Саймон Терни - Калигула

• Название: Калигула
• Автор: Саймон Терни
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-389-18053-6

Все знают его имя. Каждый думает, что знает его историю. Рим. 37 г. н. э. Император умирает. Борьба за власть началась. В попытке восстановить порядок в стране больной Тиберий объявляет своими преемниками Нерона и Друза, сыновей Германика, потомков великого Юлия Цезаря, не догадываясь, что таким образом изменит судьбу империи, что к власти придет один из самых страшных тиранов в истории – Калигула. Но был ли он действительно чудовищем? Ливилла, младшая сестра Калигулы, рассказывает о том, что на самом деле произошло. Как ее тихий, заботливый брат стал самым могущественным человеком на земле. И как с помощью лжи, убийства и предательства Рим изменился навсегда… Впервые на русском языке!

---

– Нет! Нет, нет, нет, нет…

Внезапно в моем ухе раздался шепот Калигулы:

– Выпрямись и смотри. За тобой наблюдают Гемелл и Флакк. Не выказывай перед ними слабости.

Я не хотела выпрямляться и смотреть. Смерть я уже видела, в том числе смерть невинных, но сейчас происходило нечто иное. Это было убийство. Беспричинная жестокость. Даже знать об этом было невыносимо, не то что смотреть, однако брат был прав. Выражения лиц и юного Гемелла, и того высокого мужчины были достаточно красноречивы. Сама по себе я не представляла для них интереса, но они с готовностью используют мои слабости против Калигулы, а этого я не могла допустить. У меня остался всего один брат, и по мере уничтожения нашего рода моя привязанность к нему росла.

Я подняла голову. Громила Геликон нес раба к открытому окну, время от времени перехватывая свою жертву, а юноша молил и плакал, извивался и рвался на свободу. На лице Геликона не читалось никаких эмоций. Можно было подумать, что он просто несет бочку в подвал. Тиберий же источал злобу и мстительность и, не отрывая от раба демонического взгляда, все тряс залитую вином тогу.

– Нет, нет, нет, нет…

Руки Геликона покрывались царапинами от ногтей юноши. Вероятно, в ответ на это телохранитель крепче сжал худое тело, и все мы услышали, как треснули ребра. Крики сменились стонами.

Телохранитель дошел до окна и небрежно, словно остатки невкусной пищи, вышвырнул свою ношу под проливной дождь и низкие тучи. До нас донесся вопль падающего в бездну раба. Потом мы услышали, как он в первый раз ударился о скалы. Этот хруст я не смогла забыть, как бы ни старалась. Потом вопль перешел в безнадежный вой, и прозвучало еще несколько ударов тела о камни, приглушенных расстоянием. До моря было так далеко, что мы не услышали плеска, когда юноша упал в воду. Я молила всемогущего Юпитера о том, чтобы несчастный раб достиг моря уже мертвым, ведь после падения с такой высоты у него не осталось бы ни одной целой кости. И если бы он каким-то чудом пребывал в сознании, то все равно утонул бы.

– Не спутай эту тюрьму с дворцом, – прошептал Калигула, встав вплотную ко мне. – Блеск золота и роскошь ничего не меняют.

С небес на нас обрушился оглушительный раскат грома, мертвенным белым светом вспыхнула молния. Так началась наша жизнь на острове императора.

Глава 7. Опасные строчки

Первый год нашего заточения в роскошной тюрьме был далеко не худшим, но, вероятно, самым изматывающим. Мы находились в предельном напряжении, пока привыкали к императорскому двору и своему статусу. Гемелл полностью оправдал первое впечатление о нем. Ни особым умом, ни здравым смыслом, как справедливо заметил Тиберий, он не мог похвастаться, но зато приходился императору ближайшим родственником, и потому все обитатели Капри, за исключением самого императора, разумеется, вынуждены были во всем его слушаться. Гемелл прекрасно осознавал это и портил моему брату жизнь всеми доступными способами. Думаю, мальчишку злило то, что Калигула неизменно сохранял превосходство. Сколько бы императорский внук ни дразнил его, как бы ни пытался навлечь на него неприятности, мой брат всегда выходил победителем из маленьких противостояний и ни разу – ни разу! – не сказал лишнего. Калигула с детства был осторожен, если не считать погребальной речи на похоронах прабабки, а уроки Нерона и Друза лишь закрепили и усилили в нем это свойство.

Друзилла с месяц или дольше не замечала проделок Гемелла. Разлученная с Лепидом, она была так поглощена своим горем, что остальные проблемы для нее перестали существовать. Днями напролет она потерянной овечкой бродила по коридорам и залам дворца. А меня не отпускала тревога. Я боялась, что сестра в своем полузабытьи подойдет к краю обрыва и упадет, а поэтому приглядывала за ней с утра до ночи. В то же время надо было следить за Гемеллом, не прекращающим свои попытки подгадить Калигуле; мне все казалось, что брат вот-вот оступится и попадет в беду. С тех пор как мы попали в общество императора и его приспешников, я лишилась тех полезных советов, которые брат шептал мне на ухо. Он перестал это делать, чтобы не вызвать подозрений в заговоре. Осторожность прежде всего!

