Николай Свечин - Взаперти

• Название: Взаперти
• Автор: Николай Свечин
• Жанр: Исторические детективы
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-04-112877-7

Конец 1911 года. Столыпин убит, в МВД появился новый министр Макаров. Он сразу невзлюбил статского советника Лыкова. Макаров – строгий законник, а сыщик часто переступает законы в интересах дела. Тут еще Лыков ввязался не в свое дело, хочет открыть глаза правительству на английские происки по удушению майкопских нефтяных полей. Во время ареста банды Мохова статский советник изрядно помял главаря. Макаров сделал ему жесткий выговор. А через несколько дней сыщик вызвал Мохова на допрос, после которого тот умер в тюрьме. Сокамерники в один голос утверждают, что Лыков сильно избил уголовного и тот умер от побоев… И не успел сыщик опомниться, как сам оказался за решеткой. Лишенный чинов, орденов и дворянства за то, чего не совершал. Друзья спешно стараются вызволить бывшего статского советника. А между тем в тюрьме много желающих свести с ним счеты…

---

Опять заговорил Запасов:

– Я к каждому приду на допрос, в форме и с грозной физиономией. Скажу: желаете на каторгу по политическому обвинению? Легко и с удовольствием. Вставлю вас в любое дело, показания агентуры подошью, улики подброшу. И поедете в Зерентуй на пятнадцать лет! Посмотрим, как они тогда запоют.

Мысль была сильная. Связываться с жандармами в России мало кто хотел. Только провинись перед ними – и окажешься очень далеко.

Таубе обратился к капитану Продану:

– А что может армия, Игорь Алексеевич?

– Вот я им шпионаж пропишу, – свирепо ответил контрразведчик. – Восемь лет каторги уже обеспечено. Мы с Дмитрием Иннокентьевичем навалимся на стервецов с двух сторон. Будем давить, пока сок не полезет.

Вроде бы для первого заседания комитета по спасению Лыкова, как иронично окрестил его Азвестопуло, идей было достаточно. Можно и расходиться. Но под занавес речь взял аналитик. Анисимов спросил бывшего шефа[42]:

– Как вы объясняете случившееся? Пять арестантов решили повалить знаменитого сыщика. Который тридцать лет их конопатил. Согласитесь, смелый поступок. И рискованный. Только ли месть стоит за ним?

– Да, – оживился Таубе, – признавайся, Алексей Николаевич: кому ты перешел дорогу на этот раз? Мы уже рассуждали на эту тему, ломали голову.

– И мы с Сергеем Маноловичем рассуждали. Вроде никому я дорогу не переходил. Вел обычные дознания.

– Точно ли? Похоже на умелую руку. Так подгадать: арест Мохова, к которому у тебя имеются личные счеты. Затем резкий разговор с министром. И буквально несколько дней спустя – смерть арестанта после допроса. Для Макарова это было словно красная тряпка для быка. Он потерял способность мыслить логически. Ведь забить арестанта до смерти в столичной тюрьме – полнейшая глупость. Такой опытный человек, как ты, никогда бы на это не пошел. Я вот понимаю, что ты не убивал Мохова на допросе. Захотел – сделал бы это по-умному. Но ваш далдон рассудил по-своему. Как дурак рассудил.

Все собравшиеся, кроме военных, подчинялись министру внутренних дел. И слушать такие эпитеты в адрес начальства им было не совсем ловко. Однако в душе каждый согласился с генерал-майором.

– Так, стало быть, никому из сильных мира сего вы не насолили? – вновь заговорил Анисимов. – Подумайте еще раз. Не верю я в такие совпадения.

Лыков рассудительно ответил:

– Задумать и осуществить заговор против меня мог только кто-то весьма и весьма влиятельный. И очень информированный. За шесть дней все увязать! Таких мне уже давно не встречалось. Подобный масштаб – для князя Мамина. Вот был противник! Его афера с кражами на железных дорогах до сих пор поражает своими оборотами. Три миллиона вывез во Францию в золотых монетах. Но Мамин умер под следствием два года назад. Навряд ли это он мстит мне из могилы.

– А точно умер? – засомневался Анисимов. – Хитрый человек и смерть подделает.

– Точно, – подтвердил сыщик. – Я, признаться, так же думал. Поэтому на всякий случай поехал на опознание. Князь мертв.

На этом совещание закончилось. Гости разошлись, а хозяин заперся в кабинете и выдул чуть не бутылку коньяка. В последние несколько дней он часто стал так делать. Наверное, слишком часто, и Ольга уже высказывала ему свое неудовольствие. Но Алексей Николаевич не мог иначе совладать с поселившимся внутри страхом. Его – и в тюрьму! Отнимут ордена. Переоденут в арестантский халат, обреют коротко и запечатают в камеру. Ужас, ужас, в это невозможно поверить, и смириться тоже невозможно. Но ход событий, кажется, неумолим. Как тут не напиться?

