Олег Рой - Имитатор. Книга четвертая. Охота на охотника

• Название: Имитатор. Книга четвертая. Охота на охотника
• Автор: Олег Рой
• Жанр: Детектив

Клубному стриптизеру Филиппу угрожали многие: поклонницы, персонал, даже управляющий. И у каждого – свой мотив: страсть, ненависть, ревность, разбитые надежды и даже деньги, Но, распутывая сплетение страстей, кипевших вокруг убитого прямо в кабинете для приватных танцев красавца, Арина опять видит все ту же неуловимую, но смертоносную тень. И теперь ей придется вступить с невидимым убийцей в прямой поединок. И самое трудное – поверить в то, что убийца все время был совсем рядом.

---

Он умер прямо на операции. Точнее, едва ее окончив. Операция была длинная, сложная, и Ренат, стоя на кладбище, слышал то тут, то там шепотки: «Если б сразу, вполне спасли бы, а он держался, все сам сделал, сказал «шейте», отошел на два шага и упал. Валентина Федотовна когда подскочила, он уж мертвый был…» Валентиной Федотовной звали санитарку оперблока. На похоронах она долго смотрела на Рената и хмурилась, как будто не узнавала. Потом слабо покачала головой и пошла куда-то в сторону.

Он даже сразу не понял, что жизнь изменилась моментально и бесповоротно. Учеба (последний класс, борьба за «золотой» аттестат), первые в жизни свидания и прочие юношеские увлечения. Не было времени ощутить дедово отсутствие – тот и раньше почти не бывал дома. Раньше – почти, теперь – совсем. Бабушка по-прежнему хлопотала по дому, правда, «эдаких» блюд уже не изобретала, и время от времени застывала посреди коридора, словно пытаясь что-то припомнить. Им платили какую-то пенсию «по утрате кормильца», мать по-прежнему ходила на свою службу «поближе к дому». Чтобы хватало на жизнь, продавали дедовы книги и разные, как он называл, бебехи: малахитового дельфина в серебряной коронке – почетный знак какого-то там общества, платиновые запонки – подарок британских коллег, и прочее в этом роде.

«Золотого» аттестата не получилось, хотя четверок было всего три. Но поступать пришлось на общих основаниях. В медицинский, разумеется. У Рената ни на мгновение не возникало ни малейших сомнений на этот счет. Нельзя же усомниться в том, что при ходьбе мы переставляем ноги попеременно. Мы же не начинаем вдруг прыгать на одной ножке, тем более не переворачиваемся вниз головой, чтобы начать ходить на руках. Есть естественный порядок вещей. Волга впадает в Каспийское море, зимой холодно, рыбы живут в воде. Он поступает в медицинский.

На собеседовании справа от председателя комиссии сидела смуглая худая брюнетка в строгом синем костюме. Ренат узнал ее сразу: Алевтина Борисовна Митина, бывшая начмед, а теперь, наверное, уже главврач дедовской клиники, сто раз бывавшая у них дома. Но тут, чуть тронув узенькие очочки в тонкой черной оправе и приподняв идеально выведенную бровь, спросила, как у незнакомого: «Садыков? Не родственник профессору Садыкову?» И добавила через секунду, поджав узкие губы: «Покойному». Ренат тогда неопределенно мотнул головой. Почему-то ему стало стыдно. Как будто он вдруг оказался перед досточтимой комиссией… без штанов, к примеру. Никогда в жизни – ни до, ни после – ему не бывало так стыдно.

Именно в этот момент он впервые отчетливо осознал, что деда больше нет. Точнее, не так. Осознал, что дед всегда был его… тылом. Вроде и не делал ничего особенного, но само его существование означало: все надежно, все незыблемо. А теперь его нет. И о Ренате никто и никогда больше не позаботится. И не то чтобы ему требовалась какая-то там забота – молодому здоровому умному симпатичому парню! – но ощущать это было почти жутко.

Конкурс в тот год – как впрочем, почти всегда – был какой-то сумасшедший, и для поступления Ренату не хватило полбалла.

Мать вышла на пенсию и через год вдруг умерла: вечером легла, а утром не проснулась. Просто остановилось сердце, на которое она никогда вроде бы не жаловалась. Легкая смерть, шептались на похоронах соседки, всем бы такую. Бабушка пережила ее на полгода.

И Ренат остался один. Теперь уж – совсем один. От дедовых богатств (да и сколько их было-то!) к тому моменту оставалась только квартира. Квартиру он поменял – и принялся жить самостоятельно.

В общем, могло быть хуже, усмехался он иногда. Не спился, не убили, работа в итоге вполне приличная – хотя бы в смысле доходов. Да и интересная, если честно. Это странно, но руководить стриптиз-клубом Ренату Ильичу нравилось. Нравилось решать возникающие проблемы, нравилось «договариваться», примиряя зачастую непримиримых противников. Когда все шло как по маслу, а проблемы (совсем-то без них не бывает) были не серьезнее разбитого унитаза, он, вспоминая деда, мурлыкал под нос «По диким степям Забайкалья».

Сейчас – опять, черт побери! – было самое время напевать «Ой, полным-полна моя коробушка!»

