Виктория Селман - Границы безумия

• Название: Границы безумия
• Автор: Виктория Селман
• Жанр: Полицейские детективы
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-04-115663-3

Зиба Маккензи – профайлер и консультант Скотланд-Ярда. Она составляет психологический портрет преступника. Для нее важны не отпечатки пальцев и ДНК на месте убийства, а личность, мотивы, проекции и психологические травмы из прошлого, толкнувшие человека на преступление. Лондон, час пик. Пригородный поезд терпит крушение – и буквально разваливается на части. Ехавшая в нем Зиба пытается спасти свою соседку по вагону. Та, умирая, шепчет: «Это сделал он. Вы должны кому-нибудь рассказать». …Вернувшийся в город серийный убийца ощущает прилив вдохновения. Он ждал этого момента 25 лет. Зиба начинает расследование, не подозревая, что в сценарии маньяка ей отведена особая роль…

---

Думала, Фингерлинг обрадуется, но нет. Он оказался чересчур злопамятен.

– Надо собрать пресс-конференцию, – добавила я. – Мы слишком долго держим журналистов в неведении. Без их помощи нам не обойтись.

После выступления я уже собиралась домой, когда пришло сообщение от Джека.

«Проверь почту».

Я открыла ящик.

«Может, тебе будет интересно. Вулфи».

Я кликнула по ссылке, скачивая прикрепленный к письму файл.

– Ура!

Прочитав заголовок документа, я победно стукнула кулаком по раскрытой ладони. Уже что-то!

Джек переслал ссылку на сайт Би-би-си. Там разместили список погибших в железнодорожной катастрофе. Напротив каждого имени была фотография. В середине страницы висел снимок женщины с золотым крестиком на шее. Моя Джейн Доу.

Увидев имя, я сперва не поверила глазам. Быть не может, чтобы такое совпадение!..

Женщину звали Тереза Линч. А первую жертву Протыкателя – Эйдан Линч.

Глава 19

И нет, это было не совпадение. Я сверилась со списком избирателей[13] и подтвердила свои подозрения. Тереза Линч оказалась матерью Эйдана. Значит, у меня появился отличный повод позвонить ее мужу Маркусу и договориться о встрече.

Прежние убийства нас интересовали мало; впрочем, Маркусу Линчу об этом знать необязательно. Так что уже через час после шокирующего открытия я стояла на крыльце его дома на Инвернесс-стрит, в Кэмдене, на севере Лондона. Именно здесь двадцать пять лет назад нашли тело Эйдана.

– Спасибо, что согласились меня принять, – сказала я, когда Маркус протянул мне кружку «Нескафе».

На поверхности напитка дохлыми мухами плавали нерастаявшие гранулы.

Маркус сидел в пестром кресле у камина – маленькой газовой конструкции с кусочками цветного стекла, имитировавшего раскаленные угли.

– Нас уже давно не спрашивали о том, что случилось с Эйданом. – Он не без любопытства посмотрел на меня поверх кружки.

Я отметила это «нас». Маркус не скоро привыкнет, что говорить теперь надо в единственном числе. Я вот до сих пор не привыкла, хотя Дункан умер почти два года назад.

Под глазами у Маркуса залегли глубокие тени, веки набрякли и отекли. Ужасно, что приходится тревожить его в такой час, но я обязана выяснить, о чем Тереза пыталась мне рассказать.

– Так странно, что вы были с ней в последние минуты, да? А теперь ищете подонка, который убил нашего сына…

– Да, такое вот совпадение. – Я притворилась, будто пью кофе.

– Я сразу почуял неладное, когда Тереза тем вечером не вернулась домой. Просто понял, и всё. Нутром, наверное. – Замолчав, он закрыл лицо ладонью. – Простите. Я думал, будет проще. Думал, что смогу об этом говорить.

– Все хорошо. Не торопитесь. Я тоже не так давно потеряла мужа. И прекрасно знаю, что вы сейчас чувствуете.

Я искренне сопереживала Маркусу, да и в любом случае надо показать, что я на его стороне. Это позволит нам наладить контакт.

Глубоко вздохнув и закусив верхнюю губу, он кивнул. Маркус был из тех, кто не любит показывать свои чувства.

– Извините, – сказал он дрожащим голосом и поправил ворот красного свитера. – Просто все так… быстро, я еще не освоился.

Он снова вздохнул и продолжил рассказ.

– Я ведь знал, что она будет в том поезде. Тереза всегда на нем ездила. Я обошел все больницы, пытаясь узнать, куда ее отвезли. Дома во всех комнатах включил телевизор – вдруг что скажут… Но – ничего, молчок. Только вчера сообщили. И знаете, как-то легче стало, наверное. Не потому что она погибла, конечно. Просто я наконец выяснил, что с ней произошло.

Он поднял на меня глаза, полные слез.

– Хорошо, что в тот момент с ней кто-то был. Что она осталась не одна.

– Она была не одна. И не мучилась.

Насчет последнего, правда, я не была уверена; впрочем, лучше этого не говорить. И вообще хорошо бы сменить тему. Если узнаю о Терезе побольше, то смогу составить ее психологический портрет и, возможно, выясню, что она пыталась мне сообщить. А потом уже перейдем к Эйдану. Поймешь жертву – поймешь убийцу.

