Ирина Говоруха - Рыжая

• Название: Рыжая
• Автор: Ирина Говоруха
• Жанр: Любовный роман
• ISBN: 978-5-04-113740-3

С самого детства Ирка могла рассчитывать только на себя. В десять лет противостояла насилию родного дяди. В пятнадцать вернула мать-алкоголичку к полноценной жизни. В двадцать – построила успешный бизнес и стала независимой от ударов судьбы. Решать, кого из любимых мужчин назначить отцом ребенка она тоже будет сама. Историю «Рыжей» нужно прожить от начала и до последней страницы. Съесть вместе с героиней любимый суп из рыбных консервов. Дождаться маму, поглядывая на толстый отрывной календарь. Влюбиться, изменить, выйти замуж и встретить главного мужчину своей жизни. Запутаться в собственных сетях и многократно наступить на одни и те же грабли. Родить ребенка. Потерять самых близких людей. Найти свое призвание. Стать счастливой. Ее жизнь напоминает американские горки. Ее поступки заслуживают уважения. Ее история достойна романа.

---

В тот день на выходе из леса, прямо у железнодорожного переезда начался оглушительный ливень. Небо будто треснуло пополам и полилась холодная тяжелая вода. Тетя Марина не растерялась и мигом разделась догола, решив таким образом спасти одежду. Джинсы, рубашку, нижнее белье ловко связала в узел, зажала между ног и замерла памятником чекистам. Вдруг из леса высыпали такие же горе-грибники, пытающиеся удрать от дождища, и опешили, завидев голую аппетитную тетечку. Некоторые не могли сдержаться и хохотали во все горло. Тетя Марина старалась ничем не выдать своего смущения и демонстративно смотрела в другую сторону, как бы говоря: «Я что? Я лесом любуюсь. Каракатицами елками. Пнями. Тропами».

Когда дождь финишировал, тетя Марина триумфальным взглядом окинула мокрых Галю с Иркой и развернула свой сверток. Выматерилась, выудив абсолютно мокрые шмотки, старательно выкрутила и обреченно натянула на себя. Всю дорогу причитала: «Ну зачем я это сделала? И одежду не сохранила, и столько народу увидели мою толстую жопу».

Дед стал сдавать, когда Ирка перешла во второй класс. Резко похудел и достал из тюков Петькин пиджак, в котором тот заканчивал десятый класс. Неделями хандрил. Бабушка утверждала, что его хворь – от ненависти к несостоявшемуся зятю Илье. Ирка понимала, что речь идет о ее отце, и с интересом прислушивалась. Дед не выбирал выражений, считая того виновником всех бед. А кого же еще? Ведь Галя, родив ребенка, поначалу остепенилась. Носилась, как кошка с котенком, выцеловывала, тетешкала, называла Морковкой. Но стоило «кавалеру» один раз появиться на горизонте – все пошло прахом. Сорвалась с катушек и в этот раз окончательно.

Однажды дед строго прикрикнул на Галю, увидев Ирку без колготок. Девочка шлепала посиневшими пятками по ледяному линолеуму, а тот сделал замечание: «Что ты себе позволяешь? Ты мать или мачеха? Или, может, у тебя десяток детей, и ты не в состоянии за всеми уследить?» Галя, с утра не похмелившаяся, была на взводе и искала козла отпущения, а тут отец со своими нравоучениями:

– Ничего страшного, пусть закаляется. Помнишь, баба Фима рассказывала о цыганке, ехавшей в кибитке с новорожденным младенцем в сорокаградусный мороз? Малец укакался, а она вытряхнула пеленку, похлопала по попке снегом и снова засунула за пазуху. И ничего. Вырос небось и счастлив. Ворует кошельки на рынке.

Дед стукнул кулаком по столу:

– Не путай грешное с праведным! Тогда была война. Голод, нищета. Тогда дети мерли как мухи.

– А ты мне не указ. Понял? Ты своих воспитал? Воспитал. А мою не тронь!

Подобные стычки происходили ежедневно. Галя продолжала пить, а дед не терял надежды ее образумить.

В один из дней Ирка с мамой хозяйничали на кухне, доваривая рыбный суп. Девочка стояла на табурете и играла с кружочками моркови. Складывала из них сперва тропинку, затем гусеницу и ожерелье. Мама, подпоясанная полотенцем, пробовала варево на соль, смешно вытягивая губы трубочкой, а потом с задумчивым выражением лица отмеряла на ладони «белое золото». Неожиданно раздался странный звонок, ворвавшийся в прихожую некой заморской трелью. Короткие звонки чередовались с длинными и складывались в популярную мелодию. Галя уронила ложку. Прилипла к зеркалу и прошлась расческой по волосам. Схватила с серванта парадные духи и оросила декольте. Рассмеялась чужим смехом и полетела открывать, поправляя пышную грудь в синтетическом бюстгальтере. На пороге стоял мужчина. Модно одетый, загорелый, очень красивый. Трехлетняя Ирка, все это время бегающая за мамой хвостом, уставилась на парня во все глаза и поинтересовалась:

– Папа?

Тот скривился, выставил вперед ладонь, что означало «поговори с рукой», и подмигнул Гале:

– Привет. Собирайся.

Мама, не задавая вопросов, стянула с талии фартук и бросила его на пол. Наспех вымыла руки, переоделась в самое лучшее платье и прицепила к своим и без того густым волосам шиньон. Ирка таскалась за ней по пятам и цеплялась за ноги. Обнимала со всей силы и приставала с вопросом:

– Мамочка, а куда мы сейчас пойдем?

