Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

• Название: Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
• Автор: Игорь Минутко
• Издательство: «Яуза»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8153-0254-6

Имя Николая Константиновича Рериха — художника, общественного деятеля, путешественника, знатока восточной культуры — известно всем. Однако в жизни каждого человека, и прежде всего в жизни людей неординарных, всегда есть нечто глубоко скрытое, известное лишь узкому кругу посвященных. Был такой «скрытый пласт» и в жизни Рериха.

Игорь Минутко пытается, привлекая документальные источники, проникнуть «за кулисы» этой богатой событиями и переживаниями жизни человека, оставившего, несомненно, яркий след в истории российской и мировой культуры. Связь с советскими спецслужбами и поиски легендарной Шамбалы — вот две основные темы этой судьбы.

---

— И я все вижу, глядя на тебя, встретив твой взгляд. В нем наша дальнейшая судьба… Я… я понимаю это…

Он знает: гортанный голос, вещие речи… Иногда они бывают совершенно непонятными. Учащающееся дыхание… Так начинается очередной приступ эпилепсии. И если не прервать…

— Лена! Леночка! — Николай Константинович, вскочив со стула, уже трясет ее за плечи, приподнимает, прижимает к себе. — Успокойся! Перестань!..

— Да, да, Николя… Спасибо, я сама… Сама справлюсь, — ее тело, только что напряженное, твердое, наполненное — он знает — неимоверной, нечеловеческой силой, обмякает, становится вялым и послушным. — Все, все… Не волнуйся.

И через несколько минут продолжается чаепитие, как ни в чем не бывало. Умиротворяюще тоненько поет свою песню самовар, слышно, как за окнами веранды ветер шумит в соснах.

— Я сделаю тебе бутерброд с сыром?

— Сделай, моя радость, — ее глаза сияют любовью и нежностью. Она уже окончательно вернулась «оттуда». — Бутерброды, которые ты делаешь для меня, вкуснее вдвойне.

«Слава Богу! Кажется, и на этот раз справились, не пустили… Самое время развернуться на сто восемьдесят градусов. К тому же есть повод. Сейчас, сейчас…»

— Лена! А я тут продумал один план. Есть предложение.

— Какое, милый?

— Сейчас.

Николай Константинович быстро вышел и скоро вернулся с конвертом в руке.

— Ты помнишь Вадима Диганова? Моего ученика?

— Как же! Ты его не раз приглашал к нам, когда собирались художники. Такой славный молодой человек, косая сажень в плечах, рыжий, с веселыми веснушками по всему лицу…

— Правильно! — преувеличенно бодро перебил он. — Кстати, очень способный этот Диганов, особенно в пейзажах, в умении работать с естественной природой, увидеть в ней…

— Ну и? — перебила Елена Ивановна.

— Прости! Нас с ним объединяет любовь к Карелии, к Лапландии, вообще к скандинавской земле. Он местный. У его отца в Кандалакше деревообрабатывающий завод. А дальше — письмо от Вадима. Со вчерашней почтой получил. Теперь слушай.

И он читает письмо.

Глубокоуважаемый Николай Константинович! Итак, подтверждаю: все для экспедиции в район Ловозеро и на его острова мною подготовлено. Интересны эти пустынные места Лапландии не только загадочной болезнью местных аборигенов-лапарей — «мереченьем», но и некоторыми странностями горных пейзажей, находками в пещерах и тем, как себя начинают чувствовать приезжие люди, попадая в эти места. Словом, здесь много всего «загадочного». Но лучше самому увидеть и прочувствовать.

Посему — приглашаю! Отец дает лошадей, пойдут с нами двое моих приятелей, они тоже местные. С провизией, походным снаряжением все будет в порядке, это моя забота. Думаю, и натура для этюдов будет отличная — конец лета, и последние отблески белых ночей в наших краях по краскам и полутонам изумительны.

Если решитесь пуститься в это небольшое путешествие, естественно, с Еленой Ивановной и сыновьями, как только начнете собираться, отправьте мне письмо по адресу: Кандалакша, «Лесное дело Диганова и К°». В Финляндии почта, в отличие от России, работает исправно, и письмо дойдет за два, крайнее — три дня.

А дальше надо поступить так. Из Сердоболя на извозчиках вы добираетесь до Кондопоги и садитесь в поезд, купив билеты до Кандалакши. Предпочтительнее ехать в местном поезде «Петрозаводск — Мурманск». В международный «Петроград — Хельсинки» лучше не садитесь: ходит нерегулярно, вагоны с выбитыми стеклами, могут быть недоразумения с совдеповскими проводниками и таможенниками и прочие прелести. В день, когда вы купите билеты, прямо с вокзала Кондопоги дайте телеграмму по тому же адресу, указав номер вагона, и я вас встречу.

Словом, жду! Вернее — ждем.

Искренне Ваш

Вадим Диганов 9.VIII.1918 года

— Интересно, — задумчиво сказала Елена Ивановна, помешивая остывший чай в стакане серебряной ложкой. — Что это за болезнь такая — мереченье?

— Подожди!

Николай Константинович, поднявшись, быстро, даже торопливо направился в свою комнату и тут же вернулся с медицинским справочником сытинского издания 1889 года. На нужной странице лежала закладка.