– Давайте сперва поговорим о Терезе, а затем об Эйдане. Может, на ваш взгляд, это немного странно, но так у нас работает виктимология.

Я несла полную чушь. Маркус, естественно, этого не знал.

Он пожал плечами.

– Как скажете.

Задавая вопросы, я отмечала не только что говорит Маркус Линч, но и как он это делает. Жесты, мимику, прочие невербальные знаки. Если уметь их считывать, они выдают, что человек чувствует на самом деле.

Сначала я задавала общие вопросы о том, какой была Тереза, потом перешла к более конкретным, которые помогли бы выяснить, что именно означали ее предсмертные слова.

– Ваша жена заводила недавно новые знакомства или, может, выдумывала какие-нибудь предлоги, чтобы встречаться с друзьями без вас?

Маркус покачал головой, немного стиснув при этом зубы – симптом, выдающий эмоциональное напряжение.

– Точно?

– Абсолютно. – Он поджал губы. – Я всегда спрашиваю свою жену, куда она идет и с кем встречается.

В том, что он говорил о ней в настоящем времени, не было ничего странного – я тоже частенько забывалась. Удивляло другое – то, как он сжимал кулаки. И сам факт того, что он требовал у жены отчета. Все вместе это свидетельствовало о жестком контроле с его стороны.

– Ваша супруга была верующей?

Маркус рассмеялся, но как-то глухо.

– Тереза была убежденной католичкой. Я-то сам к религии равнодушен, а вот она каждое воскресенье ходила на мессы и молилась перед сном с тех самых пор, как забеременела.

Первая часть фразы прозвучала с немалым оттенком презрения, однако стоило Маркусу заговорить про беременность, как голос его изменился. Я, может быть, и не обратила бы внимания, но он вдобавок в этот момент прищурился.

Когда человек щурится, это происходит бессознательно – чтобы не видеть неприятных ему образов. Мимическое движение длится не более одной восьмой доли секунды и, как правило, выражает исключительно негативные эмоции – например, злость или раздражение.

Выходит, Маркусу крайне неприятен тот факт, что супруга выносила ему сына?

Странно…

– А политикой она не увлекалась?

Маркус рассмеялся и качнул головой, снова расслабившись оттого, что сменили тему.

– Нет, она была ревностной патриоткой, как и я. Мы оба помнили, что творилось в стране в шестидесятые, в пору лейбористов.

– Может, у нее были какие-то другие заботы? Например, финансовые проблемы…

– Нет.

Маркус набычился, словно мой вопрос показался ему оскорбительным. Я поспешила сменить тему.

– Вы упоминали, что она работала…

– Да. Администратором в одной из строительных компаний в центре города.

– Как складывались ее отношения с коллегами?

– Ладили неплохо, хотя за пределами работы никогда не общались. Мы оба по натуре домоседы.

Интересно, это он так решил? Я задумалась, оглядывая комнату. Не только поведение выдает наш характер, но и обстановка в доме.

На книжной полке стояла Библия в кожаном переплете; видимо, недешевая. Ценное приобретение. Рядом примостилась фигурка Девы Марии, в рамке на стене висела фотография папы римского. Все указывало на то, что Маркус не врал, и Тереза была крайне набожна.

Обеденный стол у дальней стены рассчитан на шестерых, но стульев стояло всего два. Там же висело несколько картин – в основном гравюры с пейзажами. Леса. Поля с маками. Ни единой человеческой фигуры.

«Домоседы» – так, кажется, он сказал? Но почему? Почему Маркус не любит компанию? Отчего он сторонится людей?

Взгляд упал на каминную полку. Там стояли две фоторамки. Старый свадебный снимок в потускневшей серебряной оправе и студийная фотография ребенка в школьной форме. Ее почти не было видно за фарфоровой статуэткой кошки. Я встала, чтобы разглядеть снимок поближе.

– Можно? – указала на свадебное фото.

Маркус пожал плечами.

– Разумеется.

– Тереза была очень красивая.

– Да, она такая. – Он стиснул зубы.

Странно – я только что сделала его жене комплимент. Это должно было польстить ему, а не разозлить.

– А это кто? – Я указала на других участников свадебного торжества.

Маркус подошел, снял очки, чтобы протереть линзы краем свитера, снова водрузил их на нос и пригляделся.

– Мои родители. Погибли во Франции, разбились на машине. Это родители Терезы. Мать тоже умерла. От рака. Отец в доме престарелых. Жил с нами какое-то время после смерти жены. А вот сестра Терезы. Живет в Бате.

– А это, наверное, Эйдан, да? – Я вытащила вторую рамку из-за ее укрытия.

Маркус заметно ощерился.

– Да, – буркнул он, не глядя мне в глаза.

Любопытная реакция. И почему от сына осталась только одна фотография?..

Ребенок весело ухмылялся в объектив камеры. Он совершенно не был похож на отца. Симпатичный, явно общительный. В одном глазу виднелась странная отметина – словно зрачок растекся по радужке.