Виктория Хислоп - Любимые

• Название: Любимые
• Автор: Виктория Хислоп
• Жанр: Современная зарубежная литература
• ISBN: 978-5-389-18788-7

Темис выросла в Афинах. Как и все греки, она очень привязана к своим родным, для нее нет ничего важнее семейных уз, но «роковые сороковые» диктуют свои бесчеловечные законы… Ее страна и ее семья расколоты на враждебные лагеря, а нацистская оккупация лишь усугубляет разногласия между людьми, которых так любит Темис. В это трудное время она делает свой выбор и решает посвятить себя борьбе с нацистами и теми, кто их поддерживает… Виктория Хислоп проливает свет на сложное, трагическое прошлое Греции и вплетает исторические факты в живую историю простой женщины, решившей сражаться за справедливость. Темис гордится тем, что воевала за свои идеалы, но некоторые ошибки прошлого преследуют ее всю жизнь… Автор международных бестселлеров «Остров» и «Возвращение», Виктория Хислоп ведет разделы о путешествиях в «Sunday Telegraph», «The Mail on Sunday», «House & Garden» и «Woman & Home». Ее первая книга «Остров» держалась в первой строке списка продаж «Sunday Times» восемь недель подряд и была продана тиражом более двух миллионов экземпляров. Книги Виктории Хислоп переведены на многие языки мира.

---

Внучка вылетела из спальни в коридор, держа в руках открытую шкатулку. Выглядела Маргарита огорченной, она уже приготовилась сыпать обвинениями.

Кирия Коралис приготовила объяснение на этот случай.

– Все в банке, pedimou, – сказала она. – Когда немцы уйдут, я заберу их назад. Нельзя терять бдительности.

– Но разве здесь не безопасно?

– Когда немцы на каждой улице? И итальянцы? Они и того хуже.

– Но…

Кирия Коралис перешла в наступление:

– А ты знаешь, что иногда они заселяются в чужие дома? Считаешь, они станут раздумывать, брать ли наши ценные вещи или нет?

– Я знаю, йайа. Но пока нас никто не тревожил…

– А на улице! – добавила кирия Коралис. – Ты знаешь, как опасно на улице, агапе му! Даже несколько отчаявшихся людей представляют опасность.

Хотя она соврала насчет драгоценностей, но воровали не только немцы и итальянцы. Иногда и греки шли на преступление. Рассказывали, как грабители срывали часы с запястья, кулоны с шеи. Голод вынуждал людей совершать отчаянные поступки. Что оставалось мужчине, если его жена не могла накормить малыша грудью? Разве мог он стоять в стороне, когда и мать, и ребенок голодали, находясь на грани гибели. Богатые оставались богатыми и могли служить источником пропитания для других.

Кирии Коралис удалось успокоить внучку, и та смирилась, поверив, что однажды получит драгоценности назад. Маргарита уверяла себя, что как только войска «оси» уйдут, начнется новая, блестящая жизнь: бриллианты, шелка, чулки и походы в «Зонарс». Как никогда, она желала все это заполучить.

Недавно она устроилась продавщицей в дорогой магазин женской одежды в Колонаки, и ее надежды выросли. Даже в такие мрачные времена находились женщины, которым хватало средств на красивые платья, да и многие немецкие офицеры отправляли подарки женам домой.

Маргарита быстро поняла, что поцелуй с иностранцем может принести пару чулок или даже губную помаду. Перед зеркалом она оттачивала свою фирменную улыбку, располагавшую к дальнейшему общению, а изучив несколько журналов, довела ее до совершенства. Когда драгоценности к ней вернутся, она лишь увеличит шансы зажить так, как всегда мечтала.

Шли месяцы, а оккупация не заканчивалась. Никому из семейства Коралис не нравилось, что действующее правительство Афин, как и находившееся в ссылке, не пыталось приблизить страну к свободе. Как и боялась кирия Коралис, Панос вместе со многими другими присоединился к Национально-освободительному фронту, ЭОН – сопротивлению оккупантам. Младшего внука возмущало, что пострадали все сферы жизни страны, и только эта организация могла хоть что-то сделать.

– Сперва нас оккупируют, затем крадут продовольствие, – рычал Панос на брата, когда они сидели за столом.

В подтверждение своих слов юноша указал на их скудный ужин. Танасиса недавно зачислили в полицейскую академию, где иногда кормили, поэтому тем вечером он не был голоден. Девочки ели молча, слушая споры братьев. Панос говорил без остановки.

– Мало им того! Немцы вымогают у нашего правительства средства! А ты говоришь, что эти люди наши друзья!

Но Танасис твердо стоял на своей позиции. Его мнение не переменилось, даже когда стало известно о нелепых «заемах» – немцы потребовали у греков денег, чтобы покрыть стоимость оккупации. Он по-прежнему поддерживал правительство коллаборационистов, не подвергая сомнению их поступки, и верил, что однажды брат смирится с немецким влиянием в стране.

– И тебе, и окружающим стало бы проще, принимай ты вещи такими, какие они есть.

– Но ведь даже Цолакоглу[13] хочет урезать платежи! – возразил Панос.

Это была правда: даже премьер-министр вышел из терпения и требовал от немцев снисходительности.

