Дэвид Моррелл - Черный вечер (сборник)

• Название: Черный вечер (сборник)
• Автор: Дэвид Моррелл
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16485-5

«Черный вечер» — рассказы о боли, отчаянии, безумии и страхе, гнездящихся в самых потаенных уголках души. «От американской провинции до ада всего один шаг», — заявляет Дэвид Моррелл, автор «Первой крови» и «Братства розы». Прочтите и убедитесь сами!

---

— Ошибку?

— Вы так долго летели, пережили шок... Не мучьте себя, отдохните!

— Я только начал разбирать его вещи. Нужно упаковать их и переслать в Штаты.

— Тогда торопитесь! Нельзя думать о том, что здесь произошло. Не окружайте себя предметами, которые расстроили вашего друга. Зачем усугублять горе?

— Не окружать себя? Мой друг говорил «погружаться»...

— У вас измученный вид... Пойдемте, отведу вас в номер. — Кларисса протянула мне руку. — Утро вечера мудренее. Если нужна таблетка...

— Снотворное не понадобится, спасибо. — Я взял медсестру за руку, и мы вышли в прихожую.

На секунду я оглянулся на яркий водоворот эстампов — растворенный в красоте ужас. Прочитав безмолвную молитву за спасение души Майерса, я выключил свет и запер дверь.

Коридор.

Мой номер.

Кларисса сажает меня на кровать.

— Спите спокойно!

— Хотелось бы...

— Примите мои соболезнования. — Она поцеловала меня в щеку.

Я осторожно коснулся ее плеча и почувствовал вкус теплых трепещущих губ.

Кларисса прильнула ко мне всем телом.

Мы упали на кровать. Сон пришел вместе с ее поцелуями, похожими на прикосновения крыльев бабочки. Мне приснился кошмар: крошечные, жадно разверстые рты.

* * *

Солнечный свет так и бил в окно. Заслонив глаза рукой, я взглянул на часы. Половина десятого. Сердце болезненно сжалось.

На столе записка: «То, что случилось вчера, — обычный акт милосердия. Поступайте, как собирались: пакуйте вещи вашего друга и уезжайте сами. Не повторяйте ошибку мистера Майерса. „Погружаться“, как говорил ваш друг, явно не стоит. Не позволяйте красоте причинить вам боль».

* * *

Я хотел уехать. Честно пытался! Даже позвонил администратору с просьбой прислать коробки. Вымылся, гладко побрился и пошел в комнату Майерса. Так, репродукции сняты, нужно сложить книги в одну стопку, одежду — в другую. Упаковав все в коробки, я огляделся по сторонам, проверяя, не забыл ли чего.

В углу два рисунка Майерса — их я решил не брать. Зачем напоминать родителям о жутких галлюцинациях, которыми страдал их сын?

Осталось заклеить коробки, написать адрес и отправить. Подняв крышку, я увидел блокноты.

Надо же, столько мучений, и все напрасно!

Задумавшись, я начал листать блокнот, задерживаясь то на одном абзаце, то на другом. Ван Дорн переживал из-за неудачного начала карьеры, болезненно реагировал на критику и ехидные замечание более опытных коллег: «Нужно освободиться от условностей, очистить душу от философии эстетов. Найти то, что еще никогда не писали, чувствовать самому, а не по указанию других; видеть самостоятельно, а не копировать то, что видят другие».

Во всех книгах о Ван Дорне в красках описывают, до какой нищеты довели его амбиции. В Париже он в буквальном смысле помоями питался. А в Ла-Верж попал только потому, что известный, однако довольно заурядный, а ныне забытый художник одолжил ему небольшую сумму. Желая растянуть деньги на подольше, всю дорогу из Парижа на юг Ван Дорн прошел пешком.

В те времена юг Франции еще не был туристической Меккой: скалы, холмы, фермы, деревеньки. Измученный долгой дорогой, Ван Дорн выбрал Ла-Верж именно за несхожесть с Парижем: вольные поля и луга резко контрастировали с художественными салонами.

«Создать то, о чем другие и не помышляли», — писал голландец. На бесплодные попытки ушло шесть месяцев, а потом, будто смирившись, он за год сотворил тридцать восемь полотен. Тогда за картину ему и тарелку супа бы не налили, но время все расставило по своим местам.

Наверное, в тот год Ван Дорн писал как бешеный. Неожиданное вдохновение не позволяло сидеть сложа руки. Мне, бесталанному художнику, казалось: он достиг совершенства. Ван Дорн умер в психушке, глаза себе выколол, а я все равно ему завидовал. По сравнению с его эстампами мои пейзажи Айовы выглядели слащаво-сентиментальной мазней. В Штатах меня заждались заказы на дизайн тюбиков для помады. Еще немного — и до пивных банок дойду!

Листая блокнот, я вместе с Ван Дорном переживал горечь отчаяния и радость обретенной истины. Победа досталась ему немыслимой ценой — безумие, самоослепление, самоубийство. Тем не менее не думаю, что, имей шанс, голландец захотел бы прожить жизнь иначе. Наверняка он знал, какое блестящее будущее уготовано его картинам.

