Альбина Нури - Узел смерти

• Название: Узел смерти
• Автор: Альбина Нури
• Жанр: Детектив

Тихая улица провинциального города скрывает зловещую тайну. На протяжении тридцати лет происходят здесь необъяснимые самоубийства молодых мужчин, убивающих себя изощренными, крайне жестокими способами. Когда в руки Михаила – вчерашнего студента-юриста, попадает информация, что страшные смерти связаны между собой, он отказывается в это верить, да и версия о том, что жизни у людей отнимает некая потусторонняя сущность, кажется ему нелепой. Однако Миша против воли оказывается втянутым в череду жутких событий, и ему придется отбросить неверие и проявить все свое мужество, чтобы выжить самому и спасти от гибели своих близких. Роман «Узел смерти» открывает цикл мистических триллеров «Тайны уездного города».

---

– Мне еще сегодня вечером к Голиковой идти, – вспомнил Миша.

– Сходи, конечно, а то достанет, – согласился Ласточкин. – Белкин – безобидный, а эта стерва будет жалобы строчить.

В подъезде Голиковой было тихо и безлюдно: никакой наглой молодежи, нарушающей общественный порядок. Миша позвонил в дверь к Голиковой: пусть видит, что он пришел.

– Нету их второй день, – заявила она. – Но у меня все их адреса имеются. Всех троих! Двое в нашем доме живут, а один – через два дома!

«Помнится, ты говорила, что целая толпа собирается!»

– Хорошо, давайте. Я схожу, поговорю.

Голикова сунула ему бумажку с адресом. Сверху Миша прочел: «Октябрьская, дом 40, кв. 31».

«Кажется, в том доме живет мужик, про которого Белкин говорил. Самоубийца. Как же его фамилия? Кротов, что ли?»

– На Октябрьской, в сороковом, вроде, недавно случай суицида был? – небрежно проговорил Миша, не то спрашивая, не то утверждая.

Голикова энергично кивнула:

– Клим Копосов, ага.

«Точно, не Кротов, а Копосов!»

– Ужас, просто ужас! Мать у него осталась. Такое несчастье.

– Вы не знаете, с чего это он?

Голикова возмущенно воззрилась на Мишу, будто он нес персональную ответственность за случившееся.

– Кто вас, молодежь, разберет? Живете на всем готовом. Ни голода, ни холода. С жиру беситесь. Работали бы с утра до вечера, некогда было бы о глупостях думать!

Поняв, что ничего полезного Голикова не скажет, так и будет тарахтеть про неудавшееся молодое поколение, Миша поспешил откланяться, еще раз пообещав зайти к хулиганам.

Обещание он сдержал. Хулиганы оказались обычными мальчишками, а их родители – вполне интеллигентными людьми. Миша для порядка предостерег ребят, те сказали, что были в подъезде Голиковой всего пару раз, когда шел дождь, и, получив порцию воплей и угроз, поспешно ретировались и больше туда не совались.

Навещать третьего фигуранта было не обязательно, можно сразу отправиться домой, но Михаил все же решил сходить в сороковой дом на Октябрьской улице.

Ему хотелось поговорить с матерью Копосова. Миша и сам не знал, что надеется услышать, но вся эта история с Белкиным и его подозрениями не давала покоя, зудела, как комариный укус, и он решил, что нужно повидаться с несчастной женщиной, чтобы просто убедиться в правоте Ласточкина и забыть о случившемся.

Глава пятая

С того дня, как Тасю нашли на кладбище, прошла неделя. И если прежде Чаку казалось, что живется им плохо, то теперь выяснилось, что раньше было еще ничего, терпеть можно.

А вот сейчас начался самый настоящий, непрекращающийся кошмар.

– Мне вон… это самое… посетители сказали. – Кладбищенский сторож кряхтел и поминутно откашливался. – Пришли, это самое, к своим на могилку, а там она! Это же надо! Ну, я сразу, это самое, ноль-два звонить!

Чак мог только догадываться, что должны были испытать люди, пришедшие проведать дорогих покойников и обнаружившие на соседней могиле голую, перемазанную землей девушку.

Могила была разрыта. Правда, до гроба Тася не добралась. Ее одежда, разорванная в клочья, валялась возле ограды; всюду были странные предметы: какие-то жженые тряпки, ремень, гребень для волос, сломанные наручные часы и множество предметов с других могил – искусственные цветы, фотографии, огарки тонких церковных свечей.

Что бы сестра ни творила на кладбище, но к тому моменту, как приехали Чак с матерью, все уже закончилось. Тася, босая, закутанная в одеяло и совершенно безучастная ко всему, сидела на стуле в здании кладбищенской администрации. Как выяснилось, сестра четко и ясно назвала свое имя, продиктовала адрес и домашний телефон, поэтому матери и позвонили.

После долгих препирательств, материных слез и выяснений, их всех отпустили домой. Мать попыталась заставить дочь пойти в душ, смыть с себя кладбищенскую землю, но та проигнорировала ее просьбы, прошла к себе в комнату и улеглась в кровать.

– Устала, – сказала она. – Мне нужно поспать.

