Александр Бушков - Русский Шерлок Холмс. История русской полиции

• Название: Русский Шерлок Холмс. История русской полиции
• Автор: Александр Бушков
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-04-118255-7

История криминального сыска в России хранит десятки имен гениальных сыщиков, которые буквально творили чудеса. Вот сыщик Гаврило Яковлевич Яковлев, ставший знаменитостью во времена Александра I, наделенный инстинктивным чувством распознавания преступников в толпе по одной их внешности. Вот знаменитый московский сыщик Поляков, которого во времена Николая I именовали «самородком». Или пристав Хотинский, который знал наперечет всех московских воров и адреса всех притонов. А что говорить про Ивана Дмитриевича Путилина, легенду русской сыскной полиции, которого называли русским Шерлоком Холмсом! Об этих и других удивительных сыщиках царской России блистательный Александр Бушков рассказывает настолько непринужденно, легко и подробно, что складывается впечатление, будто он знал их всех лично и вместе с ними ловил преступников…

---

У Петра, собственно говоря, оставалась еще полиция (во все времена занимавшаяся не только криминалом, но и всевозможными заговорами). Однако полиция его как раз и предала – не участием в заговоре, а умышленным бездействием (что от участия в заговоре как-то не особенно и отличается, по-моему).

О том, как все происходило, давно и прекрасно известно из первых рук – я имею в виду знаменитые «Записки» А. Т. Болотова, офицера, участника Семилетней войны. После ее окончания Болотов стал служить на немаленькой должности при столичном генерал-полицмейстере бароне Корфе. И подробно все описал.

Столичная полиция во главе со своим начальником знала о готовящемся перевороте задолго: что готовится, кто готовит. И Болотов, и его сослуживцы как раз и сидели на агентурных донесениях, попадавших, естественно, всей кипой и к Корфу. Конспирация у заговорщиков была поставлена из рук вон скверно, о чем упоминают многочисленные свидетели, так что и рядовые гвардейцы по пьянке наболтали по кабакам достаточно. Кстати, барон Корф был в большой милости у Петра.

Человек решительный и энергичный, нет сомнений, усмотрел бы в происходящем нешуточную возможность отличиться, вовремя разоблачив заговор и приняв все меры к его подавлению. Тем более что шансы на успех имелись изрядные. Далеко не все придворные сановники были сторонниками Екатерины. Не так уж и далеко, в Прибалтике, стояла армия генерала Румянцева – восемьдесят тысяч штыков, как на подбор, обстрелянные на Семилетней войне солдаты.

Однако Корф, по характеристике Болотова, был в первую очередь «хитрым придворным человеком». И, заранее зная о заговоре почти всё, откровенно принялся устраивать свою собственную судьбу. Постарался отдалиться от Петра, насколько было возможно, при любом удобном случае маячить возле Катерины, чтобы «ей всем, чем мог только, прислуживаться и подольщаться».

Какой поп – таков и приход. Офицеры Корфа, и Болотов в том числе, практически забросили служебные обязанности и дни напролет вели долгие унылые беседы: как бы ухитриться, чтобы остаться в стороне от всего этого и не угодить под замок, когда переворот все же грянет? Какая уж тут работа… Вдобавок к Болотову стал откровенно липнуть один из главарей заговора Григорий Орлов, явно пытаясь «привлечь в ряды», чтобы иметь своего человека в столичной полиции.

Сам Болотов ухитрился соскочить, пользуясь «Манифестом о вольности дворянской», по которому офицер в мирное время мог подавать в отставку. Форменным образом не вылезал из Военной коллегии, напряг все связи, какие только были, и получил-таки драгоценное отпускное свидетельство (или, как тогда говорили, «абшид»). Он так торопился оказаться подальше от нешуточных жизненных сложностей, что, как сам вспоминает, из Военной коллегии к себе на квартиру бежал бегом. Прыгнул в возок, велел кучеру гнать что есть мочи и вихрем умчался из Петербурга за шесть дней до переворота…

Одним словом, переворот прошел удачно еще и оттого, что полиция бездействовала, начиная с руководства и кончая подчиненными. Самое занятное, что заговорщики оказались вынуждены выступить гораздо раньше, чем планировали. Выступление едва не сорвал не полицейский, а обычный гвардейский офицер, в заговор не посвященный вовсе. К нему подошел один из солдат его полка и прямо-таки с детской наивностью поинтересовался: ваше благородие, когда ж двинемся дурачка Петрушку свергать? Все разговоры, разговоры, когда ж за дело? Любопытный штришок к пониманию тогдашней ситуации: бравый рядовой даже не подозревал, что кто-то в полку может находиться вне заговора – таковы уж были настроения в гвардии…

Доля грустного юмора в том, что офицер как раз был преданным сторонником Петра. И владеть собой явно умел. Нисколечко не проявив удивления, он втянул солдата в разговор и с самым непринужденным видом поинтересовался: это кто ж тебе, рядовому, проболтался насчет нашего заговора? Рядовой столь же бесхитростно ответил: ну как же, капитан Пассек (и в самом деле один из видных заговорщиков). Дескать, не сомневайтесь, ваше благородие, мы люди не сиволапые, кое-что понимаем, да и знаем немало…