Та сбрасывала ее, словно обнаглевшего кота. Шикала:

– Ты остаешься дома. Не маленькая. Скоро придут бабушка с дедушкой. Вот тебе ватман, открытки, ножницы, клей. Делай, что хочешь. Хоть картину, хоть панно».

Затем выпорхнула, оставив после себя вкусный запах духов.

Сперва девочка носилась по комнатам, надеясь отыскать хоть кого-то живого. Плакала, размазывая по лицу клей ПВА. Стерегла у входной двери. Засовывала нос в щель и выла: «Мама, мама… мамочка». В подъезде сновали люди. Никто из соседей не посчитал нужным перекинуться с ребенком парой слов. Все торопились в свои норы, разогревать рассольники, жарить карпов, вываривать кухонные полотенца. Просиживать диваны. Смотреть фильм-концерт «Молдавские эскизы». Затем стемнело, и зашевелилась вешалка с длинным дедовым кашне. Шарф на глазах превратился в удава и подполз к ее ногам. Девочка из книг помнила, что удав может победить даже самого крупного тигра. За вешалкой ожили столы, табуреты, ковши. Заплясали безумный танец уличные тени. В дом проникли жигулевские клаксоны, вопли кошек с мусорной свалки и бас усатой дворничихи тети Зины. Ирку бил озноб, но кофту, как назло, надеть не удавалось. Рука промахивалась и попадала то в карман, то в капюшон.

Бабушка с дедом вернулись часа через три. Девочка за это время уписалась, ошпарила рот супом, наелась черствого хлеба, разложенного на батарее для котлет, и дважды упала со стола, набив приличную шишку. Все пыталась взобраться на подоконник, чтобы увидеть маму с тем чужим дядей. Помахать им рукой. Позвать обратно. Выбилась из сил, свернулась калачиком под обеденным столом и уснула. Дед, завидя жалкое зрелище, чертыхнулся, ударил себя по коленям, будто собирался танцевать гопак и полез в шкафчик за графином. Бабушка поставила на газовую конфорку кастрюлю, чтобы согреть воду. Ирка, услышав шум, едва не сошла с ума от счастья.

Галя заявилась утром: пьяная, развеселая, без одной туфли. Свалила в прихожей телефон, от его корпуса откололся кусок пластмассы. Затем рухнула на вешалку, и посыпались пальто, куртки, зонт с тяжелым набалдашником. Женщина глупо рассмеялась и завозилась в образовавшейся куче. Сделала несколько тщетных попыток встать, а потом махнула рукой и разлеглась, словно на лучшем пляже. Ирка проснулась и c воплями «Мама!» соскочила с кровати. Запрыгнула на нее и стала осыпать поцелуями. Они выпадали, словно из дырявого решета, оставляя на носу, щеках и шее влажные следы. Дед в это время на кухне хлебал из щербатой пиалы чай и прицеливался к бутерброду. Молча отложил ломоть хлеба, встал, оттащил Ирку от пропахшей алкоголем матери, передал бабе Шуре и только потом съездил дочери в ухо. Та ощетинилась, вскочила на ноги, приняв боксерскую позу:

– Ты на кого руку поднял? На свою родную дочь?

У деда задрожал подбородок и обвисшие морщинистые щеки:

– Как ты могла оставить ребенка без присмотра?

Галя рассмеялась ему в лицо:

– Вы посмотрите кто объявился! Воспитатель сраный! А где ты раньше был, когда я в тебе нуждалась? Хлебал портвейнчик? Оправдывался Леночкой, которая тебя даже не узнавала? Не отличала твою морду от кадки с фикусом? Ты меня тогда видел? Слышал? Замечал? А теперь собираешься указывать, как воспитывать собственную дочь?

Дед замахнулся, словно для пощечины, но та его опередила, расцарапав висок. Он чертыхнулся, и они сцепились, словно дворовые псы. Завязали из собственных рук и ног несколько узлов и покатились по полу. Бабушка заголосила «Ой, людоньки!» и кинулась разнимать, но, получив удар в солнечное сплетение, захрипела и отползла на безопасное расстояние. Ирка визжала сиреной и пыталась поймать маму за подол. Уберечь от дедовых размашистых ударов. На ее вопли никто не обращал внимания. Ефим с Галей продолжали возиться в темной прихожей, периодически промазывая и оставляя вмятины в стене. Тогда девочка подтащила к форточке тяжелый табурет и закричала:

– Помогите! А-а-а-а! Маму убивают!

Через десять минут во двор влетел милицейский бобик и скорая помощь. Кто-то из милосердных соседей набрал «02» и «03». Жильцы с любопытством вывалили из подъезда, боясь пропустить «бесплатное кино». Некоторые в ночных рубашках, с полотенцами, поварешками, помазками и горячими щипцами для завивки волос.

Деда и маму арестовали на трое суток. Бабушку увезли в больницу с сердечным приступом, а Ирку забрали к себе «артисты». Соседка работала в кукольном театре и умела имитировать разные голоса. К примеру, попугая, кошку и девочку Женю из мультфильма «Цветик-семицветик». Иногда звала своих шалопаев голосом Фрекен Бок, и тогда сбегалась вся детвора и прыгала у них под окнами. Просили «на бис» старуху Шапокляк или Вовку из Тридевятого царства.

Ирка, переступив порог их дома, нервно икала, но с интересом оглядывалась. На всех полках – перчаточные куклы и коробочки с диафильмами, напоминающие баночки с гуашью. Мультяшное зверье. Две репки и три плюшевых колобка. Кокошники, царские короны, парики. Носы, усы, чьи-то рога. У стены – разномастные ширмы. Да и пахло чем-то вкусным. Не то лимоном, не то розовой водой.