Татьяна Коростышевская - Уездный детектив. Незваный, но желанный

• Название: Уездный детектив. Незваный, но желанный
• Автор: Татьяна Коростышевская
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2021
• ISBN: 978-5-9922-3293-6

Зло никогда не спит, убийства в Крыжовене продолжаются. Казалось бы, дело о самоубийстве пристава раскрыто, но по ходу расследования вскрываются новые чудовищные обстоятельства. Кто главный злодей? Кто дергает за ниточки? Кто пытается водить за нос служителей закона? Распутывая одну за другой загадки уездного городка, Евангелина Попович не замечает, что сама движется навстречу смертельной опасности. Или все-таки замечает, но не может свернуть с пути, ведь на кону теперь стоит больше, чем служебный долг? Великий чародей Крестовский спешит на помощь барышне. Только пока непонятно, на помощь ли или прямо в заготовленную для него ловушку.

---

– Так полномочий не было и времени.

– И желания?

Смутившись, я покачала головой и вытерла руками мокрые щеки.

– Не сочла необходимым.

– Ты плачешь?

– Ага! – шмыгнула я носом. – От облегчения. Меня труп этот невероятно мучил, потому что Мишка его застрелил, и по закону дело против пацана открывать было надобно, а…

Через кабинет по воздуху поплыл ко мне белоснежный носовой платок, схватив его, я трубно высморкалась.

– Повезло, – сказал шеф. – Покойник ожил, и твой уездный Гаврош убийцей не стал.

– Перфектно. – Скомкав мокрый шелк, я затолкала его за манжету, не возвращать же владельцу. – И теперь Бобруйский от меня никуда не денется, прижму мерзавца с живым-то свидетелем.

– Не факт.

Я удивленно воззрилась на начальство.

– Лекарь что про арестанта говорит?

– Ничего. – Семен устало потер виски. – Буйный у нас арестант, к медицинским осмотрам не приспособленный.

Шефа повело, я едва успела подскочить, чтоб придержать за плечи.

– Чародеить пришлось изрядно, – признался он вполголоса, – не ко времени, три дня силу накапливал, чтоб в одночасье ее спустить.

– Чародеил? – Я подвела начальство к диванчику. – Против неклюда? Так ведь серебро только против них… никак не возможно колдовством…

Тяжело опустившись, Крестовский откинулся затылком на спинку дивана.

– Брось, Геля, ну какой из твоего Чикова неклюд? Это прочим штатским можно пока глаза замылить.

– Погоди! – незаметно перешла я на «ты». – Тогда что он вообще такое? Волков говорил, пуля в грудь вошла, да и по приметам на месте… Люди после таких ран не выживают.

Семен устало прикрыл глаза.

– Нет у меня ответа, пока нет. Поздно уже, домой ступай, выспись. Ты за неделю измотала себя изрядно, оттого и слабость. Завтра думать будем.

Возражения мои были проигнорированы. Пришлось исполнять. Федор отвез меня на Архиерейскую, где я, от души поревев, забылась усталым сном.

Бесплотным духом парил Григорий Ильич над ночным Крыжовенем, все успевал, все подмечал. Не зрением либо слухом, ибо слов для определения такого процесса даже не изобрели. Город казался ему из туманных пределов огромным гнойным фурункулом, созревшим и готовым лопнуть от малейшего нажатия. Клоака уездная, а в ней ярким огоньком рыжая красавица-сыскарка Евангелина, Геля… Эх, жаль, невозможно сейчас к ней под бочок подкатиться, он бы с превеликим удовольствием, не духом – во плоти утешил бы бедняжку, похвалил. Непросто ей приходится, ох непросто. Не по размерчику шапку надела надворная советница, не сдюжит. Гриня бы помог, он сейчас все знает, все ведает, и нет для него в мире нынче тайн. Да только забудет он при пробуждении всю мудрость, с чародейскими снами именно так все устроено. Проснется и не вспомнит ничего. Далеко внизу, в корявых отвратных домишках жители спали либо полуночничали, Волков слышал их всех одновременно, осязал и обонял все их мысли, сны, мечтания. Звуки были оранжевыми пузырями, лопающимися на поверхности гнойного варева.

«…жив-то, оказывается, Чиков… – булькнуло бесполым голосом. – На Гаврилу покажет… сыскарка столичная, фифа…»

Гриня расслабленно внимал.

«…поспешать придется… девица романтическая… не в лоб, пусть с загогулиной… чародей новый…»

Про Семена Аристарховича Волков и без голосов знал. Удачно Крестовский подле его тела нынче оказался, силы чародейские направил, Гриню, можно сказать, спас. Только благодарности к нему Григорий Ильич не испытывал. Ревности, впрочем, тоже. Его состояние полное бесчувствие предполагало. Та тень любопытства, что оставалась у него к Геле, уже была удивительна. Семушка… Так вот ты каков, загадочный жених. Хорош. Только ничего у тебя с дамою сердца не сладится, ты знаешь почему, и Гриня знает. Жаль, что потом забудет.

«…не опасно, – пузырились голоса, – сентиментальная барышня… слопает и не поперхнется…»

Какая скука! Мелкие человеческие делишки.

