Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

• Название: Вечная мерзлота
• Автор: Виктор Ремизов
• Жанр: Историческая литература

Роман основан на реальных событиях. Действие разворачивается на гигантской сталинской стройке в 1949-1953 годах. Полторы тысячи километров железной дороги были проложены заключенными с Приполярного Урала в низовья Енисея. По вечной мерзлоте, тайге и болотам. Это роман не об ужасах сталинизма, но о любви людей друг к другу. Вольных, ссыльных, заключенных и военных людей. В те времена и в тех условиях их часто не отличить было. В книге рассказывается история нескольких семей. Она о мощи и красоте природы и человека. Автор надеется, что своим текстом он не давал ответов, но, может быть, у читателя возникнут вопросы. К обустройству земли, на которой мы родились, и к себе. Герои романа никого не обвиняют, они просто живут и работают… некоторые, конечно, иногда не выдерживают, и у них получается, что во всем виноват один человек. И он, конечно же, виноват в самых страшных преступлениях… во многом виноват. Но не во всем.

---

– Вы, Иван Семеныч, опять нам фарт привезли! – он забрал девушек и пошел в поселок.

Николь ушла вместе со всеми, ни разу не обернувшись.

Белов не знал, что ему делать – идти в гости к лейтенанту расхотелось. Хмель проходил, подумал, не вернуться ли на судно… Егор с Анной стояли в стороне и о чем-то тихо говорили. Потом Егор подошел, и, отводя глаза, попросился в увольнение на всю ночь. Белов разрешил.

На судно уплывал Грач, загруженный рыбой, кочегары, довольные, что повидали знакомых и побывали на кладбище, сидели на веслах, ожидая Белова.

– Ну что, Сан Саныч, поплыли? – спросил Грач.

– Ладно, давайте без меня… – Белов решил сходить к лейтенанту, – посматривайте на берег, если костерок запалю, пришлите шлюпку.

Изба лейтенанта Габуния была относительно новая, пятистенок, с просторными сенями, заваленными всяким хозяйством. Пахло керосином, рыбой, дымом от печки и одеколоном. Белов слышал хохот внутри, но в полутьме сеней и от стеснения не мог отыскать ручку двери.

Николь была здесь, всего девчонок было пятеро, приодеты в нарядное, лейтенант как раз говорил тост, все держали в руках маленькие зеленые стаканчики. Печь трещала.

– О-о-о! Саша, дорогой! Заходи, генацвали! Тост за нашего капитана – покорителя страшных бурь! Ура!

У девчонок стаканчики были полные, они выпили, Николь тоже хорошо отпила, заметил Белов, и махнул свой. Не почувствовав обжигающего вкуса спирта, с удивлением понюхал из стакана.

– Вино пьем, Саша, не для пьянства, для радости! Песни будем петь! – смеялся Вано.

– Черничное! – весело поддержала пухленькая Герта, – это Вано придумал наливку.

В горнице был полумрак, подсвеченный низким ночным солнцем. Девушки накрывали стол, в центре стояла бутылка коньяка, миска с конфетами, печеньем и шоколадом, сухая копченая колбаса, порезанная кружочками – все это богатство явно было из продуктового набора лейтенанта госбезопасности. Местными были только куски отварной оленины, сливочное масло и миска белой икры. Девушки в кухне пекли блинчики на двух керосинках. Все сновали туда-сюда.

– Так! Кто лучше всех печет блины, тот сидит рядом с капитаном! – Габуния осторожно обнял одну, – Мария?! – потом другую, – Николь?!

Николь была в бордовой кофте с аккуратно залатанными локтями, длинной темной юбке и босиком. У нее были маленькие ноги и тонкие ступни.

Вано усадил ее рядом с Беловым. Она была не против, спокойно ему улыбнулась. И Белов, не зная, как у него хватило смелости, нашел ее руку под столом. Она чуть отдернула руку и опять посмотрела на Белова строго и доверчиво. Руку не убрала.