Все готовились к празднованию Сатурналий, когда Гемелл предпринял еще один, последний, ход против Калигулы, после чего отказался от планов погубить моего брата. Дело в том, что Калигула переигрывал его на каждом шагу, и уловки раздосадованного императорского внука раз от раза становились все бестолковее. В то утро, когда слуги развешивали по стенам украшения, мы втроем – я, брат и Друзилла – стояли, облокотившись на подоконник, и смотрели вниз на далекую воду. К нам с подобострастными поклонами подскочил раб и замер перед Калигулой.

– Господин, прошу извинить меня, – залепетал он тонким испуганным голосом, – но император приказывает вам явиться к нему в термы.

– О, вот как? – беззаботно отозвался Калигула. – А во что он одет?

– Господин, я не понял…

– Он передал через тебя послание. Полагаю, глаза ты держал открытыми во время разговора с ним. Так как: был он одет? Обнажен? Или завернут в полотенце?

Друзилла вынырнула из своего тихого, непритязательного уныния и наморщила лоб: что за странный вопрос?

– Э-э… – беспомощно промямлил раб.

– Или, как ни маловероятно такое предположение, это Гемелл пожелал, чтобы я вломился в термы во время утреннего омовения императора и выставил себя круглым дураком? Честное слово, мальчишка совершенно разучился интриговать и теперь досаждает мне идиотскими розыгрышами. Давай-ка иди обратно к Гемеллу и скажи ему, чтобы он уже вынул палец из задницы и занялся чем-нибудь полезным для разнообразия. – Раб ушел, понурив голову, ведь за неудачу ему грозила трепка, а Калигула закатил глаза: – Это как играть в калкули[1] с белкой. До чего же скучно.

– Как ты догадался, что он пришел не от императора? – полюбопытствовала я.

– Во-первых, я знаю, что Тиберий не любит, когда его омовения прерывают. Во-вторых, туника на рабе была свежей и сухой, но любой человек, только что вышедший из терм, был бы мокрым от пота, и на тунике мы бы заметили темные пятна. Но главное – я узнал этого раба, он из числа тех, кто прислуживает Гемеллу. Наш двоюродный брат – тупица.

Я рассмеялась. Но догадайся я, что означает конец этих игр с Гаем, мне было бы не до смеха. Внук императора не образумился, а всего лишь переключился с Калигулы, который оказался ему не по зубам, на нас, двух сестер. Надо сказать, что я, столько выстрадав из-за систематического уничтожения моих родных, не велась на его издевки и насмешки. Друзилла же быстро научилась держаться поближе к брату, ибо знала, что только он убережет ее, более ранимую и беззащитную, чем я. И все равно Гемелл не отставал от нас, пытаясь уязвить побольнее, чтобы мы не выдержали и сказали что-нибудь, подпадающее под закон об оскорблении величия, и таким образом бросили бы тень на Калигулу.

– Чем больше законов, тем меньше правосудия, так говорил Цицерон, – выпалил он как-то раз, обращаясь ко мне. – А ты что об этом думаешь?

Думаю, тебе нельзя цитировать высказывания, которые могут вызвать гнев императора.

– Цицерон занудный, – зевнула я в ответ.

– Ливилла, сегодня утром я видел, как крысы прыгают в море, сбегая с острова, – подступил он ко мне в другой раз. – Как ты думаешь, что это значит?

Это значит, что даже крысы тебя на дух не переносят.

Я пожала плечами:

– Думаю, что теперь буду хуже спать из страха, что они меня покусают.

На самом деле спала я в те дни хорошо. Снов вообще никогда не видела, засыпала мгновенно и пробуждалась утром. Агриппина говорила, что для сновидений мне не хватает воображения, Калигула – что я практичный человек, который не позволяет мозгу строить бесконтрольные фантазии, а мать – что сны я вижу, но мне просто не хватает внутренней дисциплины, чтобы их вспомнить. Не знаю, кто из них был прав, но лишь во сне я могла без помех отдохнуть.

– Мой дед не любил твою мать. Интересно почему?

Только идиот клюнет на эту удочку…

– Вот повзрослеешь, тогда и поймешь поступки тех, кто старше и умнее. Может быть.

Это маленькое уточнение задело Гемелла за живое, и он сердито потопал прочь.

Так и шел день за днем – мелкие уколы чередовались с неумелыми ловушками. Наверное, Гемелл перешел бы вскоре к более опасным играм, но о его ухищрениях стало известно императору, и тот поколотил внука за дурное обращение с женщинами двора. Это положило конец кампании Гемелла против младших детей Германика – ему оставалось только бросать на нас враждебные взгляды, что он и делал при каждой нашей встрече.

С Флакком все обстояло иначе. Этот придворный откровенно ненавидел нас, при этом был куда более умным, чем Гемелл. У меня такое чувство, что в прошлом у него произошел какой-то конфликт с нашим отцом (эту теорию я построила на обрывках услышанного случайно разговора) и свою враждебность к давно почившему Германику он перенес на нас. В отличие от Гемелла, Флакк не растрачивал силы на ребяческую, неоправданную жестокость, зато неустанно вливал в уши императора сплетни и кривотолки против нас каждый раз, когда подворачивался случай.