Олег Синицын - Лифт в Доме Эшера

• Название: Лифт в Доме Эшера
• Автор: Олег Синицын
• Жанр: Попаданцы
• ISBN: 978-80-7499-320-6

Странным образом Глеб, Игорь и Алексей оказываются запертыми в лифте только что отстроенной и незаселенной десятиэтажки. Они пытаются сбежать из западни. И тут начинаются удивительные приключения – на них нападают люди в черном, идейцы Кечуа, звероподобные существа и даже инопланетяне. По пути они пересекаются со своими женами и детьми… и, в конце концов, попадают в Дом-музей художника Морица Эшера, который открывает им загадки четвертого измерения. Во всех событиях замешан таинственный стержень Ала-Бмаш из Тибета. Его сила поражает воображение. Но главное действующее лицо использует его только для того, чтобы объединить свою «расчетверившуюся» личность. Роман-покаяние, в котором происходит «ремонт» памяти, в котором прошлое, настоящее и будущее переплелись в одно целое.

---

Глава третья,

в которой скрип дверей напоминает музыку

Домой Алексей вернулся поздно, уже после двух часов ночи. Они сбросились, как всегда, с музыкантами на такси и наконец-то разъехались по домам. Алексею стоило большого труда уговорить пьяных товарищей совершить это действо. Ресторан «Весна», в котором он играл в ансамбле на бас-гитаре, работал до 24.00. Но эстрадники почти всегда засиживались за бутылочкой-другой, так что разбредались по своим норам ближе к утру. Но Алексей месяц назад решил раз и навсегда бросить пагубную привычку и всеми силами пытался такое решение привить и друзьям-пьяницам.

– Мне уже за сорок перевалило, а диска с песнями еще нет. Да и как он будет, если мы с вами пропиваем все деньги? Не пора ли за ум взяться? – втолковывал он эстрадникам.

– Брось, Леха! Рожденный пить – летать не может.

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет!

Леха все равно упрямо бил в одну точку – хватит бухать! Сегодня тоже он волевым решением прекратил очередной кутеж, запихнул состав ансамбля в такси и развез по домам. К себе он приехал позже всех, чувствовал себя усталым. Тем не менее переоделся в черное трико и черную майку, включил любимый канал «ТВ-3» и сел в кресло напротив телевизора. Шла передача про параллельные или потусторонние миры. Он не заметил, как задремал. Его разбудил скрип двери.

Дверь скрипнула так, как будто проиграли скрипки в композиции Sunny его любимой рок-группы «Бони Эм.». Алексей давно заметил, что многие подобные звуки вызывают у него музыкальные ассоциации. Скрип – скрипка. Однокоренные слова. Конечно, не только музыкальные ассоциации. Если звук был неприятным и тяжелым – такие же ассоциации и выплывали в его сознании. Один звук его вообще преследовал всю жизнь. Это был звук тяжелой деревянной двери, сколоченной хозяином одноэтажного сельского дома и навешенной на вход в сени. Тяжелые воспоминания порождал подобный звук…

Алексей вздохнул и поежился. Для него это были неприятные воспоминания. Профессия музыканта накладывала отпечаток на его восприятие мира. Звуки, звуки и еще раз звуки окружали его. Он уже привык, что двери могли скрипеть по-разному. Возможно, в зависимости от его настроения. Он жил в двухкомнатной квартире. Здесь было несколько дверей. И все они скрипели. Алексей мог их смазать, но не делал этого. Не из-за лени. Иногда скрип превращался в неожиданную мелодию. Например, он как-то услышал кусок рок-композиции группы «Пинк Флойд» – «Стена»… А когда он однажды, как всегда, дремал у телевизора, дверь, ведущая в спальню, заскрипела звуками из дальнего прошлого. Он тогда был женат. У него была семья. Жена, двое детей. Еще был котенок Барсик. Барсик не любил закрытых дверей и всегда рвался в спальню в тот момент, когда они с женой находились на подступах к взаимному, а может и раздельному оргазму. Он царапал дверь, пытаясь уцепить коготочками ее торец, чтобы потянуть на себя. Порой котенку удавалось это сделать, и дверь с раздражающим скрипом открывалась на пять сантиметров. Барсик ловко втискивался в щель и в два прыжка оказывался на груди хозяина. Он выпускал из подушечек на лапах когти и теребил на груди у Алексея майку, как бы пританцовывая на месте. При этом котенок скрипуче мурлыкал: «Скрур, скрур!» Алексей вставал, шел к швейной машинке «Зингер», доставал из пластмассовой шкатулки машинное масло в металлической масленке с пипеткой и смазывал петли двери. Для этого надо было ее открыть, приподнять снизу ступней ноги и в образовавшиеся щели на шарнирах накапать немного масла. Потом вытереть тряпкой излишки. Теперь у Алексея не было семьи, он был в разводе. Разумеется, не было и машинного масла. Поэтому двери он смазывал подсолнечным. Но так редко, что даже и забыл, когда делал это в последний раз. Да и не мешал ему скрип. Кроме воспоминаний, скрип создавал иллюзию присутствия кого-то в его холостяцкой квартире. Алексей так долго привыкал к одиночеству, что стал ценить любой звук, раздававшийся в двух комнатах, на кухне, в ванной, туалете и даже в прихожей. И если раньше музыканта с хорошим слухом могли раздражать, как ему казалось, дисгармоничные и разнообразные шумы, то теперь он просто себя не мыслил без них. Поэтому телевизор не выключался до самого утреннего подъема; форточка в зале не закрывалась даже зимой, и с улицы доносились: перестук колес трамваев, рычание автомобильных моторов, пьяные вопли загулявшей молодежи, чириканье пташек, шум дождя, падающего снега, завывания ветров… Алексей мог с интересом прислушиваться к урчанию воды в батареях отопления, к комической какофонии канализации… Жизнь вокруг продолжалась, приходило понимание того, что он не один в этом безграничном космосе. Женщины почему-то не приживались здесь надолго. Те, кого он любил или собирался искренне полюбить, очень быстро садились ему на шею и начинали требовать ускоренного увеличения материальных благ, а те, к которым он не питал особой любви и просто рассчитывал в их лице на хозяйку в доме, как правило, становились скучными, глупыми и сварливыми. Алексей относился к себе достаточно критически и осознавал, что сам он, конечно, не подарок, но новой семьи у него не получалось, а происходили какие-то быстротечные романы, после которых и воспоминаний-то особых не оставалось. Только некоторые звуки. Скрип двери в зал, например, порой ассоциировался у него со стоном одной из бывших возлюбленных перед оргазмом. Тогда музыкант остро начинал чувствовать отсутствие женщины, простых человеческих радостей, связанных с ней.