– Грегори! – разнеслось гулко и тревожно. – Грегори сын Илии, круг Мерлина призывает тебя!

Пауза заканчивалась, и дух мистера Волкава устремился на призыв.

Глава вторая, в коей происходит долгое прощание с уездным крыжовенем

В преступлении, учиненном несколькими лицами без предварительного их на то согласия, признаются… главными виновными: во-первых, распоряжавшие или управлявшие действиями других; во-вторых, приступившие к действиям прежде других при самом оных начале или же непосредственно совершившие преступление; участниками: во-первых, те, которые непосредственно помогали главным виновным в содеянии преступления; во-вторых, те, которые доставляли средства для содеяния преступления, или же старались устранить препятствия, к тому представлявшиеся.

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, 1845

Завтрак в доме на Архиерейской улице был ранним, но обильным.

– Ешь, – приговаривала хозяйка, – сил набирайся, они тебе пригодятся.

– Карты подсказали? – слабо улыбнулась я, без аппетита расправляясь с рассыпчатым манником. – Так они у вас не особо правдивы, то в мастях моего короля путаются, то с покойниками в счете.

– Это еще почему?

– Потому. – Я облизала ложку. – Троих посулили, а их два всего, даже один, Сергей Павлович-то живехонек.

– Значит, – смутилась Захария Митрофановна, – значит…

– Ничего!

– А вот мы сейчас посмотрим. – Гадалка раздвинула посуду, освобождая место на столе. – Разложим и поглядим. Сдвигай! Руки сперва оботри.

Воспользовавшись салфеткой, я сняла колоду.

– Ну! – Губешкина ткнула пальцем в картинку. – Сердца и кубки, и король. Это ты, это он, это валет с мечами, только…

– Минуточку, – перебила я, – мечи это пики, а валет ваш в крестах.

– Может, помер?

– А может, вы толкуете наобум?

Посопев в молчании и наградив меня недобрым взглядом, хозяйка вздохнула:

– Молодежь нынче пошла… А покойников все равно трое. Вот, вот и вот. Баба и два мужика, помоложе и постарше. Старший золоченый, видать, купец. Баба служивая при казенной отметине, а последний…

Я налила еще чашку чаю, отпила, поморщилась, и вовсе не от горячего.

– На нем какая отметина?

– Поганая. – Захария смешала карты и собрала их. – И ни словечка больше тебе, привереде, не скажу.

Отставив пустую чашку, я поднялась из-за стола.

– Простите великодушно, не стоило мне в таком тоне с вами беседовать.

– Да ладно, – отмахнулась хозяйка, – дело понятное, сердце твое не на месте, оттого и раздражаешься по пустякам.

– Не на месте.

– Полночи в подушку проревела.

Смутившись, я сделала вид, что рассматриваю слякотный пейзаж за окном.

– И вот что скажу: зря. И кручинишься зря, и думу черную думаешь. Прилетел к тебе сокол твой за сотни верст, это ли не радость?

«Вот нисколечко не радость. Странный прилетел, чужой, строгий. И говорить о том, что меня волнует, не стал. И как работать мне теперь прикажете? Нет, все, довольно. Немедленно все точки над «и» расставлю, еще до начала присутственного времени. Перехвачу Крестовского в отеле для беседы личного характера, порву с ним пристойно и, обновленной и строгой, начну с чистого листа. Решено!»

Губешкина за моею спиною продолжала:

– А ты бы, Гелюшка, придумала лучше, как суженому своему чужое обручальное колечко на пальце объяснить.

Быстро повернувшись, я поднесла руку к лицу.

– Колечко? Да это ведь просто фикция. Григорий Ильич его с меня по первой же просьбе снимет, только ото сна пробудится чародейского.

– Так прямо своему и скажи, достоверно получится.

– Это правда!

– И глазами точно так же сверкнуть не забудь, очень красиво получится, оскорбленная подозрениями добродетель. А про шуры-муры свои с «фикцией» кареглазой промолчи.

– Захария Митрофановна!

– Целовались, – загнула хозяйка палец, – люди видели, обнимались, страстными взглядами обменивались, Григорий Ильич тебя невестою в общество ввел.

– Для пользы дела. Это «легенда» у нас сыскарей называется.

– Как ни назови, хоть фикцией, хоть легендой, слухи уже пошли, не остановишь. Превосходительству столичному непременно донесли, не сомневайся, вот он и бесится от ревности, обижает тебя почем зря.

– Глупости! Семен Аристархович и ревность… это… Да они друг друга при встрече не узнают. А злится шеф за дело, потому что я задание не с блеском выполнила, а… без оного.

Гадалка сокрушенно вздохнула.

– Разберись уже, отдели зерна от плевел. Про задания твои сыскарские ничего не скажу, не понимаю, а в мужиках поболе сопливых суфражисток разбираюсь. Семушка твой мужик? Не красней, я риторически спросила. Мужик. Значит, собственник, как все они. Хочешь его успокоить, в любви своей заверь, верность посули.

– Как будто без слов непонятно?

– Тебе понятно, мне понятно, потому что обе бабы, а ему разложи по полочкам, без намеков. Эта порода намеков не понимает.