Виталий Тарханов - Тайна тихой реки

• Название: Тайна тихой реки
• Автор: Виталий Тарханов
• Жанр: Детектив

В небольшом южном селе совершено убийство журналиста Сергея Вяземского. Он приехал сюда, чтобы подготовить материал о происходящих в округе мистических явлениях. Глубокой ночью журналист был задушен и утоплен в реке. В убийстве подозревается местная ведунья. Прокурор Максим Архангельский не верит, что беспомощная старушка, передвигающаяся в инвалидной коляске, могла совершить такое преступление. Однако, есть свидетель, который утверждает, что видел это своими глазами, а на одежде подозреваемой обнаружены частицы одежды погибшего. Архангельский берется выяснить подробности случившегося и оказывается в центре событий, необъяснимых для нормального человека…

---

Паромщик насторожился и неодобрительно покачал головой:

– Не, не знамо. Это тебе лучше будет спросить вон у Аркадия Степановича Котова. Бывший глава сельсовета. Теперь уж на пенсии давно, но все дела тут знает. Он у школы живет.

Максим попытался вспомнить эту фамилию среди свидетелей по делу, но архивы памяти ответили отсутствием информации.

– А я стараюсь в эту чертовщину не лезть, – продолжил паромщик после паузы. – Мне тут и своих бед хватает. Машины вон с парома то и дело падают. Ты ручник-то дернул у своей?

– Дернул.

– Черт знает что! Всякий раз сам хожу, смотрю, всех переспрашиваю – машинки надежно стоят вроде. А, нет! Скатывались уже сколько в воду. Вода тут страшная. Тот месяц причалил, а крайний «жигуль» – раз – и покатился назад. И водитель на месте был, и пассажиров две женщины сидели, и хоть бы хны. Плюхнулись и в минуту под воду ушли. Чертовщина какая-то… Так и не выбрались. Спасатели только потом всех утопленниками вытащили.

– Скверно. Ладно, я пойду. Спасибо! – С этими словами Архангельский пожал руку паромщику, вспомнив Харона, перевозчика душ умерших через реку Стикс в древнегреческой мифологии. Сев в машину, он дождался, пока судно причалило к берегу и опустило аппарель [1], после чего предельно осторожно, держа в голове историю паромщика, начал движение к выезду.

Съехав на берег, Максим посмотрел в навигатор и повел автомобиль по грунтовой дороге узкой улицы в направлении здания сельской администрации, или, как по старой памяти принято говорить за чертой города, сельсовета, где должно проходить судебное заседание.

Администрация располагалась на вершине холма и представляла собой отдельно стоящее здание довольно больших размеров. Припарковав машину у входа, Архангельский запер двери, надел перчатки и направился к домам частного сектора.

С обретающими силу лучами солнца на улице стало заметно светлее, и воздух здесь был не такой холодный, как на реке. Дышалось очень легко в сравнении с городом, как будто сам состав воздуха был иным. Однако стали слышны и земляные нотки навоза.

Путь от сельсовета к жилым домам разделял небольшой пустырь. Недалеко от проселочной дороги, по которой держал путь Архангельский, по земле шли козы, которых, помахивая древесным прутом, конвоировала пожилая женщина в платке и со скрюченной спиной.

Отсутствие в селе асфальтового покрытия на дорогах еще сильнее отдаляло от сопричастности к современной цивилизации и погружало в атмосферу глубокого прошлого столетия. Максим почувствовал себя ближе к пониманию того, почему Москву называют отдельным государством в составе России.

Навстречу шел маленький старик с седой бородой, кативший двухколесную тележку с каким-то хламом. Подойдя ближе, Архангельский замедлил шаг и, поравнявшись с ним, остановился:

– Доброе утро! Подскажите, как мне найти Аркадия Степановича Котова?

– И тебе не хворать! – сиплым голосом ответил старик, тоже остановившись.

Щуря глаза и дыша открытым ртом с редкими зубами, он какое-то время разглядывал прохожего, после чего спросил:

– Это бывшего главу, что ль, Степаныча?

– Да-да, его.

– А кто интересуется, коль спрашиваешь? Стало быть, не из местных.

– Мне сказали, что он много о селе знает. Хотелось полюбопытствовать у него.

– Аа… Любопытных-то развелось. Один вон тоже приехал давеча, все любопытствовал ходил. А это, говорит, как тут, а то как. Страсть любопытный был. Да и сгинул.

– Как сгинул? – с наигранным удивлением спросил Максим, понимая, о ком идет речь.

– Да черт его знает, как сгинул. Сгинул, и все тут, – безразлично ответил старик, махнув рукой. – Вон Степаныч небось и знает. Поди его попытай. Вон за домами школу видишь? По правую руку дом с коричневой крышею – там и живет Степаныч.

– Благодарю. Будьте здоровы! – Максим кивнул головой и пошел в указанном направлении. Старик еще немного постоял, провожая его взглядом, и вернулся к своей тележке.

Следующие попутчики оказались непригодными для расспросов: дорогу перебежала орава гусей, которые оживленно гоготали что-то себе под нос и, судя по всему, были очень заняты. По другую сторону дороги между домами стоял одноэтажный кирпичный магазин с облезлой табличкой «Продукты», на пороге которого полулежал-полусидел представитель «местной интеллигенции» лет пятидесяти в рваном тулупе и, похоже, сильном алкогольном опьянении. Грязная шапка, неаккуратно натянутая на голову, закрывала один глаз, второй – размеренно вел мониторинг оперативной обстановки. В перерывах между икотой он подтягивал к себе соскальзывавшую с порога ногу, которая отказывалась служить ему опорой в этой нелегкой борьбе за ожидание открытия магазина.

