Антония Сьюзен Байетт - Живая вещь

• Название: Живая вещь
• Автор: Антония Сьюзен Байетт
• Жанр: Современная зарубежная литература
• ISBN: 978-5-389-20976-3

«Живая вещь» – это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, по-жалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удо-стоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый – после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, – ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия… Впервые на русском!

---

Маркус услышал, как сестра запела. Он замер на изломе лестницы, когда из кухни донеслись звуки пения, перемежаемые деловитым лязганьем кастрюль. «Со мной останься, Господи»[73] – вот что это было. Ничего иного, кроме гимнов, Поттеры не певали, в те редкие разы, когда случалось им открыть маломелодичные рты. Маркус даже и припомнить не смог, когда слышал в последний раз песню Стефани. Беззвучно сойдя по ступеням, он укрылся за спиной миссис Ортон, сидевшей в любимом пузатом кресле.

У Стефани сильно болела спина, она почему-то стала думать про боль от одного из трёх железных обручей, которыми оковал себе сердце верный Генрих в сказке братьев Гримм, но обруч никак не спадал[74]. Она продолжала петь, и голова у неё внезапно стала ясная и лёгкая. Она решила, что испечёт Дэниелу хлеб (давненько этого не делала). Конечно же, она читала в книге о выплеске адреналина в начале схваток, но почему-то сейчас не вспомнила, возможно, как раз из-за неожиданно ясной головы. Она нагнулась и вытащила формы для хлеба, потом взобралась на стул и потянулась за жестяной банкой с мукой. Железный обруч стянулся туже, она спустилась со стула, боль отпустила. Закончив «Со мной останься, Господи», она воодушевлённо завела «О Добрый свет, веди…»[75]. Маркус осторожно заглянул в кухню.

– «Я прежде не молил, – пела она, – о том, чтоб Ты повёл…» Маркус, ты что тут делаешь?

– Я слышу, ты поёшь…

– Ну и что же? Мне и петь у себя на кухне нельзя? Поможешь мне замесить тесто для хлеба?

– Ну, если ты не против… – Маркус бочком протиснулся в кухню.

– Приготовь закваску вон в той стеклянной миске. У меня что-то спина разболелась. Дрожжи возьми сухие, один маленький пакетик. Две чайные ложки морской соли, полпинты чуть тёплой воды… «Я прежде выбирал и видел сам мой путь… Но ты теперь… веди…» – негромко продолжила она второй куплет, насыпая муку в чашку весов; переведя дыхание, нагнулась за большой глиняной миской.

Маркус продолжал стоять над чайником, кажется задумавшись над смыслом слов «чуть тёплая».

– «Мне мил был пёстрый день, и, страх зажав в горсти, я шёл, премного горд. Мне те года прости…» – пела Стефани.

Тылом руки, выпачканной в муке, она провела по лбу. И тут её пронзила боль, чистая и громкая, как нота; от беспокоящего места в спине боль метнулась во все стороны, беспощадно и пронзительно, затем стихла. Стефани, почему-то сегодня небывало малочуткая к собственному состоянию, вновь глубоко передохнула и, поворотясь к горке муки в миске, сделала посередине аккуратное углубление. В щёки ей прыгнул румянец, глаза ярко потемнели – Маркус глянул на неё с опаской. Он чуял какое-то возмущение спокойствия, хотя и не умел понять, в чём дело. В его мире любое неспокойствие представляло опасность. Он стал размешивать дрожжи в воде, вдыхая кисловато-тревожный запах, снизу пошли пузырьки, будто под слоем грязи шевельнулось живое существо. Ну конечно, живое. Он ещё побаруздил в миске, там что-то вздохнуло…

– Выливай в муку, – сказала Стефани.

Голова к голове они склонились над миской, Стефани принялась более тщательно размешивать ножом, и вдруг её снова схватила боль, ещё отчётливее, так что она невольно вцепилась в край стола, и в этот раз она ещё почувствовала, как властно что-то потянуло внутри, мышцы вдруг начали сокращаться без её команды, даже без всякого позволения.

– Ой… – только и вымолвила Стефани, глядя в слепой растерянности на Маркуса, а тот уже отшатнулся. – Кажется… – сказала она неуверенно; Маркус отступил за плиту. – Да, кажется… – повторила она, боль ослабила хватку, и к ней мигом полностью вернулось самообладание.

