Пьер-Луи Ганьон - Исчезновение Ивана Бунина

• Название: Исчезновение Ивана Бунина
• Автор: Пьер-Луи Ганьон
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-00131-244-4

В этой книге канадский писатель, специалист по русской литературе Пьер-Луи Ганьон приоткрывает завесу над некоторыми тайнами, связанными с присуждением Нобелевской премии Ивану Бунину, ставшему первым лауреатом из русских писателей. …Реальных претендентов было два – поддерживающий Сталина Максим Горький и эмигрировавший после Октябрьской революции Иван Бунин. Среди сторонников каждого были такие, которые готовы на многое, чтобы обеспечить победу своему кандидату. В центре разворачивающейся интриги оказывается посол СССР в Швеции Александра Коллонтай. Следуя указаниям Кремля, она пытается задействовать все связи в политических и литературных кругах Швеции, чтобы склонить чашу весов в пользу пролетарского писателя. Но повлиять на Нобелевский комитет не так-то просто, а его члены отдают предпочтение Ивану Бунину. В самый разгар этой позиционной борьбы живущий на юге Франции русский изгнанник неожиданно исчезает. Не происки ли это ОГПУ и его агентов из Коминтерна, которыми наводнены все европейские столицы? Назревающий скандал может нанести непоправимый урон престижу Нобелевской премии…

---

– До встречи, – шепнула она на ухо Гамсуну.

– Буду счастлив. Может быть, после приема?

Ее следующим собеседником стал Ла-Мотт-Сен-Пьер. С этим утонченным аристократом она сблизилась сразу по приезде в Стокгольм. Парижского дипломата Ла-Мотт-Сен-Пьера, уже давно занимавшего ответственные должности во французском МИДе, явно не вдохновляла жизнь в шведской столице, которую некоторые в насмешку называли Северной Венецией.

Сен-Пьер пустился в рассуждения на тему «в какой стране лучше жить», а Коллонтай думала о том, что в ближайшие месяцы ее ждут великолепные дипломатические приемы во французском посольстве, на которые, по обыкновению, там не жалели средств.

– Все эти северные дали для таких людей, как мы, прямо скажем – не рай, – разливался Сен-Пьер. – Дайте нам праздник! Иначе как выжить в этом мерзком климате, помноженном вдобавок на шведский неповоротливый протестантизм?

Уже через несколько минут Коллонтай перестала слушать. Демагогические речи Сен-Пьера она давно знала наизусть. К тому же француз на все лады расхваливал своего соотечественника Поля Валери, заверяя, что именно он в следующем году получит Нобелевскую премию.

Сен-Пьер делал вид, будто не замечает, как советский полпред норовит ввернуть в разговор имя Максима Горького. «Уж если кто и может соперничать с Полем Валери, то только Иван Бунин», – добавил он. После этих слов вконец раздосадованная Коллонтай повернулась к оказавшемуся рядом представителю Великобритании и завела светскую беседу с ним.

Английский посланник был ей симпатичен. Этот образцовый джентльмен чем-то напоминал Коллонтай испанских князей, с которыми она подружилась во время своего недолгого пребывания в Мехико. Самоуверенный англичанин был всегда не прочь посмеяться над чужими недостатками.

До недавнего назначения в Стокгольм он занимал консульскую должность в Ленинграде. Жизнь в бывшей царской столице стала тяжелой, поделился он своими впечатлениями. Изможденные лица прохожих свидетельствуют о том, что люди элементарно недоедают. В стране победила революция, а в общественных местах и скверах толпятся нищие и бездомные. Многие просят милостыню.

Может быть, он специально подначивал ее, добиваясь, чтобы обычно невозмутимая Коллонтай вышла из себя? Она не повела и бровью. Коллонтай приезжала в Москву и, конечно, знала о трудностях, с которыми каждый день сталкивались ее сограждане. Однако в центре города, особенно на Спиридоновке, где располагался Народный комиссариат по иностранным делам, ничто не напоминало об этих невзгодах.

Коллонтай знала также, что в стране сформировалась новая знать, занявшая роскошные особняки, конфискованные государством у дворян, промышленников и прочих миллионеров. В этих особняках ныне проводили банкеты и устраивали пышные празднества.

Советский полпред решила сменить тему разговора. Конечно, ей не нравилось такое положение дел. Она презирала нуворишей, нагло выставляющих напоказ свои буржуазные манеры, однако она не могла не признать, что сама – занятный парадокс! – принадлежит к привилегированному классу, созданному существующей системой.

Коллонтай заговорила о Голсуорси и о том, какая честь оказана Великобритании Нобелевским комитетом. Дипломат удовлетворенно кивнул головой, однако не лишил себя удовольствия отпустить шпильку:

– Что подумали бы об этой церемонии Шекспир и Мольер? Как все же смешны эти скандинавские аристократы! Слава богу, у них есть для развлечения хотя бы эта премия, иначе о них и вовсе никто никогда не вспомнил бы.

Глава 2

Англичанина увлек за собой знакомый, и советский полпред осталась в обществе откуда-то вынырнувшего финского дипломата. Низкорослый, тщедушный и к тому же рябой посланец Хельсинки мало интересовал Коллонтай. В мужчинах она ценила напор и силу.