– Бог в помощь, милый человек! – громко поприветствовал он Максима, неожиданно приободрившись и вытянув вверх качающуюся руку. – Желаю здравствовать и радоваться!

– И тебе привет! – ответил Архангельский, подойдя поближе. – Как обстановка?

– Бееез происшествий, – с усилием протянул мужчина. С трудом поднимая голову, глядя снизу вверх, он спустя секунду продолжил, немного снизив тон: – Дай червонец, а? Трубы горят, я того рррот!

Максим, сжав губы, с минуту рассматривал нуждающегося, потом посмотрел на коричневую крышу дома бывшего главы, выглядывающую из-за соседнего дома, и, расстегнув пальто, достал из внутреннего кармана портмоне. После недоразумения на пароме он нашел в машине еще несколько сторублевых купюр и поместил их в кошелек на всякий случай. Вынув одну из них, он сказал мужчине:

– Знаешь Хилер Агату Никаноровну?

– Пфф, яссень пень! – еще сильнее взбодрившись от вида денег, ответил тот. – Бабка поехавшая, у моста на Ватажку живет.

– Почему поехавшая? – заинтересовавшись появлением новых сведений, спросил Максим.

– А какааая? – возмутившись абсурдностью вопроса, протянул мужчина. Поняв, что от него ждут подробностей, он продолжил: – Если не поехала, то как же она полетит тебе?

Максим разочарованно выдохнул, потеряв надежду получить значимую информацию. Но мужчина, не дождавшись ответа, продолжил говорить:

– Я сам видел, отвечаааю! Мы тот раз у кумы были на хате, а она в соседнем доме от бабки живет. Мать кумы была, кум был и я с Иванычем. Эт бригадир наш. Ну, сидели дома за столом, выпивали маленько, смеркалось уже. Вдруг слышим: тук-тук! В ставни закрытые за окном постучали. Кум пошел посмотреть, кого там принесло, а мы дальше сидим. Ну, и это… Сидим-сидим, а его все нет и нет. Ну, кума встала, говорит, пойду схожу, посмотрю, че он там. И уходит, значит. Потом слышим крик с улицы: ааааа! Кума визжит. Мы вскочили и давай все туда бегом, на улицу. И это… Во двор выбегаем, там кум у крыльца на грядке лежит. В отключке напрочь. А кума стоит возле него, визжит, что резаная, и рукой показывает туда, на улицу за забор. Мы смотрим, а там бабка, поехавшая эта, в воздухе висит как бы над забором нашим. Не темно совсем было, сумерки, говорю же. Узнали мы ее, она это. Парит как будто над землей, понял? Ну, мать кумы как заорет на нее, прогонять стала ее, типа. И молитвой давай на нее кричать. И все, и та будто на землю опустилась там, за забором нашим и скрылась, понял? И все. А кум преставился. Сердечный приступ. Царствие ему небесное.

Мужчина перекрестился, развел руками в стороны и замолк. Максим еще немного посмотрел на него, нахмурив брови, и, глубоко вздохнув, повторил:

– В воздухе парила, значит…

– Как есть говорю! В ночнушке белой летала над забором! Рожу злую такую скалила.

– А где, говоришь, дом стоит?

Пьяный указал рукой в противоположную сторону села:

– Вон там мост на Ватажку, там, на Васильковой, в конце самом. Он там самый древний.

Не предвидев более интереса от разговора, Максим передал купюру мужчине, после чего спешно развернулся и быстрым шагом продолжил путь. Двоякие чувства остались после этого диалога. С одной стороны, потратил время на бред белой горячки, а с другой – не покидало какое-то жуткое впечатление от услышанного бреда.

Завернув за угол палисадника, обнесенного деревянным частоколом, Архангельский увидел школу, за которой должен был находиться дом бывшего главы. В этот момент из открытой калитки чьего-то двора внезапно показались металлическое ведро и две державшие его руки. Из ведра прямо перед его ногами на дорогу вылились помои, смачно растекшиеся по земле. Брызги нечистот обильно окатили ботинки Максима, а калитка с грохотом закрылась. Он замер на месте в немом молчании и полифонии экспрессивных эмоций. Единственное, что пришло ему в голову, был вопрос: «Что бы на это сказал Roberto Cavalli?» Максим зажмурил глаза и стал считать до десяти: «Успокойся, ты на их территории. Уважай их обычаи. Играй по их правилам». Вдыхая новый аромат и пытаясь придумать, чем бы протереть брендовую обувь, он не нашел ничего лучше, кроме как смиренно продолжить свой путь.

Открывшаяся панорама школы натолкнула на мысль об известном фильме ужасов «Сайлент Хилл»: облезлая краска на стенах здания, местами выбитые стекла в окнах, руины разрушенных строений на территории, поломанные гимнастические снаряды, обломки строительного мусора. Максим подумал, что на месте режиссера добавил бы еще на прогулочные дорожки дрейфующие по ветру кусты перекати-поле. Следовало бы отметить, что с этого ракурса не было видно, что из окон той стороны школы открывался интересный вид на кладбище.