Потянулись тягостные дни. Чегодаев-Татарский по требованию сыщика устроил ему очные ставки с сидельцами сороковой камеры. Кайзеров и Дрига вели себя нагло и бесцеремонно. Тыкая пальцами в пока еще статского советника, они диктовали под запись свои лживые показания. Как несчастный Вовка Мохов, шатаясь и стеная, едва вошел в камеру. Как сполз на пол и они с трудом уложили его на кровать. Тот начал рассказывать о допросе, в подробностях описывал, каким зверским побоям подвергся он от кулаков бесчеловечного полицейского чиновника. Успел-де пояснить, что Лыков мстил за своего товарища, которого застрелили в Москве. Даже фамилию они запомнили: Форосков. А потом, уже за полночь, когда все уснули, Вовка стал хрипеть, посинел, начались судороги. Кончался, мол, несчастный человек от невыносимых мучений.

– А что же вы не позвали надзирателя? – спросил судебный следователь.

– Побоялись. Очень они не любят, когда их посреди сна будят.

– Так и дали помереть товарищу?

– Да какой он нам товарищ? Своя шкура дороже. Хотя фартовый был неплохой, да.

– А Лыков вас самих, вы говорили, прежде бил на допросах?

– Еще как, ваше высокоблагородие. Зверски. Мы потому и не удивились словам Вовки, что на своих боках испытали. Да он всех лупил, без нужды, а просто по врожденной своей злобе. Безнаказанность, вот и бьют…

Лыков ожидал подобного поведения и даже перенес этот фарс спокойно. Его больше интересовали трое других сокамерников. Комитет по спасению сыщика именно на них строил свой расчет.

Первым зашел Иван Трунтаев, налетчик по первому сроку. Он начал уныло гундосить то же, что минуту назад говорили гайменники. Слово в слово! Алексей Николаевич обратил на это внимание следователя, тот кивнул, и только. Сыщик сверлил арестанта взглядом, но Трунтаев смотрел в пол, не поднимая глаз на собеседника. На вид купеческий сын казался молодцом: крепкий, плечистый, русые волосы да голубые глаза. Мог бы стоять за отцовским прилавком и зашибать деньгу. А пошел в скоки. Удастся ли сломать такого, заставить изменить показания? Лыков решил, что удастся. Лука со Степкой убийцы, у них руки по локоть в вохре[43]. Трунтаев – простой грабитель, людей обирал, но без оружия.

Грабеж – это вам не разбой. Разбойник «напал на свою жертву открытой силой, с оружием в руках, или хотя бы и без оружия, но нападение сопровождалось или убийством, или увечьем, или такими угрозами, от которых происходила явная опасность». Так трактует закон. А грабеж хоть и является тем же «отнятием имущества с насилием и угрозами, но угрозы и само насильственное действие не представляли опасности ни для жизни, ни для здоровья потерпевшего». Оттого и сроки наказания так разнятся. За все виды разбоя полагается каторга, а за некоторые даже бессрочная. Грабителю же дают от четырех до шести лет исправительных арестантских отделений. Поэтому сломать, запугать скока значительно проще.

Очная ставка с Трунтаевым завершилась предсказуемо. Лыков уличал его во лжи, тот божился, что говорит чистую правду. И готов был подтвердить ее на суде.

Следом прошли еще две ставки, как под переводную бумагу[44]. Свидетели Несытов и Бабкин оказались ворами-домушниками. В уголовной иерархии они стояли много ниже гайменников. Оба попались с поличным, сумма уложенного ими в мешки имущества была оценена пострадавшим в пятьсот два рубля. Это особенно злило воров, поскольку всего чуть-чуть превышало «тюремный» предел. При краже до пятисот рублей наказание полагалось отбывать в тюрьме и срок – до года. А тут два рубля сверху – и сразу к дяде дрова колоть. То есть отбывать арестантские роты, да еще сроком до трех лет.

Свою злобу красные[45] охотно отыграли на сыщике. Сказали, что собственными ушами слышали, как умирающий Вовка Держивморду крыл Лыкова и называл его убийцей.

Лыков пожелал присутствовать при допросе надзирателей, но Чегодаев-Татарский отказал. У вас, заявил он, будет такая возможность в суде, там и удовлетворите свое любопытство.

Алексей Николаевич покинул камеру следователя на Литейном убежденный, что лжесвидетелей можно уломать. Всех троих. Это будет трудно, но они недолго продержатся, если сыскные навалятся на них всерьез. Плохо, что воры уже отбывали прежде заключение и, стало быть, люди опытные. Такие навострились дурить полицию, пообтесались, с ними придется особенно повозиться. Опять же, Петербург. Пригрозит им Запасов жандармским преследованием, а они мигом жалобу в прокурорский надзор… Это в Калуге или Рязани кричи-кричи – не докричишься. В столице не так, и бывалые арестанты это знали и использовали.

Глава 5 Накануне процесса

Чегодаев-Татарский слепил обвинительный акт за десять дней. Своего рода рекорд для российской законности! Прокурор тут же его подписал и направил министру внутренних дел на согласование. Макаров переслал бумагу для визирования директору Департамента полиции.

Зуев вызвал Лыкова, показал ему акт и посмотрел затравленно. Сыщик кивнул:

– Конечно, визируй.

– А ты?

– А ты? – ответил той же монетой статский советник тайному. – Я-то не пропаду, капиталы выручат. Нил Петрович, думай о себе. Если не дашь сейчас согласие предать меня суду, Макаров все равно своего добьется. Он уже решил. А ты вместо Сената вылетишь в отставку без усиленной пенсии.