Виктор Косенков - Гость внутри

• Название: Гость внутри
• Автор: Виктор Косенков
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-227-09269-4

Девяностые годы прошлого века. Алексей Беляев возвращается из армии в родной Питер и понимает, что за два года совершенно выпал из жизни. Любимая девушка не дождалась. Друзья заняты своими делами, работы нет, с родителями взаимное недопонимание. Не сумев вписаться в новую жизнь, Алексей уходит из дома и решает плыть по течению. Но судьба играет с Беляевым злую шутку, подбрасывая ему новые и новые сюрпризы. Он проходит через криминальный мир Питера, погружается в оккультный мир, опускается на самое дно, ниже которого только девять кругов ада. А по пятам идет нечто еще более жуткое, чем сам ад.

---

Алексей Гравицкий, Виктор Косенков Гость внутри

Когда этот гость был внутри, он тихо, спокойно сказал…

Б. Гребенщиков

Это трудная книга.

Авторы

© Гравицкий А.А., Косенков В.В., 2021

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2021

© «Центрполиграф», 2021

Пролог

Они пришли ко мне ночью. Или днем? Нет, кажется, ночью.

Хотя на самом деле я этого совсем не помню. День или ночь? Зима, лето или какое-нибудь межсезонье? Память затрудняется дать четкий ответ. Вероятно, тогда я уже не придавал значения таким мелочам, как происходящее за окном. Это сейчас я с живейшим интересом наблюдаю эту медленную перемену, происходящую в окружающей меня действительности. Мне нравится смотреть, как день становится ночью, проходя через вечер. Мне интересно видеть, как лето тускнеет, преодолевая испытания осени, и становится зимой. Больше всего меня интересует, как вторник становится средой.

Сейчас.

А раньше, раньше мне было наплевать. Решительно на все вокруг меня, кроме, может быть, меня самого, да и то с перерывами. Поэтому я не могу вспомнить, когда они пришли ко мне. Приятно думать, что это произошло ночью. Где-то посреди лета. Холодного. Я очень люблю холодное лето, потому что в нем есть место многообразию.

Какому многообразию?

Очень просто! Холод сменяется теплом, дождь солнцем, наводнение по-весеннему затопляет улицы… Всегда происходит что-то неожиданное, природное.

Я не спал. Я просто лежал в кровати, укрывшись простыней, и смотрел, как ночной ветер развевает цветочки тюля на занавеске. В окно вливался свежий воздух, белый свет фонаря и запах Невы. Мне было странно хорошо. Больше ничто не маячило перед глазами, не пугало, не звало.

На растревоженной душе царил покой, какой случается в редкие моменты, когда одна женщина ушла уже достаточно давно и куски порванных чувств начинают оседать на дно души беспорядочными снежными хлопьями, а до другой еще далеко, это значит, что снег в душе еще будет долго лежать непотревоженным. Женщин, как приходящего явления, у меня не было уже давно. Скорее уж я сам мог называться приходящим в их жизнь. Однако внутри, в душе, было снежно.

Вместе со снегом чувств в моем теле оседал метадон[1]. Может быть, это было одной из причин того, что я чувствовал себя спокойно…

Дыхание едва шевелило губы, неестественно белый свет фонаря проникал в комнату, ночной ветер трепал цветы тюлевой занавески. Черные крапинки метадона делали снег серым. На какой-то момент мне показалось, что я умираю. Вот-вот, еще немного и…

И именно в этот момент ко мне вошли они.

Я закричал, потому что их приход был болью.

Я заплакал, потому что понял их сразу, без промедления.

Когда наконец истерика улеглась, я встал, прошлепал босыми ногами в ванную, пустил там горячую воду и вскрыл себе вены тонким, уже начавшим ржаветь, но все еще острым лезвием «Нева».

И я умер. Точно умер. Наверняка умер.

Только очнулся почему-то в лечебнице для душевнобольных.

1

Утренний обход – это процедура не сказать чтобы приятная. Чем-то она похожа на прием лекарств. Как говорит наша ночная нянечка Дарья: «Лекарство не горькое, а полезное». Логика убойная, даже для сумасшедшего дома. По поводу полезности тех пилюль, которыми нас пичкают, можно еще поспорить, но что-то определенно в ее словах есть. Неотвратимая, железобетонная обреченность. Та самая, которой веет от понедельничного утра, когда Петрович и Михалыч идут нас осматривать. Мероприятие это по-настоящему глупое, потому как психушка – это то место, где ничего не меняется годами. За три года пребывания тут я выучил эту истину назубок, но Петрович и Михалыч, видимо, еще не достигли этого уровня просветления и по-прежнему пребывают в темноте иллюзий.

Это не моя фраза, и мысль, собственно, не моя. Это Егорка задвинул. Он у нас чуток помешан на индуистском мировоззрении, крутился с какими-то гуру.

Петрович и Михалыч – это наши врачи. Их никто иначе не называет, кроме персонала, разумеется. Один из них главный, а второй его заместитель, который спит и видит, как бы оказаться в кресле главного. Дуэт отвратительный, но характерный.

