Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

• Название: Вечная мерзлота
• Автор: Виктор Ремизов
• Жанр: Историческая литература

Роман основан на реальных событиях. Действие разворачивается на гигантской сталинской стройке в 1949-1953 годах. Полторы тысячи километров железной дороги были проложены заключенными с Приполярного Урала в низовья Енисея. По вечной мерзлоте, тайге и болотам. Это роман не об ужасах сталинизма, но о любви людей друг к другу. Вольных, ссыльных, заключенных и военных людей. В те времена и в тех условиях их часто не отличить было. В книге рассказывается история нескольких семей. Она о мощи и красоте природы и человека. Автор надеется, что своим текстом он не давал ответов, но, может быть, у читателя возникнут вопросы. К обустройству земли, на которой мы родились, и к себе. Герои романа никого не обвиняют, они просто живут и работают… некоторые, конечно, иногда не выдерживают, и у них получается, что во всем виноват один человек. И он, конечно же, виноват в самых страшных преступлениях… во многом виноват. Но не во всем.

---

Егор уже лежал за кочкой, прижимаясь к земле. Олени бегом возвращались своим следом.

– Не торопись, подпусти ближе… – шептал Белов.

Егор крепко упер приклад в плечо, и, выцелив переднего, нажал на курок. Олень продолжал бежать, Егор выстрелил еще раз. Животное остановилось и глядело на охотников, по светлому боку текла кровь. Остальные смешались и кучей кинулись в сторону.

Сначала вынесли на берег битых гусей, потом, взявшись за рога, стали тащить оленя.

– Оленуха. Жирная! – пыхтя от натуги, возбужденно радовался Белов. – Ну, что ты, рад?!

Остановились, передыхая. С берега поднимался Грач с целой командой босых мужиков. Дичь разобрали и двинулись к землянкам. Белов шел, сосредоточенно глядя на небо. На севере нехорошо темнело. Ветер дул так же ровно, как и утром. Пока они ходили, к берегу подогнало несколько больших льдин.

– Может, еще сходить, им стрельнуть? – показал Егор на идущих впереди мужиков.

– Уходить надо, – Сан Саныч кивнул на темный горизонт, – погода меняется.

– А точно, Сан Саныч, давай оставим им оленуху, – поддержал Егора Грач. – И муки бы им дать… Как думаешь?

– Хотите, оставим… – Белов вдруг остановился недовольно. – Вы мне бросьте эту жалость, сирот нашли! Может, они убийцы, вы что про них знаете?! Этот бригадир темнит что-то…

– Чего уж ты говоришь, Сан Саныч, их тут бросили, а они работают! С собаками так обходиться негоже…

– Ты меня не агитируй, Иван Семеныч? Продуктов дадим, но и в Сопкаргу про них сообщим… чего это ты зэков так полюбил? По мне – лучше бы их тут вообще не было!

– Ты, Сан Саныч, капитан, тебе и решать, но с людьми так нельзя! Давай возьмем их рыбу, невелик крюк?! – не сдавался Грач.

– Куда возьмем? На палубу? А если шторм прихватит и все разморозится, кто отвечать будет? – разозлился Белов на упрямство механика. – Лодка у них теперь есть, сами отвезут…

Когда готовились отплывать, словно подтверждая подозрения Белова, подошел бригадир и заговорил негромко:

– Гражданин капитан, извините, мы хотели сказать… у нас тут три покойника! – бригадир смотрел тревожно.

– Где? – насторожился Белов.

– В мерзлотнике… В декабре еще от голода ослабели и всё кашляли, а потом померли. Двое. А один поссать вышел и замерз…

Белов смотрел строго и недоверчиво.

– Можете сами посмотреть – кожа, да кости, ни драк, ничего не было! Посмо́трите?

– Не пойду я никуда, от меня ты что хочешь?

– Вы бы их глянули, мы бы акт какой составили и схоронили бы? Нам-то никто не поверит!

Белова окликнули, и он, не ответив бригадиру, пошел к шлюпке.

Провозились с лодками, оставили заключенным половину оленя, муки и три пары кирзовых сапог. Егор отдал китайцу свою старую крепкую тельняшку и втихую от Белова отрезал двадцать пять метров веревки из боцманских заначек.

Вышли в восьмом часу вечера. Ужинали поздно, Егор в носовом кубрике рассказывал про охоту, как олени сами набежали на выстрел. Матрос Сашка простыл, лежал с высокой температурой. Климов слушал внимательно, покуривая в иллюминатор. Йонас спал перед вахтой.

В рубке на штурвале стоял старпом, капитан поглядывал на компас, на серенькое небо, небольшой снежок налетал временами. Погода портилась, волна шла с левого борта и «Полярный» прилично покачивало. Еще баржонка сзади дергала.

Белов рассказал Захарову о рыбаках.

– Чего их нагнали?! – капитан посмотрел на старпома, ища поддержки. – Тут – бытовики, там – враги народа! Нормальных людей не осталось… Этот Климов, матрос-то новый, такой вроде толковый мужик! А две ходки сделал! Тринадцать лет за что-то сидел?! Не просто же так? Я думал он просто раскулаченный.

Буксир ударило снизу, слышно было, как что-то тяжелое скользит вдоль дна. Белов сбросил телеграф, внизу стопорнули машину, под кормой, в районе винта что-то загремело нехорошо. «Полярный» продолжал двигаться по инерции.

– Балан[45] поймали? – предположил Белов.