Уболтав «собрата по заговору», офицер тут же помчался куда следует. Тут уж, хочешь не хочешь, пришлось реагировать. Капитана Пассека сграбастали под арест, о чем заговорщики узнали очень быстро и, зная тогдашние методы «активного следствия», не на шутку испугались, что Пассек выдаст все и всех. Крепко сомневались, должно быть, в его стойкости. И моментально стали действовать, получилась чистейшей воды импровизация, но, как мы знаем из истории, закончившаяся успехом…

Впрочем, это уже политика, а у нас разговор идет о чисто полицейских делах…

Глава вторая XVIII век: полиция крепнет

Неизвестно, учитывала ли Екатерина печальный опыт свергнутого супруга, в критический момент оказавшегося без толковой спецслужбы (как бы там ни было, Тайную канцелярию она очень быстро восстановила, изменив, правда, название на Тайную экспедицию, но задачи конторы остались прежними – тайный политический сыск).

Столь же скоро она предприняла довольно масштабные реформы касательно полицейского дела в России. Вот тут уже достоверно известно: она черпала опыт из сочинений французских философов Монтескье «О духе законов» и Беккариа «О преступлениях и наказаниях». Французские так называемые «просветители» в то время как раз много внимания уделяли животрепещущему вопросу: как бы усовершенствовать общество и человека путем введения «разумных законов»? Как бы создать на их основе рациональную систему управления государством? Как бы избавиться от прежних пороков?

(Судя по всему, эти господа всерьез верили в то, что писали, а им, в свою очередь, всерьез верила Екатерина.) Одна беда: нигде и никогда самые «разумные» законы, в общем, человеческой сути не исправили и на состояние преступности особенно не повлияли. Такова уж человеческая природа, что самыми «разумными» законами ее не особенно и исправишь. Однако несколько десятилетий эти теории были в большой моде…

Уже в первый год царствования Екатерина занялась серьезными реформами полиции. Штаты сотрудников Петербургской и Московской полицейских канцелярий были увеличены. Из ведения полиции изъяли следственно-розыскные и судебные функции, а из ведения Главной полицмейстерской канцелярии – Розыскную экспедицию и сделали самостоятельным учреждением, подчиненным тогдашнему Министерству юстиции – Юстиц-коллегии (снова в полном соответствии с теми самыми французскими теориями о разделении административных и судебных властей).

Правительствующий Сенат был разделен на шесть департаментов – третий теперь контролировал все полицейские органы империи. А через три года Екатерина самолично составила «Наказ Главной полиции» – своеобразный «устав внутренней службы», своеобразную смесь деловых наставлений и благих побуждений, которые во все времена и во всех странах оставались исключительно на бумаге (все из-за того же несовершенства человеческой природы).

Руководителей полиции и их ближайших помощников предполагалось набирать из знатных фамилий, «которые должны быть освобождены от всяких недостатков, дабы могли избежать того, что может повредить чистоте их совести». Иными словами, располагать достаточными средствами, дававшими бы им независимость от всевозможных соблазнов. (Вот только прекрасно известно, и не только в России, что богатство высокопоставленного чиновника еще не гарантирует от тех самых «соблазнов» – взяток, шалостей с государственной казной и прочим. Тут уж все зависит от честности конкретного человека.)

Впоследствии в «Уставе благочиния, или полицейском» были изложены требования, которым должны отвечать служащие полиции.

1. Здравый рассудок.

2. Добрая воля в исполнении порученного.

3. Человеколюбие.

4. Верность службе императорского величества.

5. Усердие к общему добру.

6. Радение в должности.

7. Честность и бескорыстие.

Там же говорилось об опасности взяток, которые «ослепляют глаза и развращают ум и сердце, устам же налагают узду».

В 1775 году в России была проведена реформа местных органов управления, подробно разработанная в «Учреждении по управлению губерний». Прежние провинции были упразднены, и вместо них империю разделили на губернии (так, чтобы в каждой было примерно равное число жителей). Губернии, в свою очередь, делились на уезды. Центральный орган управления полицией – пережившая не одну реформу Главная полицмейстерская канцелярия тоже была упразднена, а многие функции управления полицией переданы «на места» – губернаторам и подчиненному им губернскому правлению (что несколько напоминает Соединенные Штаты, где нет и не было единого органа, руководящего бы полицией всей страны).

Наконец-то была создана сельская полиция. В каждом уезде местное дворянское собрание выбирало трех-четырех заседателей так называемого «земского нижнего суда» и его руководителя, земского исправника, именовавшегося еще капитан-исправником. И капитан-исправник, и земской суд подчинялись губернатору, но функции у них были достаточно обширные: надзор за порядком в уезде и исполнением решений суда, предварительное следствие по уголовным делам. Капитан-исправник кроме того должен был еще и отвечать за состояние дорог и мостов, противопожарную безопасность, борьбу с эпидемиями и эпизоотиями (массовыми болезнями скота).