Было уже полтретьего ночи, в восемь утра начинался новый рабочий день, но все веселились. Выпивали, закусывали, Николь говорила без акцента, совершенно, как русская. Вано поднимал тосты и требовал, чтобы их говорили все. Белов сказал что-то совсем глупое про суровый Енисей. Все это время он сидел молча, иногда напряжено улыбался и мало, что соображал. Только чувствовал возле себя Николь, ее тонкую ладонь. Временами он пытался думать, как предложить ей уплыть с ними, но его отвлекали, и он брал свою полную рюмку или блин… Он вообще не представлял, как бы стал обходиться с такой матроской на «Полярном»… даже видел, как моет вместо нее палубу и каюты.

Выпив, он снова находил под столом ее ладонь, и ему казалось, что она ждала его руку и даже чуть пожимала, отвечая на его легкое пожатие. В голове возникали смелые мысли, что он просто уговаривает ее уехать с ним… И видел ее в своей каюте… он косился на Николь и не понимал, что происходит – ему и хотелось остаться с ней наедине, и совсем не хотелось, чтобы получилось что-то такое. Он окончательно запутался и просто сидел, растерянно перебирая ее тонкие пальцы. И думал, как все это глупо – куда он увезет ее?

Некурящий Сан Саныч выходил вместе с Вано и брал у него папиросу. Ничего не расспрашивал про Николь, он знает про нее больше лейтенанта. Да и Вано все время говорил, рассказывал о своей службе, которую он с удовольствием бросил бы, о Герте – у них был ребенок и намечался второй. Белов вспоминал ладонь Николь, и не хотел никаких слова – он чувствовал к ней такую нежность, какой не испытывал никогда. Николь была для него больше, чем просто красивая девушка. Он хмурился и бросал недокуренную папиросу, от которой у него кружилась голова и было гадко во рту.

Девушки запели латышскую песню, Николь тоже поддержала, видно было, что не первый раз поют вместе. Потом затеяли шуточную немецкую, где в припеве все хлопали в ладоши и топали ногами. Хлопал и Белов, он слегка захмелел и ему тоже хотел спеть что-то такое же веселое, но его опередил Вано:

– Давайте русскую!

– Нет! – закричали девчонки, – грузинскую! Вано, пожалуйста!

– Сколько вам говорить, – Вано притворно сводил дуги бровей над горбатым носом, – грузинские минимум трое должны петь! Я один – как могу?! Перед человеком меня позорите!

Но они упросили, и он запел. Хрипловатый и негромкий голос Вано в песне непривычно чисто и красиво звучал. Белов представлял себе высокие горы, вспоминал стихи: «Кавказ подо мною, один в вышине…» Он даже подумал прочитать, но совсем не помнил…

Он пошел ее провожать. Было полпятого, на улице не раннее уже утро накрапывало мелким, непонятно откуда взявшимся слепым дождичком, люди копошились по хозяйству, солнце стояло над заливом, освещая бескрайнюю тундру, среди которой и притулился поселок. У воды из огромного ствола был устроен дымарь для лошадей. По утру мошки было мало, но один конь, привычно понуро стоял в дыму, помахивая хвостом. Древний старик с белой бородой, широкий и уже негнущийся, тащил, натужившись, с двумя белобрысыми недоростками балан от реки. Бревно было длинное, сил у них явно не хватало, но не бросали, дед что-то говорил негромко на незнакомом языке. Увидев Белова с Николь, старик остановился, кивнул в ответ, стоял и смотрел внимательно. Белов тоже привычно кивнул пожилому человеку.

Они шли рядом и молчали. Он знал, что она не позовет его к себе в дом, но если бы и позвала, он, наверное, не пошел бы. Он это понял и успокоился. В колбе песчаных часов оставались последние песчинки. Когда подошли к калитке, Белов, преодолевая тяжелое волнение, спросил:

– Пойдешь ко мне на буксир? Уборщицей… зарплата хорошая. – В висках стучало, он боялся глядеть ей в глаза.

– Меня не отпустят отсюда, даже письма не разрешают. – Николь не удивилась его предложению. – А вам, правда, нужна уборщица?