Финн привычно начал жаловаться на Республику Советов. Всякий раз, встречая Коллонтай на светском приеме, этот брюзга принимался донимать ее рассуждениями относительно спорных вопросов между правительствами их стран. Факт оставался фактом: граница между СССР и Финляндией протянулась на сотни километров и проходила неподалеку от Ленинграда.

Дипломат опасался повторения событий гражданской войны 1918 года. В то смутное время Россия воспользовалась своим положением, чтобы напасть на Финляндию, ранее входившую в состав Российской империи. Финны тогда оказали яростное сопротивление, и представитель Хельсинки не упускал случая, чтобы лишний раз напомнить об отваге соотечественников.

– К чему ворошить события более чем десятилетней давности? – возразила Коллонтай с видом святой невинности. Ей было отлично известно, что Москва так и не отказалась от замысла вернуть Финляндию под свой контроль – полностью или частично.

Коллонтай, сама потомок выходцев из Финляндии, хорошо понимала эту страну и даже посвятила ей несколько научных работ, в частности «Жизнь финляндских рабочих» и «Финляндия и социализм». В коммунистическом движении она заслуженно пользовалась репутацией специалиста по финскому вопросу.

Вскоре из-за спины дипломата показалась его бойкая супруга – как обычно, готовая внести свою ядовитую лепту в критику советской власти. Послушав финскую чету несколько минут и убедившись, что ничего нового ей не сообщат, Коллонтай решила, что с нее хватит, и отошла в сторону.

Сейчас у Коллонтай были заботы поважнее, чем обсуждение советско-финских приграничных проблем. Голова раскалывалась от боли. Здоровье на седьмом десятке было уже не то: за неделю до этого в посольстве Коллонтай потеряла сознание, и карета скорой помощи доставила ее в больницу.

В последнее время, размышляя о своей жизни, Коллонтай приходила к выводу, что очень устала. У нее больше не было сил вести разговоры о Нобелевской премии по литературе, о Бунине, о Мережковском, о Горьком. Не было сил отстаивать Советский Союз и советский строй. Хотелось покончить с этой безумной клоунадой, перестать лукавить и вернуться наконец к нормальной человеческой жизни.

Но сможет ли она жить нормально в стране, где все давно уже строится на лжи, умолчаниях и обмане? Коллонтай и сама лгала тем, кто хотел верить в ее сказки. Работа есть работа.

В стремлении вырваться из порочного круга Коллонтай даже подумывала, не остаться ли по примеру многих своих сограждан за границей. Например, в США, где ей предлагали престижный университетский пост с возможностью заниматься вопросами женских прав. Но что станет тогда с сыном Мишей, который сейчас в Москве? А с внуком Володей?

Коллонтай знала ответ. И смирилась, решив и дальше покорно играть свою роль. Однако притворяться становилось все труднее. Коллонтай обвела неприязненным взором собравшихся и подумала, что последний раз принимает участие в подобных празднествах. Довольно!

Тем временем опытным женским взглядом она поймала в толпе фигуру шведского писателя Пера Лагерквиста, только-только переступившего порог банкетного зала. Коллонтай слышала о Лагерквисте много хорошего. Газеты сообщали, что вот-вот выйдет его повесть «Палач» – яростная отповедь гитлеризму. Сделав глоток из своего бокала, Коллонтай направилась к Лагерквисту, который почему-то одиноко стоял среди приглашенных.

На вид писателю было лет сорок. Красивый, стройный, хорошо сложенный, с ясным взглядом. Ни сутулости, ни морщин. Говорили, что Лагерквист – Коллонтай прочла об этом в газетах – порвал с протестантской религией, в которой воспитывался с детства, и ушел в социалисты. Теперь он представлялся верующим безбожником или религиозным атеистом.

Лагерквист прожил несколько лет в «городе света» – Париже, где стал завсегдатаем монмартрских кафе и завел множество знакомств в артистических кругах. Он подружился с Пикассо и активно пропагандировал его творчество в Швеции. Восхищался Августом Стриндбергом и симпатизировал рабочему движению, однако к большевикам так и не примкнул.

Политический журналист и искусствовед, Лагерквист пользовался авторитетом в средствах массовой информации и играл не последнюю роль в культурной жизни столицы. Стокгольмские литературные критики высоко оценили его романы. Кроме того, Лагерквист писал стихи, рассказы и театральные пьесы – он принадлежал к талантливому поколению, которое шло на смену Сельме Лагерлёф и Эрику Карлфельдту.

Александра Коллонтай отметила про себя, что из шведа мог бы получиться недурной любовник. Когда-то она писала, что отдаться мужчине так же просто, как выпить с ним за компанию стакан воды. Так она думала и сейчас, невзирая на осуждение ханжей-пуритан.

Со свойственной ему обезоруживающей непосредственностью Лагерквист весело поприветствовал Коллонтай: она понравилась ему с первого взгляда. Казалось, и писатель в тот вечер не прочь развлечься. Об этой незаурядной женщине он уже знал из газет. В одних ее хвалили, в других над ней посмеивались, но равнодушным советский посол не оставляла никого. Взять хотя бы столичные вечерние газеты «Альфонбладет» и «Свенска Дагбладет» – они исправно сообщали, где сегодня побывала Коллонтай и с кем встречалась.