Николай Свечин - Взаперти

• Название: Взаперти
• Автор: Николай Свечин
• Жанр: Исторические детективы
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-04-112877-7

Конец 1911 года. Столыпин убит, в МВД появился новый министр Макаров. Он сразу невзлюбил статского советника Лыкова. Макаров – строгий законник, а сыщик часто переступает законы в интересах дела. Тут еще Лыков ввязался не в свое дело, хочет открыть глаза правительству на английские происки по удушению майкопских нефтяных полей. Во время ареста банды Мохова статский советник изрядно помял главаря. Макаров сделал ему жесткий выговор. А через несколько дней сыщик вызвал Мохова на допрос, после которого тот умер в тюрьме. Сокамерники в один голос утверждают, что Лыков сильно избил уголовного и тот умер от побоев… И не успел сыщик опомниться, как сам оказался за решеткой. Лишенный чинов, орденов и дворянства за то, чего не совершал. Друзья спешно стараются вызволить бывшего статского советника. А между тем в тюрьме много желающих свести с ним счеты…

---

В голосе премьера прозвучала горечь. Лыков подобрался. Слухи, что дни Столыпина на премьерской должности сочтены, ходили по Петербургу уже давно. Неужели все так плохо? И кого тогда просить о помощи? Уходящему с поста сановнику точно не до Майкопа. Однако деваться было некуда, и сыщик сжато отрапортовал о ситуации в Кубанской области, не забыв при этом сослаться на мнение военных. Статс-секретарь слушал вполуха, и Алексей Николаевич понял, что на него опереться не удастся. Все же он договорил до конца и закончил просьбой взять вопрос с Майкопским месторождением под свой контроль. Чтобы вернуть его отечественному капиталу и тем обеспечить потребности армии и флота в нефтепродуктах.

– Значит, девяносто два процента всех участков переданы англичанам? – переспросил премьер.

– Точно так. А они ничего не добывают. Скважины закупорены, оборудование не завозится. Более того, когда русские промышленники начинают качать нефть, им предлагают выгодно продать делянку и катиться ко всем чертям…

– Хм. Но ведь формально ничего не нарушается? Арендная плата поступает в казначейство?

– Да. Если смотреть формально. А национальные интересы? А скорая война, при которой расходы мазутного топлива многократно возрастут?

– Есть еще Баку и Грозный, – напомнил Столыпин. – Оттуда возьмем.

– Так ведь там те же британцы!

– Ну и что? Они делают… как его? Бизнес. Там качают, а не закупоривают.

– Петр Аркадьевич, но как же можно столь важный вопрос отдать на откуп иностранцам? – повысил голос статский советник. – Хоть эфиопам, хоть пигмеям – никому нельзя. А уж сынам Альбиона тем более.

– Согласен, – буркнул Столыпин. Он откинулся на спинку кресла и даже на секунду прикрыл глаза. Чувствовалось, что разговор премьеру мало интересен и даже тяготит его.

Лыков молча ждал, сидя на стуле в положении «смирно». Прошла минута, статс-секретарь размышлял, медленно и натужно, будто ворочал камни. Алексей Николаевич вспомнил о разрушающемся здоровье Столыпина: сердечная недостаточность и Брайтова болезнь[9] сделали из него почти инвалида, но от общества это тщательно скрывали. Наконец премьер поднялся и протянул сыщику руку:

– Я уяснил, буду думать. Рапорт оставьте у меня и ступайте.

– А?..

– Вернусь из Киева и поговорим.

– Слушаюсь. Я могу сообщить эти сведения Меньшикову из «Нового времени»? Чтобы он в статье сослался на меня с указанием фамилии и чина? Михаил Осипович готов поддержать.

– Нет, сначала я сам прочитаю. Тогда и решу.

– Слушаюсь.

– Да, пока не забыл, – перехватил собеседника уже возле двери премьер. – Как там Гондатти? Остался доволен вашей командировкой на Амурскую дорогу?

– Точно так, ваше высокопревосходительство.

– Еще бы. Ну, ступайте…

Лыков не успел выйти, как его едва не сбил с ног следующий посетитель. Сыщик отошел в угол, осмотрелся. В приемной толпилось более тридцати человек. Какой уж тут рапорт…

В ночь на 2 сентября Алексей Николаевич был разбужен телефонной трелью. Он вскочил с дурным предчувствием, посмотрел на часы: половина четвертого. Что-то недоброе случилось. Уж не с сыновьями ли? Павлука в Альпах, Николка в Тибете; и там и там было опасно. Сыщик поднял трубку и услышал сиплый от волнения голос Сенько-Поповского:

– Алексей Николаевич, вы? Беда! Только что телефонировали из Киева. В городском театре стреляли в Столыпина.

– Что?! Как он, жив?

– Тяжело ранен. Судя по всему, смертельно… Вот такие дела. Горе-то какое…

Сыщик услышал, как секретарь всхлипнул на том конце линии, и положил трубку.

Из спальни выглянула жена:

– Леша, что случилось?

– Свари мне сей же миг кофе покрепче.

Ольга Дмитриевна не сдвинулась с места, вопросительно смотрела на мужа.

– Столыпин ранен в Киеве. Возможно, смертельно.

Оконишникова ахнула и закрыла лицо руками.

– Поеду в департамент. Вари, не трать время.

