Нина Агишева - Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь

• Название: Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь
• Автор: Нина Агишева
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-17-134437-5

Новая книга о Шарлотте Бронте – это увлекательное путешествие в Брюссель 40-х годов XIX века, где знаменитая английская писательница пережила первую – и главную – любовь. О ее подлинных отношениях с учителем Константином Эже, отцом пятерых детей, стало известно лишь в 1913 году, когда были обнародованы письма Шарлотты. Их уничтожали, рвали, сшивали и склеивали – эта почти детективная история предстанет перед читателем. Он убедится в том, что безответная и несчастливая любовь может стать не только испытанием, но и удачей для творческой личности, пробудив в ней новые, неведомые ей самой возможности. Известный театральный критик Нина Агишева на основании подлинных документов выдвигает собственную версию событий, которая может равно заинтересовать и литературоведов, и любителей женских романов.

---

Нина Агишева

Шарлотта Бронте и феминизм

Кто сегодня читает романы Шарлотты Бронте? Наивные девочки и их романтические бабушки? Уж точно не современные феминистки, разоблачающие сексизм и мизогинию и готовые насмерть сражаться со всем миром за свои права. Но напрасно, между прочим, они не интересуются жизнью этой “некрасивой любимицы богов”, как назвала английскую писательницу Марина Цветаева. Потому что именно Шарлотта Бронте – без громких деклараций, мужественно и с редким достоинством – сумела отстоять свое право на свободу и творчество. Причем добилась этого в условиях чопорной и лицемерной викторианской Англии, где роль женщины сводилась к браку и деторождению или обслуживанию сильных мира сего и где в самых дерзких мечтах не могли представить себе движения #MeToo.

Погружаясь в биографию Шарлотты, я спрашивала себя: читала ли она, например, первый феминистический документ эпохи Великой французской революции – “Декларацию прав женщины и гражданки” (1791) Олимпии де Гуж? Вряд ли. Но вот работу своей соотечественницы Мэри Уолстонкрафт “В защиту прав женщин”, вышедшую годом позже, читала наверняка. И, думаю, внутренне соглашаясь с автором во всем, восприняла ее как некую утопию, имеющую мало отношения к реальной жизни. Потому что у дочери пастора из английской глуши прав на независимость практически не было. Шарлотта добивалась их молча, поступками, ни в чем не изменяя тем нравственным принципам, что составляли ее суть. Она отправилась в Брюссель совершенствовать французский, чтобы открыть свою школу. Она без памяти влюбилась там в своего учителя, женатого отца семейства. Она писала ему любовные письма, обнародованные только в 1913 году и потрясшие англичан почти через шестьдесят лет после ее смерти, – русский читатель впервые прочтет их в этой книге на родном языке. Она стала писательницей (хотя сперва и под мужским псевдонимом) и начала самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Ура, феминистки торжествуют – но тут она совершает поступок, опрокидывающий все их представления о месте женщины в мире. Она выходит замуж без любви ради старого слепого отца – и умирает.

Почему я выбрала именно брюссельский период ее жизни? Не только потому, что он менее изучен даже в многочисленных и подробнейших английских биографиях Шарлотты Бронте. Просто здесь сошлись вещи, казалось бы, противоположные, но на самом деле неразрывно связанные в жизни любой женщины (пока она еще не стала квиром, то есть тем, кто свободно выбирает себе пол, как предрекают): любовь и творчество. Любовь и свобода. Да, учитель от бога Константин Эже не бросил ради нее семью, не помог деньгами, чтобы она могла открыть свою школу, мы даже не знаем точно, была ли между ними связь, хотя и можем строить предположения на этот счет, но он дал ей гораздо больше – веру в себя и свободу творческого самовыражения. Во многом ему мы обязаны тем, что она начала писать. Если бы все мужчины были на него похожи, возможно, движение феминисток не набирало бы с годами такую силу и не принимало бы подчас столь крайние формы (а это началось вовсе не сегодня, достаточно вспомнить суфражистку и борца за избирательные права женщин Эмили Дэвисон, которая в 1913 году на скачках бросилась под лошадь короля Георга V и погибла).

Сегодня феминизм вышел за пределы борьбы за женские права и стал движением в защиту всех, кто угнетен, кто подвергся абьюзу и чьи ограниченные возможности не хочет учитывать общество. Думаю, Шарлотте бы это понравилось – она всегда была на стороне слабых. Вот только грань между расширением прав одних и попранием прав других бывает очень тонкой, почему в современном мире толерантность иногда ограничивает свободу, и даже свободу художника, свергая его с пьедестала и уравнивая во всем с другими, в том числе с обывателями. И в этом смысле феминизм сестер Бронте, не диктующий и не навязывающий свои правила, естественный, как сама жизнь, мне гораздо ближе.