В дремоту Алексея прокрались новые звуки. Да, это по-прежнему скрипели его двери в спальню и зал, но скрипели они совсем необычно. Более интенсивно и громче. Так могло быть только в том случае, если входная дверь в квартиру была бы открыта и в помещение ворвался сквозняк. Но бас-гитарист отчетливо помнил, что входную дверь он закрыл, тем более что был трезвый. Да и в приличном подпитии он закрывал дверь на автомате: это были те моторные движения, которые не требуют специальной памяти, наподобие врожденного навыка дышать или слышать.

Глава четвертая, в которой лестница странно себя ведет

Прямо перед ним во всю стену жирными буквами было написано: «Открой шкатулку!».

«Ага! Развод!» – почему-то обрадовался Глеб. Он внимательно осмотрел всю площадку второго этажа. Где затаились невидимые те, кто придумали этот розыгрыш? В чем он заключался, Глеб не понимал, но был на всякий случай настороже. Он прислонил к стене пакет, достал шкатулку и открыл ее. Внутри лежал четырехгранный металлический стержень из блестящего, похожего на серебро, металла. Ничего не происходило. Тогда Глеб дотронулся до стержня пальцами… И чуть не выронил шкатулку из рук! Все четыре стены подъезда стали быстро удаляться друг от друга, сами лестничные клетки расширялись и удлинялись. Подъезд уже походил на лестничный проем в университете, в котором несколько лет назад учился Глеб и который был сооружен во времена сталинского ампира. Сверху послышался грохот – это, прыгая по ступенькам, катился огромный предмет. Сначала Глеб подумал, что предмет похож на 16-килограммовую гирю, но со спиленной ручкой. («Пилите, Шура, пилите».) Но грохот, производимый предметом, заставлял вообразить размеры в несколько раз больше. Скорее всего, это было ядро Царь-пушки. Перила не давали ему свалиться сразу в лестничный проем, и оно, ударяясь то о стены, то о перила, неотвратимо приближалось к Глебу. Глеб ринулся на первый этаж, но слишком поздно – ядро, которое оказалось громадным камнем, перескочив через перила, врезалось в лестничный пролет между первым и вторым этажами. Пролет от удара провалился, а вслед за ним – и Глеб.

Сначала несколько секунд Глеб находился в шоке. Именно учеба в университете привила ему боязнь высоты. Это случилось зимой, когда он должен был почти что вылететь с третьего курса, потому что не мог сдать экзамен по ведущему предмету. Маячило отчисление, и Глеб чуть не сиганул от отчаянья с открытой площадки, где студенты курили, на четвертом этаже университета. Скрытая попытка суицида породила на долгие годы страх высоты – акрофобию. Но шок прошел, и пришло удивление: куда можно было падать так долго? Глеб посмотрел вниз и увидел бесконечный прямоугольный тоннель, где-то в перспективе заканчивающийся ярким квадратом. Картина наверху была аналогичной. Получалось, что Глеб парил в пространстве. Ужас предстоящего падения вдруг ушел на задний план; на какое-то мгновение Глеб испытал восторг полета. Он зажмурил глаза, раскинул руки и ноги, напряг все тело, приготовившись к неотвратимому удару.

– Дядя, вы чего? – услышал он детский голос. Глеб открыл глаза и увидел, что лежит в песочнице, раскинув руки и ноги, а перед ним на корточках сидит мальчуган и с любопытством его рассматривает. В руках у мальчугана были шкатулка и стержень, рядом лежали рассыпанные письма. Глеб привстал и огляделся: песочница находилась в центре детской площадки, которую окружали четыре десятиэтажки. Глеб присел на деревянный бортик песочницы.