А может, и не знал. На последнем эстампе Ван Дорн изобразил себя. Худой, болезненного вида, с запавшими глазами и чахлой бородкой. Именно так я представлял себе Христа перед распятием, только тернового венца не хватает! Хотя венец есть, внутри Ван Дорна — кровожадные рты и сосущие глаза, словно жуткая экзема, разъедали и без того нездоровое лицо.

Думая, как мой несчастный друг восемь раз переписывал дневник безумного художника, я дошел до места, где Ван Дорн выражал свое прозрение: «Ла-Верж! Нашел, увидел, почувствовал! Писать, скорее писать! Творить и низвергать!»

После этого таинственного абзаца связный текст как таковой исчезает, за исключением жалоб на усиливающиеся головные боли!

* * *

Я поджидал Клариссу у ворот клиники; ее смена начиналась в три часа. Яркие солнечные лучи отражаются в золотисто-карих глазах. Сегодня на ней расклешенная юбка цвета бургундского и бирюзовая блузка.

Увидев меня, медсестра остановилась. Чувственные губы растянулись в улыбке.

— Пришли попрощаться? — с надеждой спросила она.

— Нет, хотел кое о чем спросить.

Улыбка тут же исчезла.

— Мне нельзя опаздывать.

— Надолго не задержу! Мой французский, к сожалению, не слишком хорош, а словарь я не захватил. Название деревни Ла-Верж, что оно обозначает?

Кларисса ссутулилась, будто собираясь отчитать за то, что я понапрасну трачу драгоценное время.

— Ничего интересного. Если перевести дословно, то «прут».

— И все?

— Ну, в более широком контексте, еще и «ветка», «выключатель», «розга», а на сленге — «пенис».

— Может, что-нибудь еще?

— Расширяя контекст, можно подобрать сколько угодно синонимов. Например, посох, скипетр или раздвоенный прут, палка, с помощью которой на поле искали воду. Если под землей источник, прут наклонялся.

— Мы называем его «волшебной лозой». Помню, отец рассказывал, что мальчиком видел что-то подобное. Я, если честно, ему не верил: наверное, тот крестьянин сам склонил прут. Думаете, деревню так назвали, потому что в стародавние времена при помощи «волшебной лозы» кто-то нашел здесь воду?

— Не знаю. Вообще-то в округе хватает родников и источников, особенно на холмах... А почему вас вдруг заинтересовало название?

— В дневнике Ван Дорна промелькнул намек. По какой-то причине его волновало название деревни.

— Да его все подряд волновало! Он же сумасшедший!

— Скорее эксцентричный. Безумным он стал вскоре после того, как написал те строчки о названии деревни.

— Вы имеете в виду, что симптомы помешательства до того не проявлялись? По-моему, судить об этом вправе только психиатр.

Да, веский аргумент, возразить нечего...

— Простите, не хочу показаться невежливой, но мне действительно пора. Прошлой ночью... — Кларисса замялась.

— Все было именно так, как вы написали в записке. Акт милосердия, попытка облегчить мое горе. Никаких авансов, ничего серьезного!

— Пожалуйста, уезжайте! Не губите себя, как остальные!

— Остальные?

— Как ваш друг...

— Нет, вы сказали «остальные»... — Слова полились быстрым потоком. — Кларисса, расскажите мне!

В карих глазах возникло затравленное выражение.

— После того как мистер Майерс выколол себе глаза, по деревне поползли слухи. Кто знает, может, все это ерунда?

— Что за слухи?

Кларисса поникла.

— Якобы двадцать лет назад сюда приезжал молодой человек исследовать творчество Ван Дорна. Прожил в Ла-Верже три месяца, а потом произошел нервный срыв.

— Он выколол себе глаза?

— Говорят, успел вернуться в Англию, там попал в психиатрическую лечебницу и себя ослепил.

А за десять лет до того приезжал еще один мужчина. Тот воткнул себе в глаз ножницы, да так глубоко, что повредил мозг.

Горло судорожно сжалось. Еще немного — и меня вырвет...

— Что за чертовщина здесь творится? — прохрипел я.

* * *

Я попытался расспросить местных жителей, но они словно воды в рот набрали, а администратор отеля заявил, что номер Ван Дорна больше не сдается. Мне нужно немедленно вывезти вещи Майерса.

— А в своем номере я могу остаться?

— Если хотите! Лично я против, однако Франция — свободная страна.

Оплатив по счету, я поднялся наверх и едва перенес коробки из ван-дорновского номера в свой, как зазвонил телефон.

Моя невеста. Когда я собираюсь вернуться?

— Пока не знаю.

— Как?! В эти выходные наша свадьба!

— Свадьбу придется отложить...

Моя будущая жена не положила, а швырнула трубку на рычаг.

Присев на кровать, я вспомнил прошлую ночь: Кларисса срывает с меня одежду, я покрываю ее тело поцелуями...