Елена Михалкова - Тот, кто ловит мотыльков

• Название: Тот, кто ловит мотыльков
• Автор: Елена Михалкова
• Жанр: Детектив
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-17-132913-6

Богатая женщина уходит ненадолго из своего дома в подмосковном поселке – и исчезает бесследно. Другая, живущая в глухой деревне, идет в лес – и не возвращается. О первой говорят, что она сбежала от нелюбимого мужа. О второй – что она заблудилась. Частным детективам предстоит выяснить, правда ли это. Что скрывают дома пропавших? Почему следы обеих обрываются так странно? О новом расследовании Макара Илюшина и Сергея Бабкина читайте в детективе Елены Михалковой «Тот, кто ловит мотыльков».

---

В сумерках приходил туман. И сейчас он сочился из сада, полз над травой – мутный, белесый, плотный. Казалось, за его клубами на траве должен оставаться липкий след, как за гигантским слизнем.

Маша постояла на крыльце, без всяких мыслей глядя на графитовые стволы яблонь, таявшие в молочной мути, развернулась и ушла в дом.

Полает и перестанет.

Гниловатые кухонные половицы пружинили под ней. Из-за этого Маше казалось, будто она очутилась внутри живого, подвижного организма. Вот-вот изба примется раскачиваться, готовясь выпустить из-под себя две согнутые морщинистые куриные лапы, а затем приподнимется, потянется – и припустит со всех ног в лес.

– Интересно, курятник с собой потащит? – вслух спросила Маша.

Налила в блюдечко молока из холодильника, поставила на пол у двери, покрошила в него печенье. Домовых задабриваем! Эдак и соль начнём сыпать вдоль порога. Что там еще? Мусор не выкидывать по воскресеньям. Полынным веником мести половицы. Хотя насчет веника мысль неплоха, блохи полынь не любят.

Она задернула шторы. Открыла ноутбук, разложила на столе исписанные от руки листы. К началу сентября у нее должны быть готовы черновики пяти глав. Она, собственно, ехала сюда в надежде спокойно поработать. И что же? Первую главу закончила вчера. Еще три – только в подстрочнике. И это к двадцатому августа! Зато обитатели птичника сыты и довольны. Потрясающая работа, Мария Анатольевна. А редактору вы предъявите куриц породы Ломан Браун.

Маша уткнулась в листы второй главы. Где и работать над чудесной английской сказкой о господине Кроте и его подземном доме, наполненном волшебными предметами, как не здесь, в Таволге, в глуши и тиши. Господин Крот не продает вещи. Он их обменивает. Маша любила такие истории. И иллюстрации прекрасны!

Кротовья нора глубока. Вход в нее задернут бархатной темнотой, таинственной, точно занавес в театре. По стенам норы – шкафы красного дерева. Художница заполнила все полки крошечными предметами, принадлежащими Кроту. Вот лампа, что освещает путь своему обладателю, даже когда её нет рядом. Чудесная шаль из трав: если закутаешься в неё, окажешься рыбкой на дне озера, а чтобы стать тем, кем ты был, придется сплести из водорослей новую. Зонтик, под которым всегда льет дождь из сладкого чая. «Чаепитие у Крота», – записала Маша. Сложный отрывок, сплошные игры слов и фразеологизмы. Вот с ними-то она и разберется…

В дверь постучали.

На крыльце стояла, сунув руки в карманы, Ксения в длинном светло-голубом платье, похожем на ночную рубашку. Точь-в-точь мотылек, сложивший крылышки.

– Здрасьте, теть Маш! Можно к вам?

Выйдет Ксеня из тумана, вынет ножик из кармана. Маша подозревала, что, если вывернуть карманы ее незваной гостьи, там найдутся предметы поинтереснее ножа. Может быть, кое-что удивило бы даже старого Крота из английской сказки.

– Привет! Заходи.

Ксения помедлила, слабо шевеля губами, словно читала краткую молитву, и перешагнула через порог.

– Опять будешь какао варить? – вслед ей спросила Маша.

– Ага!

«Можно было и не пускать, – подумала Маша, глядя, как девочка хозяйничает на кухне. – Но ведь обидится, чего доброго».

Обижать это странное дитя ей совершенно не хотелось.

Ксения достала пачку какао. Налила воды в чайник, умело зажгла газовую конфорку. «Сахар, сахар», – пробормотала еле слышно. Где хранятся сахар и специи, как и всё остальное, она знала лучше Маши и, как подозревала Маша, уж точно не хуже хозяйки.

– Почему Цыган каждый вечер лает? – спросила Маша.

– Бесы его дразнят, – спокойно ответила девочка.

Маша присела на стул в уголке. Бесы, конечно. Как она могла забыть.

– Жидковатые какие-то бесы, тебе не кажется? – Она наблюдала за движениями девочки. Никакой детской неуклюжести, и осанка прекрасная, словно занималась балетом, хотя откуда взяться в ее жизни балету. – Какой им прок в старой собаке?

– Так до нас-то им не добраться, – удивленно отозвалась Ксения. – Хотя до вас, может, и смогут. Вы святой водой дверь кропили?

Маша вздохнула.

– А окна?

Маша вздохнула еще раз.

– Вы как ребенок, теть Маш, – по-взрослому сказала девочка. – Ладно, я вам сама окроплю.