Прибыв на Фонтанку, статский советник узнал у дежурного чиновника подробности. Премьер-министр тяжело ранен в театре на спектакле «Сказка о царе Салтане». Террорист дважды выстрелил в него в упор. Одна пуля попала в руку, а вторая пробила грудную клетку и задела печень. Раненый помещен в частную клинику доктора Маковского, делается все возможное для его спасения. Столыпин в сознании и сильно страдает… Состояние Петра Аркадьевича очень тяжелое, но врачи надеются на благополучный исход. Операция по извлечению пули назначена на утро. Обязанности председателя Совета министров исполняет его заместитель по этой должности Коковцов.

Известно также, что стрелял еврей, жители Киева об этом уже узнали, и в городе ждут страшного погрома. А войска гарнизона на маневрах, защитить иудеев некому. Жуть!

Лыков закрылся в своем кабинете и стал доканчивать накопившиеся дела. Настроение было отвратительное. У него из головы не шли слова Столыпина: «Вернусь – и поговорим». Состоится ли обещанный разговор? Сейчас Петр Аркадьевич на волосок от смерти, ему ни до чего. Эх! Такого человека не уберегли.

Утром дежурный сообщил: Коковцов вызвал в Киев три казачьих полка, они окружили Подол и другие кварталы, заселенные преимущественно евреями, и не пускают туда погромщиков. «Иерусалимские дворяне»[10] плачут и молятся, угроза постепенно утихает. Премьеру сделали операцию, но состояние остается тяжелым.

Дни тянулись в напряженном ожидании. Лыков и многие из чинов Департамента полиции сидели на службе до глубокой ночи, ждали новостей из Киева. А те делались все более и более зловещими.

Со второй половины дня 4 сентября стало ясно, что дни Петра Аркадьевича сочтены. Он сильно страдал, находясь в ясном сознании. К вечеру началась страшная икота, отнявшая у раненого последние силы. В ночь с 5 на 6 сентября Столыпина не стало.

Глава 2 Коряво…

Двадцатого сентября у МВД появился новый министр – Макаров. В ведомстве его хорошо знали: с 1906 по 1909 год Александр Александрович служил у Столыпина товарищем, то бишь заместителем, и курировал полицию. Потом ушел в государственные секретари. Теперь, когда должность министра внутренних дел стала вакантной, по рекомендации нового премьера, Коковцова, государь назначил на нее Макарова. Сразу начались перемены в верхних кругах. Самый умный из товарищей, Крыжановский, ушел. Коковцов именно его предлагал государю в сменщики погибшего. Но тот помнил, что Крыжановский в свое время был близок с Витте, и отказал. Николай Второй никак не мог простить последнему, что тот заставил его подписать манифест 17 октября… Лыков особенно жалел об уходе этого человека. На две головы выше любого столичного бюрократа (за вычетом, конечно, Кривошеина[11]), Крыжановский был тайным идеологом многих столыпинских реформ. При этом он не лез на первый план и ловко манипулировал премьер-министром. Убеждал его проводить свои идеи, которые Столыпин охотно присваивал, а сам оставался в тени. В частности, именно Сергей Ефимович так переделал избирательный закон, что Третья Государственная дума получилась управляемой и в целом союзной правительству. Теперь, когда подошло время выборов в новую думу, этим скользким вопросом стал заниматься Харузин. Хороший этнограф и антрополог, он оказался плохим администратором. Макаров взял его в товарищи отчасти потому, что оба они происходили из богатых торговых семейств. Так важнейшее министерство попало в купеческие руки… Выборы отнимали у власти много времени, внимания и денег. Харузин делил секретные фонды между губернаторами, давил на них, требуя всеми правдами и неправдами тащить в депутаты послушных людей. Делал он это топорно, в обществе зрело недовольство.

Департамент полиции, в котором служил Алексей Николаевич, от выборов был далек. Его куратором вместо Курлова стал Золотарев. Дела шталмейстера были плохи. Совет министров решил предать суду его, заведующего дворцовой охранной агентурой Спиридовича, начальника Киевского охранного отделения Кулябко и вице-директора Департамента полиции Веригина. За то, что эти раззявы своими неумелыми действиями в Киеве погубили Столыпина. Первый департамент Правительствующего сената назначил предварительное следствие. Все его фигуранты были отстранены от должностей. Следствие вел сенатор Трусевич, бывший директор Департамента полиции и личный враг Курлова. От него не приходилось ожидать объективности, но в верхах это никого не волновало. А у Зуева с Лыковым появился новый начальник.

Игнатий Михайлович Золотарев был из судейских. Повседневную полицейскую службу он знал плохо и старался держаться от нее подальше. Когда Трусевича «ушли», Столыпин дважды предлагал ему освободившееся кресло. Оба раза Золотарев отказывался, говоря: там нужны особые свойства, а они у меня отсутствуют. На самом деле он боялся как ответственности, так и рисков, связанных с этой должностью. В конце концов директором стал Нил Петрович Зуев. К большому удовольствию чинов Департамента полиции… Теперь Золотарев взобрался еще выше по карьерной лестнице, но привычек не изменил. Очень ленивый, старающийся избегать конфликтов, более всего он ценил высокое жалованье и комфорт. С его приходом в МВД должность заведующего полицией была упразднена. Игнатий Михайлович курировал два департамента – полиции и духовных дел иностранных исповеданий, а также техническо-строительный комитет. Дела охраны правопорядка шли у него не на первом плане. По-прежнему, как и при Столыпине, Зуев докладывал министру дважды в неделю. Товарищ министра присутствовал при этих докладах, но по большей части молчал. Наверху господствовали дилетантизм и формалистика. Тон всему задавал, как и полагается, сам министр.