Самое интересное, что по отдельности они очень приятные ребята. С Михалычем я даже несколько раз играл в шахматы. Но когда они проводят утренний осмотр на пару… Хуже события не случается за всю неделю.

Ну и конечно, сегодняшний день не был исключением.

У Леньки опять был ночью припадок, и он всю ночь прогавкал, вообще вел себя беспокойно. С ним это случается, когда полнолуние. Так в целом парень безобидный и даже иногда, когда в сознание приходит, стесняется своих закидонов. Но как полнолуние, все! Выносите кровать.

Леня один из тех, кто в дурке на своем месте. То есть не косит, как многие. К сожалению, это не облегчает моей участи. Гавкает он весьма натурально, громко, что, конечно, совсем не располагает ко сну. Бить убогого у меня рука не поднимается. Я знаю, что в других палатах такое бывает, и часто. Но дерутся в основном психи, а все те, что «нормальные», обычно терпят, не желая лишний раз обращать на себя внимание врачей.

Обычно в таких случаях соседи по палате с настоящим психом наглатываются снотворного. Я бы с удовольствием к ним присоединился, но мои таблетки были банально украдены.

Таким образом, когда Петрович и Михалыч вошли в нашу палату, в окружении кучи всяких сестер-братьев и прочего медсброда, я оцепенело сидел на краешке койки, созерцая сопящего под своей кроватью Леню. Сосед справа, Вова, который слопал мою порцию лекарств, тоже был не в лучшем виде. Четвертого у нас в комнате не было. Он умер три дня назад, правда, никто об этом не знает, кроме меня и докторов.

– Так-так… – обыкновенно произнес Петрович, светило отечественной психиатрии, застывая на пороге палаты.

В тот же миг из-под его руки проскользнула юркая фигура медсестры Зинки.

Зинка была противная молодая тетка с явными следами острой мужской недостаточности на лице. Занудный и одновременно боевой характер не оставлял Зинке шансов на получение сколь-либо сносного жениха.

– Беляев, почему Ленечка под кроватью?! Почему не под одеялом? Он простудится! – затараторила она, стремясь проявить инициативу и показать, что обычно за порядком она следит, но… – А этот почему спит?! Чего вы молчите?! Вы же старший в палате! Вы же должны…

– Зинаида Афанасьевна… – не выдержал начальственный бас Петровича. – Ну сколько можно?.. Вы же видите, что Алексей Николаевич сегодня не в форме. Что с вами, голубчик? Как вы себя чувствуете?

Расторопные медбратья уже раскручивали меня по полной программе. Давление, пульс, цвет век, причесать…

Я молчал. Петровичу мой ответ не нужен, он уже сделал свои выводы, и любые мои слова были бы просто подшиты в дело с надписью: «Алексей Николаевич Беляев. История болезни».

– Так-так… – Главврач рассматривал мою карточку, бормоча под нос. – Процедуры… Так… Диета… Терапия…

– Не следует ли увеличить дозу, Андрей Петрович? – влез Михалыч, воспользовавшись минутной паузой начальника. – Прогресса не видно…

– Нет никакой необходимости, Андрей Михайлович, – в тон ему ответил Петрович, раздувая шикарные, горьковские усы. Эти усищи делали главврача похожим не то на старорусского купца, не то на эдакого классического казака. Тем более что комплекции Петрович был весьма плотной и могучей. Больные его робели. Так же как и санитары. – Вы сами знаете, что повышенная химиотерапия не приведет к положительному результату в этом случае. Это… Так-так… – Он что-то подчеркнул в карточке. – Это очень интересный и сложный случай, с которым тем не менее можно разобраться. Я в этом уверен.

Петрович замолчал, проглядывая результаты произведенных анализов и сравнивая их с пятничными. Видимо, ничего фатального не обнаружилось. Он, не глядя, сунул результаты в толпу практикантов и обратился ко мне:

– И мы уверены в успехе, правильно?

Петрович сел возле меня на койку и чисто автоматически взял меня за руку, считая пульс.

Практиканты, медбратья и сестры придвинулись ко мне ближе.

– Уверены?

Я кивнул. И подтвердил свой кивок словесно:

– Безусловно, уверены.

– Хорошо! – жизнерадостно прогудел Петрович и поверх очков посмотрел на притихшую публику. – Очень хорошо! Вас беспокоило что-то? Плохая ночь?

Я кивнул. В опухших глазах невыносимо резало.

– Беспокоило… – отозвался я. – Собаки всю ночь лаяли. Не выспался…

– О… – Петрович похлопал меня по руке. – Ничего-ничего… У вас сегодня будет спокойный день. Будете отдыхать! Но постарайтесь днем не спать. Лучше перетерпите.

Он встал и, кивнув на меня, пробормотал что-то на ухо Зинке. Та кивала и даже пыталась что-то записать, но сбилась и только повторяла вполголоса: «Понятно. Конечно. Да. Закрою. И форточку».