Она свернулась клубком, опасная и отвратительная, как сонная змея, и тут же заснула. Мать с Чаком вышли из комнаты, стараясь двигаться как можно тише, но вряд ли могли бы разбудить Тасю. Чем бы она ни занималась, это, очевидно, измотало сестру настолько, что прервать ее сон ничто не могло.

Придя на кухню, мать открыла стеклянный шкафчик и достала бутылку водки. Чак, вытаращив глаза, молча наблюдал за тем, как она резким движением, точно сворачивая чью-то шею, откупорила бутылку и налила водку в хрустальную тонконогую рюмку. Выпила, запрокинув голову, потом налила еще и присела к столу, напротив Чака.

Он никогда не видел, чтобы мать пила вот так, не во время праздничного застолья, одна, не закусывая и не запивая, даже не морщась. Она посмотрела на него стеклянными глазами, в которых плескалось отчаяние, и спросила:

– Ты понимаешь что-нибудь? За что нам все это?

Чак отвел взгляд.

– Что она могла там делать? Как вообще туда попала?

– Мам, – тихо позвал Чак, – может, нам ее в больницу положить?

Он думал, она возмутится, скажет, что не позволит, что Тася нормальная, и во всем виновато Происшествие, но мать вдруг как-то сжалась, потухла и проговорила:

– Отец ваш тоже был… – Она выпила вторую рюмку и договорила: – Не вполне здоровый.

Чаку показалось, будто он пропустил хук справа. Слова матери шарахнули молотом, и он не мог выговорить ни слова. Так и молчал, а она продолжала:

– Знаю, я вам говорила, он в аварию попал, когда ты только родился, а Таська совсем кроха была. Только никакая это была ни авария. Думаешь, в кого она у нас такая… необычная? Настроение у него всегда скакало мячиком: то вверх, то вниз. То тормошит всех, хохочет, планы строит, а через минуту – слова не скажи: кричит, ногами топает, бросается на всех, как цепной пес. Депрессии у него знаешь, какие были? Сутками с кровати не вставал. Не ел, не пил, смотрел в одну точку. Художником был – вся квартира в его работах. Только вот пробиться никак не мог. Да и, если уж честно, я понимаю, почему. Картины-то его… – Мать посмотрела в окно, будто стараясь разглядеть что-то в темноте, подсвеченной фонарями и окнами домов. – Углы, овалы, фигуры изломанные, лица без глаз. Я на них без дрожи смотреть не могла. И вот однажды ему выставку пообещали. Как он радовался! Говорил, что его заметили, после стольких лет, и теперь все пойдет по-другому.

– А потом? – с трудом разлепив губы, спросил Чак.

Мать устало махнула рукой.

– Не было никакой выставки. Отменили. Не знаю, почему. Он пришел домой, а я как раз в садик за Тасей собиралась. Тебя одевала, с собой взять. Дверь открыл, вошел. Тихий такой. Я спрашиваю: «Ты чего так рано?» А он не сказал мне, это я потом узнала. Нужно, говорит, сделать кое-что срочное. Я и не подумала ничего. А вернулась… – Она зябко повела плечами. – Тут все вверх дном. Посреди комнаты – разрезанные холсты, рамы сломанные, гора бумаги – рисунки, наброски. Он все поджег, тлело уже. Опоздай я на десять минут, пожар был бы. А сам висит на крюке от люстры. Квартиру я спасти успела, отца вашего – нет.

– Так он повесился в этой самой квартире? В нашей квартире?

Чаку все еще казалось, что это вранье, розыгрыш. Одно дело – знать, что твой отец погиб в аварии, что виной всему слепой случай, и совсем другое – понимать, что он был самоубийцей.

– Так он, значит… – начал Чак, но мать перебила:

– Нет, диагноз ему не ставили. Но мы и не обращались никуда. А если бы обратились, кто знает. Тася так много взяла от отца! Только она все равно другая, не было в ней никогда его отчаяния, горечи… То есть до Происшествия не было.

Чак хотел спросить еще что-нибудь, хотя и сам не знал, что в точности его интересовало. Просто важно было, услышав правду об отце, узнать еще какие-то детали. Но мать тяжело поднялась и сказала:

– Я спать. Ты положи себе поесть, если голодный.

Погладила его по голове, как ребенка, и вышла.

Тася проспала почти двое суток: всю ночь, следующий день и следующую ночь. Чак с матерью даже позволили себе понадеяться, что это шаг к выздоровлению.

– Организм восстанавливается, – твердила мать, прислушиваясь к Тасиному дыханию. – Может, ей нужна была эта встряска, чтобы вернуться к нормальной жизни?

Но Тася проснулась на следующий день еще более сумасшедшей, чем была.

Мать брала отгулы: страшно было оставлять спящую Тасю одну в квартире, пока Чак в школе. К тому же она могла пробудиться и испугаться: мало ли, говорила мама, может, она и не помнит, где была, почему заснула в таком виде.

Чак пришел из школы (тренировки в тот день не было) и увидал мать, сидящую в тесной прихожей на обувном ящике. Хотел спросить, чего это она тут уселась, но мать прижала ладони к лицу и сказала слова, которые Чак так и не смог забыть всю оставшуюся жизнь:

– Она проснулась. Но это не она. У меня больше нет дочери.

И уже очень скоро Чак с ней согласился.

– Где она? – почему-то шепотом спросил он.