— Мне еще в Питере Вадим рассказывал о всяких странностях — как, впрочем, и о прелестях своих родных мест, И когда мы с ним сошлись на любви к Скандинавии, к северным пейзажам Карелии и Лапландии, он пригласил меня к себе. Помню, как он впервые во время тех питерских наших разговоров упомянул об этой болезни. За время нашей жизни здесь я получил от Диганова три или четыре письма, отвечал ему. Вскользь упоминалось в тех письмах о возможности совместного путешествия на Ловозеро. Но моя болезнь… Словом, на приглашения приехать я отвечал неопределенно. Но вот я здоров — верно, Леночка?

— Ты абсолютно здоров! — она внимательно, успокаивающе смотрела на него.

— Я недавно написал Вадиму об этом. И вот последнее письмо.

— Понятно… И что же это за болезнь? Он почувствовал нетерпение в ее голосе.

— Да, да! Сейчас…— Николай Константинович открыл медицинский справочник на заложенной странице, прочитал: «Мереченье, или эмерик, или арктическая лихорадка — впервые обнаружена в последней четверти XIX века на крайнем европейском и азиатском севере Российской империи, а также в Сибири. Заболевание — иногда его еще называют „психической заразой“ — возникает внезапно, без видимой причины, охватывает довольно большие группы населения, как местных — лопарей, юкагиров, якутов, — так и приезжих. Это специфическое состояние, похожее на массовый психоз, обычно проявляющееся во время магических обрядов, но возникающее также совершенно беспричинно. Пораженные мереченьем люди начинают повторять движения друг друга, безоговорочно выполняют любые команды и по приказу, как утверждают медики, исследующие это пока неразгаданное явление, могут предсказывать будущее. Если человека, находящегося в таком состоянии, то есть во время припадка, ударить ножом, то нож не причинит ему вреда. Юкагиры и якуты объясняют эту болезнь кознями тундровых шаманов, разгневанных на людей, посмевших потревожить их покой. Вот как описывает приступ эмерика свидетель (сотник Нижне-Колымского казачьего отряда) в письме местному врачу. 1870 год: „Болеют какой-то странной болезнью в Нижне-Колымской части до семидесяти человек. Это их бедственное состояние бывает ближе к ночи, некоторые с напевом разных языков, неудобопонятных; вот как я каждодневно вижу пять братьев Чертковых и сестру их с девяти часов вечера до полуночи и далее; если один запел, то все запевают разными юкагирскими, ламаутскими и якутскими языками, коие они в нормальном состоянии не знают; за ними их домашние имеют большой присмотр“. Ни причин болезни, ни лечения оной современная медицина пока не знает», — Николай Константинович захлопнул книгу, — Вот представь себе, какой странный недуг…

— Мистический! — перебила Елена Ивановна. В ее глазах появился лихорадочный блеск. — Я очень… Коленька, очень хочу побывать в тех местах. Да и тебе действительно пора встряхнуться, и мальчикам будет интересно, ведь они у нас страстные путешественники.

— Мы все путешественники, — сказал знаменитый художник, наблюдая за женой и не в состоянии определить причины тревоги и беспокойства, которые охватили его. — Так ты согласна? — Конечно, согласна! И не будем тянуть с отъездом. Начинаем собираться сегодня же. Походная одежда, утепленная палатка, всякая дорожная посуда у нас есть.

Действительно, все семейство Рерихов, и прежде всего глава его, были прирожденными путешественниками. В Карелии они совершили три, хотя и недальних, путешествия: побывали в местечке Импилахти, в Валаамском монастыре, а на острове Тулока прожили несколько месяцев в полном уединении, в снежном застывшем безмолвии, захватив там северную зиму, и Николай Константинович в своем дневнике писал, что «карельские снега 1916 — 1917 года помогли мне переломить отвратительную пневмонию».

…Сборы заняли три дня, Юрий и Святослав были в восторге от предстоящего путешествия, торопили события, внося в дорожные приготовления веселую сумятицу. И наконец 15 августа 1918 года на дорожном тарантасе, в который были запряжены две сильные лошади, тронулись в путь. Накануне вечером Вадиму Диганову в Кандалакшу было отправлено письмо.

Николай Константинович рассчитывал вернуться домой к концу сентября.

Стояла теплая солнечная погода, дни еще были по-северному длинные-длинные, и за двое суток, с короткими ночлегами, безо всяких приключений к вечеру семнадцатого августа добрались до Кондопоги. Поезд «Петрозаводск — Мурманск» приходил в 23.12, стоял десять минут. Билеты в вагон № 7, мягкий литерный, взяли заранее, с вокзала дали телеграмму Вадиму.

Поезд пришел без опоздания, минута в минуту, купе оказалось чистым, уютным, с приземистой лампой под розовым стеклянным абажуром; проводник в форме и в белых перчатках предложил господам чай, и — «чего желаете к ужину-с?». Но все устали, от ужина отказались, поблагодарив проводника за любезность. Скоро мальчики уже сладко спали под мерный стук колес, а Елена Ивановна и Николай Константинович, выйдя из купе, стояли у окна против двери в их временный «дом на колесах» (так сказал, засыпая, Слава) и смотрели, как над далеким смутным горизонтом никак не может погаснуть вечерняя северная заря.