Темис не вступала в споры. Панос говорил об огромной несправедливости. И Фотини стала одной из многих в Афинах, кто умер той зимой от голода. Греция находилась на грани гибели.

Глава 8

После смерти Фотини Темис потеряла всякий интерес к школе. Возможно, войди жизнь в привычную колею, она и вернулась бы к учебе. Однако никто не знал, когда все наладится. В классе сильно ощущалось отсутствие самой яркой ученицы, ее место в переднем ряду пустовало. Правда, не было еще более десятка ребят. Зная, что немецкий и итальянский языки стали обязательными предметами, Темис не огорчалась, если приходилось пропускать школу.

Вместо гимназии Темис каждый день наведывалась в бесплатную столовую. Еще до открытия на улице растягивалась длиннющая очередь, люди терпеливо ждали на холоде или под дождем, пока она с другими женщинами-волонтерами нарезала овощи и кипятила воду в котлах. В десять утра они подавали жиденький суп.

Каждый день Темис высматривала в очереди мать Фотини. Если кирия Каранидис нуждалась в еде, она бы пришла? Темис внимательно изучала толпу. Многие потеряли человеческий облик: люди с детскими телами и стариковскими лицами, мужчины с выпученными глазами, женщины с щетиной на лице и руках – естественная реакция организма на холод и голод. Многие были босыми. Некоторые ослабли настолько, что едва держали в руках миску.

Каждый день Темис возвращалась домой с тем же вопросом.

– Сколько же это продлится? – спрашивала она, ища поддержки у брата.

Правительство коллаборационистов не вселяло в греков уверенности, что ситуация улучшится. В первую очередь удовлетворяли нужды оккупантов, и все, кто не мог покупать продукты на черном рынке, жили в ужасных условиях.

– Если получится, – сказал Панос сестре, – нацарапай на стене какое-нибудь словечко, только смотри, чтобы тебя не застукали. Сейчас сгодится все, чтобы деморализовать этих ублюдков.

Писать на стенах казалось Темис бесполезным, но Панос был настроен оптимистично и пообещал, что вскоре Греция избавится от немцев.

– Возможно, правительство не станет ничего делать, – сказал он Темис, – а вот другие люди…

– О чем ты? – оживилась она. – Что-то назревает?

Поговаривали, что немцы уведут войска, но это оказалось лишь словами. Спасло то, что торговцы достали припрятанные запасы, и цены временно упали.

– Темис, кое-что уже происходит.

Хотя они и были одни дома, брат говорил тихим голосом.

– Что? – радостно прошептала она.

– Каждый час, каждый день все меняется.

– Но что именно? – нетерпеливо спросила Темис. – Расскажи мне! Расскажи!

Панос старался защитить сестру, но при этом хотел переманить ее на свою сторону. Скоро ему потребуется прикрытие.

– Я кое-кому помогаю, – протараторил он. – По соседству живет одна женщина. Иногда она прячет у себя британских солдат. Ни за что не угадаешь, кто она такая, но я еще никогда не встречал такой отважной женщины.

– И что же ты делаешь?

– Ты ведь знаешь, что я работаю в кафенионе? Ее дом как раз напротив, и я могу следить за улицей, отвлекать солдат, если людям, которым она помогает, сложно уйти. Это совсем рядом, на соседней с Патисион улице. Я выполняю и другие мелкие поручения, например ищу ненужную одежду.

– А это опасно?

– Да. Ты не должна рассказывать йайа. Или другим. Танасис вмиг арестует такого, как я.

– Конечно, я им не скажу. Клянусь.

Панос знал, что Темис умела держать язык за зубами.

– Могу я тоже что-нибудь сделать? – с рвением спросила Темис. – Я хочу помочь. Скажи, что мне делать!

– Пока ничего, – ответил Панос. – Но я спрошу у Лелы…

– Лелы?

– Так ее зовут. Лела. Лела Караяннис. Я скажу, что ты с нами. И если что-нибудь понадобится…

– Я сделаю что угодно, лишь бы помочь, – пообещала Темис.

– Помни – никому ничего не говори. Ни слова. Темис, это вопрос жизни и смерти. Ты ведь понимаешь?

Панос знал, что Сопротивлению для хитрых маневров может пригодиться такой внешне невинный подросток, как Темис, тем более что она выглядела моложе своих лет. Подозрения оккупантов обычно падали на парней, в то время как истинные исполнители ходили у них под носом – наивные девушки или бабушки.

Темис радовалась, что Панос доверился ей и что у нее появилась возможность внести свой вклад. Она не хотела мириться с существовавшим порядком и надеялась, что вскоре ее позовут на важное дело во благо родины.

С потеплением на улицах стало меньше трупов, но из-за инфляции и нехватки товаров большинство не могли запастись продовольствием. Правительство не имело сил исправить ситуацию, и к концу 1942 года только Танасис сохранял оптимизм. В отставку ушел премьер-министр Георгиос Цолакоглу. Его место занял Константинос Логофетопулос, изучавший медицину в Германии и женатый на племяннице немецкого фельдмаршала.

– Уверен, он справится лучше, – радостно сказал Танасис, вернувшись домой из участка.

Работа в полиции как нельзя больше удовлетворяла его потребности в порядке и дисциплине. Родные еще не видели его таким счастливым.

Юноша улыбался, желая поддразнить Паноса.