– Зевнул малость, – старпом виновато смотрел за корму, ожидая увидеть, что там было, но ничего не всплывало. – Похоже, в насадку[46] поймали? Егор! – старпом высунулся из рубки, – поглядите там!

Без хода буксир раскачало, северо-восток усиливался, разгонял волны через огромный залив. С севера шли снежные тучи. Егор, уцепившись за фальшборт, заглядывал под корму буксира. Замахал руками в сторону рубки. Белов, застегивая телогрейку, пошел к нему. Низкая корма «Полярного» то опускалась до самой воды, то обнажала металлическое ограждение винта с застрявшей в нем сосной. Дерево было свежее, с толстыми корнями, ими и заклинило.

– Командуй, Егор! Веревки, топоры! – приказал Белов и ухватился за буксирную скобу, пароход резко и высоко подбросило волной.

Климов принес инструменты и стал привязывать веревку к ручке ножовки. Морщинистое лицо с птичьим носиком было невозмутимо. Буксир лег боком к волне, его качало и временами валко перекладывало с боку на бок. Небо наливалось мраком, темная седина закрыла далекий правый берег, над левым, из-под туч холодно светило низкое солнце. Вскоре на буксир налетел снежный заряд, ударил по палубе, закружил хлестко по глазам. На мгновение не стало видно рубку.

Белов вернулся к штурвалу, ругая себя, что задержались с рыбаками. С северо-востока надвигался шторм. Опять налетел снежный заряд, воздух наполнился острой колючей сечкой. До ближайшего мыса, где можно было отстояться, было миль двадцать. По такой волне – часа два-три, – прикидывал капитан.

На корме командовал старпом. Зацепили веревкой застрявшее дерево и пытались его выдернуть или хотя бы провернуть. Не получалось, расклинило крепко, руль не поворачивался, не шевелился вообще. Нина Степановна вышла на палубу с папиросой, смотрела спокойно на работу мужиков, встала к борту по привычке, но не устояла и присела на ступеньку камбуза, держась за ручку. Высокая волна взлетела над кормой, окатила мужиков и достала до кокши.

– Давай-ка я спущусь, – Климов застегивал телогрейку на верхнюю пуговицу.

– Давайте я! Я ловчее, Игнат Кирьяныч! – лез Егор, распутывая веревку.

Климов, не обращая внимания на слова начальника, обвязывался веревкой. Бросили шторм-трап[47], матрос, оскальзываясь кирзовыми ботинками, полез под корму. Вскоре послышались уверенные удары топора. То глухие, с хлюпаньем, в воду, то звонкие. Держась за фальшборт, подошел молчаливый кочегар Йонас. Белов из рубки наблюдал за работой мужиков, они были мокрые, волны взлетали и взлетали над кормой, трясли и заливали беспомощный «Полярный».

Ветер давил все крепче, рвал брызги с верхушек, небо окончательно затянуло и ничего уже не было видно. Колючий снег стегал по окнам рубки, набивался серыми наметами по углам. Белов нервно грыз ногти. В рубку, едва не разбив лицо, влетел Грач, матюкнулся, ухватившись за ручку:

– Плохо нас несет, Сан Саныч! Там мелко!

– Вижу, – Белов сам все время смотрел в сторону приближающегося берега.

– Якорь не хочешь отдать?

– Да вроде заканчивают уже…

– Я бы отдал… сразу надо было, гляди там чего! – Грач кивнул на высокие серо-коричневые гряды, идущие на буксир – еще пару кабельтовых[48] и разобьет о грунт! Как горшок лопнем!

Механик зыркнул на капитана и не договорил, в этот момент судно поднялось на высокой волне и резко пошло вниз. Оба почувствовали несильный толчок о дно и замерли, прислушиваясь. Белов глянул тревожно на работавших мужиков, оценивая, сколько им еще. Ветер усиливался, волны налетали на корму, на правый борт, брызги и водяная пыль летели через буксир, фальшборт, дуги, окно… все покрывалось льдом. Народ обливало, никто уже не обращал на это внимания, работали, цеплялись. Еще раз коснулись грунта. Белов высунулся, свистнул двумя пальцами и махнул боцману. Егор открыл дверь, с него текло, снег полетел в рубку.

– Отдавай якоря, Егор, сначала левый!

Егор побежал к брашпилю[49], по дороге прихватил с собой кочегара. Отдали якоря, судно развернуло. Белов внимательно слушал – до грунта не доставали. На корме Климова вытягивали из-за борта. Он уже плохо гнулся, старпом с Йонасом втянули его на руках. Брючина порвалась по всей длине – нога у Климова была красно-синяя, он тряхнул окоченевшей рукой, ножовка вместе с верхонкой упала на палубу. Он махнул рукой, что винт свободен и побрел в машину. Белов нагнулся к переговорной трубе:

– Давай самый малый, Иван Семеныч…

Машина заработала, «Полярный» пробовал винт… Дверь в рубку распахнулась:

– Человек за бортом!

– Кто?!! – Белов выскочил наружу и увидел, как, вцепившись в спасательный круг, подлетая на волнах, удаляется от борта его боцман Егор Болдырев. Мужики бросали концы, но они не долетали. Егор попытался дотянуться до упавшей недалеко веревки, отпустил круг, его захлестнуло волной, вынырнул уже без шапки и снова вцепился в круг.

– Шлюпка! – заорал Белов, вцепившись в фальшборт. Егора за метелью уже не различить было.