– Замечательно, – сказала Маша. – Святую воду ты где возьмешь? Священника вы прогнали, если я правильно помню.

Ксения пренебрежительно махнула рукой.

– Отец Симеон? Какой он священник! Бабушка говорит, он расстрига. Нечего ему тут делать.

– И церковь у вас в руинах.

– Пойдемте к Валентину Борисовичу сходим, – предложила Ксения так легко, словно продолжала разговор, хотя Валентин Борисович никакого отношения к церкви не имел.

– Не сегодня. Ксень, мне работать надо.

– Зря! Вы ему нравитесь! А как ваши курицы поживают?

– Одна, кажется, приболела, – задумчиво сказала Маша и спохватилась. – Только не вздумай ее ничем кропить!

– Дура я, что ли! С курицами по-другому надо. У вас куриный бог висит в курятнике?

Маша представила куриного бога и содрогнулась. Страшен куриный бог: клювами щелкает, гребешками колышет, кривыми желтыми когтями скрежещет по полу и кудахчет басом.

Она вспомнила птичник и сообразила, о чем говорит девочка.

– А-а, камешек с дыркой!

– А вы что подумали?

– Есть, не переживай. Прямо под потолком.

А она еще гадала, зачем Татьяна приладила там этот камень, довольно увесистый, надо сказать.

– Если висит, значит, все будет нормально, – заверила Ксения, отпивая какао. – Без него курицам хана. А с ним и воры не сунутся, и дохнуть не будут.

Маша уставилась на нее во все глаза.

– Ксеня, от вас тридцать километров до ближайшего подобия цивилизации, – раздельно сказала она. – По бездорожью. Через лес. Ты хоть раз видела в Таволге воров? Да их сюда ссылать можно, в наказание за грехи.

– Я много чего другого видела, – туманно отозвалась девочка. – А вот вы зря… это, как его… скептицизируете, – выговорила она по слогам.

– Не скептицизирую, а здравомыслю. Хочешь бутерброд?

– С колбасой?

– С сыром. Плавленым.

– С сыром не хочу, – отказалась Ксеня. – Опять у вас все не как у людей!

«Кто бы говорил».

– Кстати, ты так и не объяснила, откуда берёшь святую воду.

– Так с прошлого Крещения стоит, – удивилась Ксения. – У вас тоже наверняка есть, вы просто не искали.

– Вряд ли.

Маша хотела добавить, что хозяйка дома далека от религии, но вовремя спохватилась. Кому она собирается это объяснять? Десятилетнему ребенку? За тот год, что Муравьева провела в Таволге, многое могло поменяться. Это место, похоже, странно влияет на людей. Взять хоть Ксению…

Немочь бледная, а не девочка. Маша знала, что немочь – это малокровие, но бледная немочь представлялась ей живым существом, и существом исключительно болотным. Водилась немочь не в тех топях, где грязь, осока и мухоморы, а там, где вода черна и глубока, и вешками болезненных осин размечены ее контуры; где мох тянет жиденькие лапки к твоим следам, и упавшая ветка под ногой не трещит, а расползается беззвучно, как сгнившее тряпье.

Невероятно: ребенок все лето провел в деревне на свежем воздухе, но загар к ней так и не прилип. Кожа бледна и влажна, под глазами синева. Личико худое, заостренное, и глаза на нем большие, как у лемура.

– А что это вы на меня так смотрите? – спросила Ксения, облизывая ложку. – У вас, кстати, молоко убегает.

Маша отвернулась к плите – только чтобы убедиться, что ее разыгрывают, – а когда повернулась, за столом сидел самый обычный ребенок, по уши перемазавшийся в какао. И пальцы у нее были в какао, и щеки. Только бледно-голубое платье осталось чистым, словно его только что прополоскали и высушили.

«Она просто чрезвычайно аккуратная девочка».

– Очень вкусное какао! Спасибо, теть Маш!

«И воспитанная к тому же».

Маша взяла свою чашку и собиралась отпить, но Ксения встала, подошла к окну, прилипла к стеклу носом. А Маша прилипла взглядом к ее ногам.

– Ксеня, ты босиком ко мне пришла?

– Ага, – безмятежно отозвалась девочка.

– А почему у тебя подошвы чистые?

Ксения медленно обернулась и посмотрела на неё прозрачными глазами.

2

Таволга, день восьмой. Два часа дня. Надо бы работать, но вместо этого Маша набросила рубашку и вышла на улицу. Ни души… От Бутковых доносился пронзительный скрежет пилы. Она и этому визгливому пению сейчас была рада.

Пастораль, пастораль, кого хочешь выбирай.

А ведь именно такие ожидания у нее и были перед приездом. Дымок над крышами, березоньки, рощи золотые, бабушки возле колодцев, коровушки в полях – кудрявая провинция, пусть и не сусальная, но есенинская. «Изба-старуха челюстью порога жует тяжелый мякиш тишины».

Жует, ага, как же. Прожевала и выплюнула.

Небо оплывшее, побитое, в синяках туч, и воздух плотен, и собака смотрит из-под калитки тяжелым взглядом, как кондуктор на безбилетника. Захочешь сорвать цветок репейника над рваными лопухами, а он облеплен мелкими черными муравьями. Муравьи копошатся, собака не отводит взгляда, и кот щурится тебе вслед, словно ты слишком крупная крыса, которая ему не по зубам.