Езжайте, дети, с Богом…

И старый сводник так откровенно и недвусмысленно подмигнул Барби, что до меня дошло наконец, что все заранее было спланировано и рассчитано – и ее позднее появление в доме Натана, и его неожиданная просьба к ней подкинуть меня домой, что эта девушка, которую я так хочу, которая уже являлась ко мне во сне, не что иное, как еще один знак внимания Натана, дополнение к тысяче зеленых, полученных мною за будущие услуги. Я понимал, что у меня еще остается небольшой шанс выплюнуть наживку, но не смог устоять перед соблазном и заглотил ее.

У Барби была двухдверная крошка «хонда», карамельно ярко-красная, как ноготки ее хозяйки. Тихо играло радио, она постукивала этими ноготками в такт по баранке, и мне хотелось взять их в рот и сосать, как карамельку. Я даже ощущал во рту их кисло-сладкий освежающий вкус.

А вот о чем говорить, я не знал. Тяжелая, тупая застенчивость, замораживающая язык, словно только что вырвали зуб. У меня такое уже раз было – сто лет назад, в студенческие годы.

Мы с приятелем вернулись с двухмесячного армейского сбора и, едва отмокнув в ванне, двинули в парк культуры за кадрами. Нам сразу повезло – склеили двух длинноногих девчонок в юбках-колокольчиках чуть пониже трусов, так тогда ходили. Вернее, повезло ему, склеил он, а я, как и сейчас, не мог рта раскрыть и молча плелся за ними по аллее, остро завидуя приятелю и лихорадочно соображая, как вклиниться в разговор, чтобы не быть лишним на этом празднике жизни. Я так ничего и не придумал, но набрался храбрости, забежал вперед и, заискивающе заглядывая в девчоночьи глазки, выпалил: «А вы читали книжку?..» Какую книжку, я так и не придумал, потому что в те дни ничего читать не мог – одно было в голове. Но ничего, сработало, меня приняли в разговор, а потом приняли вообще. Вот такая была история.