На помощь Маркуса надежды мало. Она вышла из кухни. В кресле дремала миссис Ортон. Миссис Ортон была женщина. В течение нескольких последних месяцев история рождения Дэниела пересказывалась ею несколько раз, то была драма с одним-единственным действующим лицом, храброй страдалицей, немало претерпевшей от злых чиновников-мужчин и плохо знавших своё дело медсестёр. Сомневаясь, что миссис Ортон сумеет хоть чем-то пособить, Стефани всё же обратила и к ней это своё «Кажется…». Миссис Ортон воззрилась озадаченно и, судя по всему, готовилась завести очередной жалобный монолог…

– …Кажется, мне пора в больницу, – закончила наконец-то Стефани фразу, вполне разумным и безобидным образом.

Миссис Ортон, продолжая хранить на лице озадаченность, после некоторого раздумья заметила, вроде бы день не тот, Стефани обычно ходит в больницу в другие дни? Да, день не тот, ответила Стефани, но что делать, если уже схватывает. Миссис Ортон возразила (с крайним недоверием), что до срока ещё две с половиной недели, к тому же первый ребёнок всегда рождается с опозданием. Стефани (которой не раз доводилось такое мнение слышать) подумала: а может, и вправду какая-то ошибка… – и покорно шагнула обратно к кухонной двери. У многих женщин бывают обманные схватки, звучал ей вслед наставительный голос. Маркус в кухне имел вид устрашённый, беззвучно открыл рот ей навстречу и так же беззвучно, в отчаянии, закрыл. Тут Стефани опять схватило, да так сильно, что чуть не повалило с ног. Притулясь кое-как в дверному косяку, она стояла, переводя дыхание, ощупывая рукою свой твёрдый бок, который почему-то пополз кверху. И никаких ведь нет признаков, не начали даже воды отходить, с прежним неотзывчивым упорством вещала миссис Ортон из гостиной. Застряв между этими двоими людьми, Стефани почему-то испытывала ужасный стыд, словно ей пришлось раздеться догола. Ни с той, ни с другой стороны, однако, помощи не будет. Тяжело дыша, она дождалась, пока её отпустило, добралась до телефона и набрала 999. Едва она закончила – может быть, ещё называла адрес, – миссис Ортон снова завела нудную речь, на сей раз объясняя Стефани, что даже если это и не ложные схватки, то всё равно зря она так поспешила с вызовом «скорой помощи», до родов ещё много, много часов, и как ей там будет плохо, несчастно в покоях-то больничных, куда лучше было подождать, пока всё уже будет на мази…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

На русский язык нами переведён не латинский текст эпиграфа, взятого из «Церковной истории народа Англов» Беды Достопочтенного (книга 2, гл. XIII), но английская авторская версия этого эпиграфа, принадлежащая перу А. С. Байетт и помещённая автором под латынью: “Such”, he said, “o King, seems to me the present life of men on earth, in comparison with that time which to us is uncertain, as if when on a winter’s night you sit feasting with your ealdormen and thegns – a single sparrow should fly swiftly into the hall, and coming in at one door, fly out through another. Soon, from winter going back into winter, it is lost to your eyes”. (Здесь и далее примеч. перев.)

2

Тартарен – герой книги А. Доде «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона» (1872). Домье Оноре (1808–1879) – французский график, живописец и скульптор.

3

Из письма Тео Ван Гогу 18 сентября 1888 г. (Здесь и далее переводы отрывков из писем художника, а также их точные даты сверены с французскими и нидерландскими оригиналами по новейшему и самому авторитетному на настоящий момент изданию, авторизованному музеем художника в Амстердаме: http://www.vangoghletters.org.) Как указывают современные источники, Венера Арльская, виденная Ван Гогом в Арльском музее античности, на самом деле была гипсовой копией начала XIX в. Оригинал же, найденный при раскопках Античного театра в Арле в 1651 г., был подарен в 1684 г. Людовику XIV для его дворца в Версале. Говоря о Венере Лесбосской, художник, скорее всего, путает её с Венерой Милосской из Лувра, в Арльском музее в его время находилась лишь голова, причём некой другой Венеры.

4

Из письма Тео Ван Гогу, Арль, 26 сентября 1888 г.

5

В стиле знаменитого архитектора позднего Ренессанса Андреа Палладио (1508–1580).

6

У. Черчилль занимался живописью в качестве хобби.

7

Клод Моне. «Вид с мыса Антиб, ветер мистраль».

8

Анкета о литературной эволюции (1891).

9

Строки рождественского гимна, переведённого в Англии с латыни.

10

Из письма Йозефу Якобу Исааксону, 25 мая 1890 г.

11

Философское понятие, восходит к идеям английского публициста, историка и философа Томаса Карлейля (роман «Sartor Resartus. Жизнь и мысли герра Тойфельсдрека» (1831), книга 3, гл. VIII); относится к явлениям сверхъестественного и чудесного, подспудно присутствующим в естественном и обыденном.