Константин Купервейс - Людмила Гурченко. Золотые годы

• Название: Людмила Гурченко. Золотые годы
• Автор: Константин Купервейс
• Жанр: Биографии
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-134186-2

«Двадцать дней без войны», «Мама», «Сибириада», «Любимая женщина механика Гаврилова», «Вокзал для двоих», «Любовь и голуби» – фильмы, покорившие сердца зрителей и ставшие классикой советского кинематографа. А имя Людмилы Гурченко, исполнившей в них главную роль, стало известно каждому. Настоящая книга написана ее мужем, известным музыкантом Константином Купервейсом, с которым она прожила почти двадцать лет. Это были годы очень яркой, насыщенной творческой жизни актрисы. В это время она работала с такими режиссерами, как Эльдар Рязанов, Владимир Меньшов, Петр Тодоровский, Алексей Герман, Андрон Кончаловский, а ее партнерами были Юрий Никулин, Сергей Юрский, Олег Басилашвили, Сергей Шакуров и многие другие. Автор рассказывает о жизни великой актрисы, ее взлетах и падениях, личных победах и личном счастье. И во всем опорой ей был он, любящий муж, который находился постоянно рядом, поддерживая, вдохновляя, придавая сил, помогая вынести все испытания судьбы. В формате PDF A4 cсохранён издательский дизайн.

---

Почему я начал с рояля? С этим замечательным инструментом связано мое познание музыки, потому что, когда папа занимался, я спал в люльке под инструментом. В три года я впервые сел за клавиатуру и попробовал извлечь звуки. Рояль переезжал с нами из города в город. Из Гродно мы переехали в Минск, где папа продолжал учиться после двух курсов Варшавской консерватории. Тут я немного забегу вперед, лет этак на 70!

В 2013 году, когда папы не стало, я поехал в Польшу. Мне было необходимо увидеть ту улицу, где папа родился и жил, еврейское кладбище, где захоронены все мои предки, зайти в консерваторию, где папа учился, и, конечно же, увидеть Треблинку, в которой были сожжены 46 человек моих родных по папиной линии, ведь в этом одном из страшных и зверских лагерей смерти было уничтожено 800 000 безвинных людей. На территории лагеря установлено не менее десятка тысяч безымянных обелисков из гранита в память о невинных жертвах. А рвы, где сожжены люди, до сих пор издают запах… Там в землю вкопаны вентиляционные трубы…

Да, я побывал в Варшавской консерватории и, к моему изумлению, нашел подлинники папиных документов: зачетки, заявления от его мамы и даже свидетельство о рождении моего папы. Это невероятно! Потому что немцы от Варшавы ничего не оставили. Сожгли все. А тут такое везение!

2

Возвращаюсь в конец 40-х годов. В Минске мама работала в музшколе, а папа учился. Несмотря на голод и бедность, они жили весело и дружно.

30 июля 1949 года рождаюсь я. Рождаюсь в страшных маминых муках, около девяти часов мама была в операционной, перенесла клиническую смерть, а в это время на улице гремел гром и беспрестанно лил дождь. Так мне этот день описывала мама. Папу постоянно спрашивали, кого спасать, сына или жену? Я не знаю, что он отвечал, но, слава Богу, спасли обоих.

После окончания консерватории по распределению папу направляют на работу в таджикский город Ленинабад, сейчас Ходжент. Этот период жизни я уже немного помню. Арыки, по которым текла коричневая вода и в которых детишки ловили маленьких змеюшек, глиняный дом из одной комнаты, где жили мы все впятером (еще бабушка), сад, утопающий во фруктовых деревьев, жара и масса всяких насекомых: скорпионы, фаланги, змеи, каракурты, которых мы особенно не боялись. Бывало, куры собирались гурьбой, начинали кудахтать и долбить клювами… «Скорпион доедают», – говорил старый таджик. Местное население любило моих родителей. Папа очень смешно пытался говорить по-таджикски, носил тюбетейку и играл народные мелодии. Кстати, потом он стал работать в народном оркестре Таджикистана! Мама с любовью учила музыке маленьких детей.

Прожив там несколько лет, мы захотели вернуться в цивилизацию. Папа купил квартиру во Львове, куда мы и переехали – конечно, вместе с роялем. Сегодня я с трудом понимаю, как можно было «купить» квартиру в 1954 году? То время я помню очень хорошо. Я сдаю экзамен в музыкальную школу-десятилетку для одаренных детей. Да-да, тогда были и такие! Радость, фантазии, планы на будущее! Как я ждал 1 сентября, собираясь с букетом цветов идти в школу! Но… увы. 31 августа, играя во дворе, я упал с дерева и тяжело сломал руку! Первое сентября прошло без меня. К середине октября рука срослась, и я пошел в школу, где проучился три года. И до сих пор помню фамилии всех учеников нашего класса по алфавиту!

Папа всегда хотел большую семью и много детей. Мечтал о дочери. 5 апреля 1959 года рождается моя родная сестра – Диночка, папа назвал ее в честь своей матери. Радости не было предела! Счастье! Но ей не суждено было прожить и года.

В нашей семье поселилось горе. Мама непрерывно плакала, а папа часто молча смотрел из окна квартиры. Я не понимал, куда он смотрит. А смотрел он на кладбище, на могилку Диночки, которая была видна из окон нашей комнаты.

В то лето я был в пионерском лагере. Вдруг приезжает папа, отводит меня в сторону и, опустив глаза, спрашивает: «Ты смелый пионер?» «Да!» – говорю я. «У нас больше нет Диночки…» Он взял меня за руку и сказал: «Мы едем домой!» Это было первое потрясение в моей жизни. Больше я уже никогда не бывал в пионерских лагерях.