Симона де Бовуар писала: “Женщиной не рождаются, женщиной становятся”. Ей вторила Сьюзен Зонтаг: “Я сделала себя сама – так мне видится моя карьера. Мне казалось немыслимым, что кто-то может не решиться делать то, что хочет, просто потому, что женщинам это делать не положено”. Не правда ли, все это имеет самое прямое отношение к судьбе Шарлотты Бронте? Убедитесь в этом – пройдитесь вместе с ней по вересковым пустошам Хауорта и каменным тротуарам рю Изабель в Брюсселе, прикоснитесь к пожелтевшим от времени страницам ее писем, порванных, а потом сшитых чьей-то ревнивой рукой (об этом тоже пойдет речь). Узнайте, как можно победить время, судьбу и пережить безответную любовь, сделав ее – да-да! – источником радости и вдохновения. И никто меня не убедит, что женщинам XXI века это не нужно или не интересно.

Глава 1 Бельгия. Зоэ находит письмо

Над Брюсселем сияло солнце. Зоэ быстрым шагом прошла через классные комнаты – везде идеальный порядок, ни пылинки, ни одной забытой книжки, – настежь открыла окна (февраль в этом году выдался на удивление теплым) и направилась в гостиную. Все, выходной, сегодня уроков не будет и можно отдохнуть. Но тут ее зоркий и всегда напряженный взгляд остановился на маленьком столике с мраморным верхом, на который прислуга обычно выкладывала свежую почту. Что-то заставило ее взять в руки конверт, внешне ничем не отличающийся от других, разве что адресован он был не ей, а месье Константину Эже. В этом не было ничего необычного, на адрес пансиона ему писали и бывшие ученики, и старые друзья, жившие теперь в разных городах Европы. Но на штемпеле стояло два слова: “Бредфорд – Йоркшир”, и даже ее познаний в географии хватило, чтобы понять: письмо пришло из Англии. Зоэ посмотрела по сторонам – в гостиной она была одна – и решительно вскрыла письмо. Конечно, это ее почерк – бисерный и каллиграфический. И конечно, это жалкий любовный лепет, который эта сумасшедшая англичанка пытается спрятать под ничего не значащими сообщениями о своей провинциальной жизни и витиеватыми французскими оборотами, – спасибо еще, что пишет по-французски, иначе бы Зоэ просто ничего не поняла. Она внимательно читала, и письмо дрожало в ее руках. Что за выспренный бред, что за странная пуктуация с множеством тире, которые делают текст таким манерным? Разве этому учат на уроках литературы в ее пансионе? Да, это было любовное признание, адресованное ее мужу и отцу ее пятерых детей. Чего-то подобного она и ожидала, когда полтора месяца назад сама везла эту гордячку-англичанку, эту невзрачную серую мышку в Остенд, чтобы посадить ее там на пакетбот и навсегда отправить восвояси. Обе понимали, что пути назад нет, но вместо облегчения Зоэ чувствовала тогда страшную тревогу, и у нее сжималось сердце от какого-то горького предчувствия. Она разорвала письмо и бросила в деревянную корзину для мусора. Солнечный февральский день 1844 года, который обещал стать днем отдыха и семейных радостей, для мадам Зоэ Эже, владелицы и директрисы пансиона для девочек, был безнадежно испорчен.

После обеда, когда увели детей, она поднялась на второй этаж в молельную комнату и опустилась на колени перед статуей Девы Марии. Зоэ молилась скороговоркой, почти машинально, благо все слова знала наизусть с раннего детства, – ее воспитывала строгая тетя, Анн-Мари Легран, сестра матери. Она была монахиней католического ордена, и когда во время революции орден уничтожили, не стала предаваться отчаянию, а основала школу для девочек, где, помимо всего, им прививали правильные религиозные навыки – всю жизнь тетя оставалась ревностной католичкой. Зоэ унаследовала от нее не только школу, но и преданность Богу. Две из четырех племянниц Анн-Мари – Зоэ была самой старшей из всех – полностью посвятили свою жизнь католической церкви. Сестрыангличанки, любимые ученицы Константина, были протестантками, но в пансионе мадам Эже им разрешалось произносить свои еретические молитвы где и когда угодно. Сколько выдержки и терпения она тогда проявила! Многие в школе догадывались, что старшая, Шарлотта, безнадежно влюблена в своего учителя. За восемь лет брака Зоэ уже привыкла, что глупые прыщавые девицы нередко оказывались в плену его темперамента, его ораторского искусства и той страсти, которую он питал к преподаванию как таковому. Сколько раз она благодарила Бога за то, что он послал ей не только мужа, но и талантливого учителя с безупречной репутацией, благодаря которому ее заведение процветало. Но нет, с этой англичанкой было что-то другое. Однажды она сама видела, как Шарлотта вошла в комнату, где до этого Константин курил трубку, и долго стояла одна, вдыхая запах его табака. Она помнила, какое у нее тогда было лицо и как жадно она раздувала ноздри. Кто мог ждать от дурнушки подобной чувственности? Саму Зоэ запах его табака всегда только раздражал, и ей и в голову не пришло бы им наслаждаться. Тогда она испытала что-то похожее на боль, как если бы стала свидетелем измены. Глупость, конечно, какие измены в пансионе благородных девиц? Нет, хорошенько поразмыслив, она поняла: больно было оттого, что она… позавидовала Шарлотте. Та неожиданно разбудила воспоминания, которые Зоэ все эти годы старательно стирала из своей памяти.