– Нужна! – Белову не важно было, что он врал, он хотел понять… хочет она с ним? Что-то было не так, он это видел. – Почему ты сказала «вы»?

– Здесь мы вдвоем… мы с вами даже не познакомились… – Николь глядела доверчиво и серьезно.

– Да?! – Белов ничего не соображал, он боялся, что она уйдет – всего несколько шагов и исчезнет за дверью, нельзя было отпускать ее просто так.

Николь и не собиралась уходить, она спокойно на него глядела и даже ласково, как будто любовалась им, Белов это видел, но не верил. Все это было так странно, так не похоже на поведение женщин и девчат, которых знал капитан «Полярного». Он блуждал в мыслях и чувствах, она все спутала в его душе.

– А как же еще? – Белов от отчаяния выпустил все свои мысли на волю. – Так мы будем вместе!

– Вам нужна не уборщица… любовница?

– Мне? – глупо спросил Белов и почувствовал, что начинает краснеть.

– Ну, да… – она была серьезна, она ни в чем его не обвиняла. – Лейтенант Габуния сказал, что вы женаты. Это правда?

Белов нахмурился, он не понимал, при чем здесь его жена. Совсем не хотелось вспоминать о ней. Он мысленно отодвинул жену в сторону.

– Саша, хотите, я все про себя скажу? – она опять очень просто улыбнулась, безо всякой игры, или какой-то еще мысли.

Белов напрягся, он ждал, что сейчас его пошлют куда подальше. Он стряхнул с себя робость:

– Скажите! – тоже перешел на «вы». Нечаянно вышло, но он сам почувствовал, что так стало лучше. Она стала еще желаннее.

– Хорошо, – она глянула по пустой улице, – давайте на лавочку…

Они сели, и опять она сама села так близко, что он почувствовал ее. И даже взяла его под руку и доверчиво прижалась, заглядывая в глаза:

– Саша, ничего, что я называю вас Саша, – она озорно улыбнулась, – Сан Саныч мне тоже нравится! Почему вас так зовут?!

Белов слушал ее, и смотрел на нее… и ему было плохо. Она прижималась, и эта ее приветливая улыбка, как будто они были знакомы сто лет… Он боялся, что она сейчас будет говорить что-то вежливое. Если бы он мог, он не стал бы ее слушать.

– Саша, вы мне очень нравитесь! – она наклонила голову, будто положила ее на плаху.

Белов замер и не шевелился.

– Знаете, почему я говорю об этом? Потому что очень, очень нравитесь! Мне так никто еще не нравился! – Белов слышал, как она волнуется, как стучит ее сердце и слегка дрожит голос, он взял ее маленькую руку, и она впервые, ясно, нервно и крепко ответила на пожатие. – Вы мне так понравились, что я просто не могла на вас смотреть, но подождите, я собьюсь. Я когда-то, в той еще жизни смотрела фильм, в котором двое любили друг друга, не зная, как их зовут. Они не знали имен друг друга. Они были свободными, то есть, нет, у него была жена, у нее муж, но вообще они были свободными людьми, не как я, понимаете… Я не то говорю, да? – Она замолчала, отвернулась от него и стала смотреть на залив. Потом заговорила медленно: – Последний раз я так разговаривала с парнем восемь лет назад. Это было в Риге, я была там у подруги. Мы до войны учились вместе в пансионе, в Париже… – она посмотрела на Сан Саныча, соображая, надо ли объяснять, – это долго рассказывать… Мне было шестнадцать, ему восемнадцать. Он был высокий, очень умный и деликатный. Он хорошо говорил по-французски. Мы всю ночь гуляли вдвоем после его выпускного вечера, знаете, раннее утро, солнце вставало… Его звали Айварс, и я думала, как же мы сможем быть вместе, если я живу в оккупированной Франции, а он в Латвии? Представляете, что меня тогда волновало?! Через неделю нас сажали в деревянные вагоны, пахнущие навозом. Это была моя первая любовь, я долго грустила о нем…