3

Трагическое состояние мамы стало пугать папу, и он решил уехать из Львова. Он нашел объявление в газете «Советская культура» о приглашении педагогов с предоставлением квартиры – мы уехали в Петрозаводск, в Карелию, конечно, вместе с роялем. Правда, первое время мы жили в двух классах музыкальной школы, а потом получили хорошую квартиру. Жизнь стала налаживаться. Правда, уже в Петрозаводске я часто видел тихо плачущую маму и утешающего ее папу. А иногда и стоящего у окна папу с закрытыми глазами.

Родителей все уважали, мы обросли хорошей, веселой компанией. Меня приняли в музучилище на год раньше, как способного ученика. Надо сказать, что это было, наверное, самое безмятежное, доброе и веселое время нашей жизни. Родители работали, я учился, почти каждое лето мы отдыхали у моря по два месяца, ведь у педагогов большой отпуск. Люди в Петрозаводске добрые, город очень чистый, аккуратный, карельская природа потрясающая… – и вдруг!

Папу вызывают в органы. Тут я опять вернусь в прошлое. У моей мамы отца арестовали в 1937 году. Он умер в лагере, а его дочь, моя будущая мамочка, ночами играла в кинотеатре, чтобы заработать деньги на посылки в лагерь. Его уже три года как не было на свете. Поэтому одно упоминание о КГБ могло довести ее до обморока. Дома началась паника. Оказалось, что вызывали папу с целью сообщать в органы о поведении людей в компаниях, на различных мероприятиях, о политических умонастроениях деятелей искусства, короче – «СТУЧАТЬ»!

Папа был очень честным и бескомпромиссным человеком! И когда, по приезде в Петрозаводск его попросили заполнить анкету, он честно написал, какими иностранными языками владеет: польским, немецким, французским, идишем и ивритом со словарем. Конечно, для этой организации он был просто находкой.

Но папа наотрез отказался. Тут же у него начались проблемы, и наша безмятежная жизнь стала рушиться. Тогда один мудрый человек сказал: «Уезжайте! И подальше!» Подальше? Куда? Ведь только что к нам в Петрозаводск переехала бабушка, вся семья в сборе, получили новую большую квартиру. У родителей были прекрасные перспективы на работе, я учился музыке!.. Опять объявления в газете «Советская культура». Родители смотрят вакансии в других городах. Пришлось делать обмен Петрозаводска на Ереван.

Снова с нами едет рояль. В Ереване у нас трехкомнатная квартира с видом на Арарат, у родителей хорошая работа, я продолжаю учебу, но… никто, ни один человек не говорит по-русски! Опять новые люди, новые друзья, учеба и знакомство с армянской культурой, с языком. Скоро я почти в совершенстве стал говорить и писать на армянском языке. Надо сказать, что жизнь в Ереване я вспоминаю с любовью. Может быть, потому, что это было время юношества – с 14 до 17. Первая любовь, первая рюмка армянского коньяка, первая сигарета. И, наконец, первый диплом. Теперь я пианист, педагог, концертмейстер! Слово-то какое красивое! Подаю документы в Ереванскую консерваторию. И родители недолго думая решают уезжать. В Москву! Опять рояль с нами. Но теперь это уже и мой рояль. Я играл и учился на нашем Блютнере. С ним я сдал госэкзамен. Снова его, бедного, нужно везти в контейнере!

В Москву тогда было не так-то просто переехать. Для этого надо было получить в Моссовете разрешение на прописку. Тут была задействована моя бабушка, Михайлова-Ценина Наталия Ивановна, родившаяся в 1882 году. Совсем недавно, после ухода из жизни моего папы, я нашел конверт со старинными документами моей бабушки. Это свидетельство о рождении, свидетельства о ее квалификации и много других. Там же была старинная фотография с подписью «Руднев» (бабушкина девичья фамилия была Руднева). Руднев был командир крейсера «ВАРЯГ». Помню, как бабушка брала в руки эту фотографию и говорила, что это ее дед. Она работала в больницах сестрой милосердия. Однажды, во время пожара в детском доме, она вынесла из горящего здания около 40 детей. Ее чествовали как Героя Труда, а диплом ей вручал Луначарский. Но это с ее слов. Мы собрали документы вместе с этим удостоверением Героя Труда и отправили в Москву Председателю Совета Министров СССР Косыгину. Положительный ответ пришел через месяц. УРА!!! Мы опять переезжаем. В Москву! С роялем! Опять контейнер. Обмен квартиры. Но теперь за трешку с видом на Арарат дают смежную хрущевку-двушку в Люблино.

Вот мы в Москве. Конечно, привыкали очень тяжело. Все не так, люди другие, совсем нет знакомых. Нет мебели. Но зато Москва, хотя и Люблино.

4

Меня направили по распределению в музыкальную школу педагогом. А мне всего 17 лет, и в голове ветер. В школе было вечернее отделение. Там учились взрослые ученики. Как ни странно, они мне были ближе и, как мне казалось, я им тоже. Был у меня ученик, который работал в ЦК КПСС. Он очень любил джаз – вот такой парадокс! И мы с ним играли блюзы, соул, джазовые этюды Оскара Питерсона! После урока он садился в черную «Волгу» с мигалкой и уезжал на работу. Звали его Слава. Впоследствии он очень много помогал нам. Пока существовал ЦК КПСС.