Нет, глазастая девчонка-следователь и прочие представители правоохранительных органов ему не опасны, конечно. Они даже проблем не слишком много создают. Но вот все в куче… Черт бы побрал этого Филиппа с его моральными устоями и змеиным языком! Что он тогда нес – вспомнить гадко!

Ладно. Он справится, конечно. Не впервой. Ренат Ильич вытащил из сейфа початую бутылку «Хеннесси», плеснул в чайный стакан – много, почти половину – понюхал… и выплеснул янтарную жидкость в корзину для бумаг. Сунул туда же несколько бумажных полотенец, примял, усмехнулся – кучеряво живем, мусорки коньяком споласкиваем. Впрочем, все правильно. Не время. Потом. Если, конечно, будет какое-то «потом»…

* * *

Невзрачная серая дверь, за которой скрывалась пультовая, располагалась сразу за гардеробной стойкой. Странное место для пульта наблюдения – прямо на виду, чуть не у входной двери.

В ответ на Аринино недоумение управляющий, который зачем-то отправился вместе с ними (не доверял своей Свете или просто привык все контролировать?), лишь неопределенно пожал плечами:

– Единственное более-менее свободное помещение, не в кухонную же кладовую было всю эту технику засовывать.

Развалившийся в кресле перед мониторами парень – бритоголовый, мрачный, с подвеской-черепом в ухе – вздрогнув, обернулся:

– Здрасьти, Ренат Ильич, я не слышал, как…

Управляющий хмыкнул – не то укоризненно, не то извиняюще – махнул рукой:

– Сиди-сиди, Вадим. Вот следователь, нужно сегодняшние записи с камер посмотреть.

Арина ожидала, что молодой человек с черепом в ухе, пощелкав мышкой, вызовет на центральный монитор требуемый фрагмент, но парень вместо этого вскочил, оказавшись, несмотря на брутально бритую голову и череп в ухе, невысоким, чуть выше Арины, и довольно щуплым. Череп у него был не круглый, а несколько удлиненный, вроде дыньки. В целом – эдакий Кащей Бессмертный в молодости. Футболка – разумеется, черная, тоже скалилась черепами и вроде бы кинжалами.

Оказалось, что записи хранились на дисках.

– Дешевле, – коротко пояснил Вадим. – Диски сейчас практически ничего не стоят, ими ж никто уже не пользуется. Вот, лежат, в смысле стоят, каши не просят. Вам утренние, да? От входа и с кухонной камеры? – ничего не скажешь, соображать мальчик соображал вполне разумно. – Сейчас… – бурчал он себе под нос, копаясь на полке. – Ой, опять тут кто-то лазил, все перепутал. Это ж сегодняшние, вот тут должны быть, я в районе часа дня, как обычно, все перекинул, убрал… Погодите немного.

Когда Вадим метался по заставленной алюминиевыми стеллажами комнатушке, футболка двигалась как будто отдельно от его тощего тела.

Нужный диск, невзирая на все Вадимовы старания и мельтешню, так и не обнаружился.

Сам парень грешил на уборщицу и клялся всеми владыками неба и преисподней, что диск непременно найдется, потому что кому он нафиг нужен? Арина усмехнулась. Попасть в приватный кабинет можно только из коридора, на который смотрит «кухонная» камера. И если убийца не умеет телепортироваться, то на записи он быть должен. Собственно, эта камера должна была запечатлеть всех, кто подходил к кабинету. А значит, и убийцу. И ему – или, точнее, ей – эти записи очень даже нужны. Или все-таки не «ей»? Неопознанной заказчице приватного танца изъять диск с компрометирующей записью было бы затруднительно. И это, видимо, означает, что убийца – кто-то из персонала. Или не означает? Пультовая-то рядом с гардеробом, почти у входа то есть… Уборщица, говорите?

Ренат Ильич, покрутив головой, решил наконец, что его отсутствие ничем неприятным не чревато. Сухо кивнул – всем сразу – и удалился. Арина облегченно вздохнула. Не то чтоб управляющий так уж ей мешал, но без начальственного присмотра разговаривать с персоналом все-таки удобнее.

– Вадим, а кто вообще знает, что ты тут сидишь? В смысле, что камеры именно сюда выведены? Только те, кто здесь работает или еще кто-то мог знать? И насколько вообще сложно сюда проникнуть? Ты дверь запираешь, когда выходишь? То есть, если это все-таки не уборщица напортачила, кто мог сюда зайти?

Он хмыкнул:

– Да ну! Мало ли! Тоже мне – секрет. Дверь чуть не от входа видно, на двери русским по белому написано, что тут находится – это чтоб с туалетом не путали, а то раньше бывало. Так что кто угодно мог знать. Иногда клиенты заходят, просят удалить что-нибудь. Иногда частные сыщики – этим наоборот, ясен перец, хочется какую-нибудь запись добыть. Ну там еще ревнивые мужья или жены, журналисты опять же… Пульт-то на проходе, дверь не всегда закрыта, видно, что тут находится. А если вы про кто мог зайти и спереть… ну… да, невелика сложность. Я ж тут как пришитый не сижу.