Кристофер Сэнсом - Мертвая земля

• Название: Мертвая земля
• Автор: Кристофер Сэнсом
• Жанр: Зарубежные детективы
• ISBN: 978-5-389-20989-3

Англия, 1549 год. После смерти Генриха VIII сыщик-адвокат Мэтью Шардлейк поступает на службу к младшей дочери почившего короля, юной Елизавете Тюдор, которая даже не подозревает, что в один прекрасный день ей предстоит стать королевой Англии. Наконец-то Шардлейк, уже немолодой и порядком уставший от придворных интриг, может вздохнуть свободно. Однако наслаждаться спокойной жизнью ему суждено недолго: Елизавета просит его поехать в Норидж и помочь Джону Болейну, дальнему родственнику своей покойной матери, которого обвиняют в злодейском убийстве жены. Мэтью отправляется в путь, ничуть не догадываясь, что ему суждено стать свидетелем роковых для королевства событий… В мире литературных героев и в сознании сегодняшнего читателя образ Мэтью Шардлейка занимает почетное место в ряду с такими известными персонажами, как Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, Ниро Вулф и комиссар Мегрэ. Впервые на русском!

---

Два месяца назад он приобрел крепкого молодого мерина, потратив, как я подозревал, на эту покупку все свои сбережения. Мгновение поколебавшись, Николас пристально посмотрел на меня и спросил:

– Сэр, вас тревожит только необходимость совершить долгий переезд верхом?

– Не вижу других причин для беспокойства. Более того, я рад возможности сменить обстановку. Мне необходимо время от времени давать своим мозгам серьезную работу, иначе они начинают ржаветь. – Пальцы мои непроизвольно сжались в кулак. – Так что, несмотря на жуткие подробности преступления, я уже предвкушаю расследование.

– Возможно, нам предстоит иметь дело с убийцей.

– Ну да, для начала побеседуем с Джоном Болейном, – кивнул я.

– А если убийца не он?

– Тогда мы постараемся открыть правду, и тебе надлежит внимательно следить, чтобы какой-нибудь злоумышленник не огрел меня молотком по голове, – усмехнулся я. Взглянув на Овертона, я добавил более серьезным тоном: – Если, конечно, ты не боишься впутываться в подобную передрягу.

– Вы же знаете, я не робкого десятка. К тому же большая политика тут ни при чем. Значит, нам не придется сталкиваться с государственными мужами, способными прихлопнуть человека как муху.

– Поверь, я искренне сожалею, что по моей милости тебе довелось познакомиться с подобными людьми слишком близко. Однако на сей раз влезать в политические игры у нас нет необходимости, хотя мы и действуем в интересах леди Елизаветы. Надо сказать, в настоящий момент она не играет особенно важной роли на политической сцене.

– Не следует забывать, что земельные тяжбы порой тоже приводят к самым жестоким последствиям, – заметил Николас.

– Это точно. Нам, законникам, земельные тяжбы дают возможность заработать на хлеб с маслом. Но далеко не все землевладельцы стремятся разрешить свои споры законным путем. По словам Пэрри, Болейн и его сосед отнюдь не стремились договориться мирно.

Николас взял с тарелки кусок хлеба и принялся вертеть его в своих длинных пальцах. На лице юноши застыло задумчивое и печальное выражение.

– Мой отец… – начал он и тут же осекся.

– Так что же?

– Пять лет назад у него тоже возник спор с соседом. Как и отец, тот обладал правом пасти овец на общинных землях. Так вот, мой батюшка – а надо сказать, что зачинщиком был именно он, – начал его теснить. Овец-то много, лугов на всех не хватает. Тогда сосед обратился в суд. Но мой папаша дал судье на лапу, и тот подтвердил, что пастбище огорожено на законных основаниях.

– Сосед мог обратиться в высшие инстанции и оспорить это решение…

– Сами знаете, на это ушло бы пропасть времени. А овцы не могут ждать, им надо пастись каждый день. Тогда сосед вместе с бедными арендаторами, которых отец тоже потеснил, прогнали наше стадо прочь. Сказали, если мы вновь сунемся туда со своими овцами, они переколотят их дубинками. Папаша хотел было нанять нескольких головорезов, чтобы разобраться с ними, но тут вмешался местный мировой судья. Он возбудил дело против отца и заявил, что не допустит подобных стычек в своем округе. – Меж бровей Николаса залегли глубокие складки. – Отец сразу сбавил обороты. Он бывает очень жесток, но ссориться с мировым судьей в его планы никак не входило. – Ник невесело усмехнулся и стряхнул с пальцев прилипшие хлебные крошки.

Мне впервые пришло в голову, что моему молодому другу выпала нелегкая участь – быть единственным сыном жестокосердного человека, думающего только о своей выгоде.

– Папаша, как вы понимаете, был в ярости, – продолжал Овертон. – Без конца твердил, что его вынудили уступить жалкому деревенскому сброду, а это унизительно для его чести.

– Ну, положим, честь тут ни при чем, – вставил я.

– Вот именно. Честь – это благородное поведение, достойные отношения между джентльменами и признание разумных порядков, существующих в обществе. Но в одном отец прав: нашему соседу не следовало опускаться до того, чтобы якшаться с простолюдинами и привлекать их на свою сторону.

– Из твоего рассказа я понял, что бедные арендаторы защищали не столько соседа-помещика, сколько свои собственные интересы, которые тоже были ущемлены, – заметил я.

– Да, у этих людей есть определенные права, но они должны знать свое место, – опустив голову, проронил Николас. – Впрочем, все эти стычки уже в прошлом.

– Полагаю, в Норфолке нам вновь придется с головой окунуться в земельные споры.

– Но по крайней мере, я буду смотреть на них исключительно с точки зрения закона. – И Николас разразился смехом, слишком горьким для столь молодого человека. Сполоснув руки в чаше с водой, стоявшей на столе, он вытер их салфеткой и заключил: – Думаю, мне лучше отправиться спать. Завтра нас ожидает трудный день.

Когда я вышел из трактира на воздух, показавшийся мне удивительно прозрачным и свежим, было еще светло. Деревня Ветстоун состояла всего из нескольких домов, разбросанных вдоль дороги, да еще старой церкви. Двери церкви были открыты, и я отправился туда, отворил калитку, ведущую на церковное кладбище, и прошел между могилами.

Войдя в церковь, я увидел какого-то человека, белившего одну из стен; фигуры ангелов в ярких одеяниях исчезали под слоем извести. Все прочие стены были уже побелены. Согласно предписанию архиепископа Кранмера, витражи, прежде украшавшие окна, были заменены простыми стеклами. Иконостас исчез, алтарь стоял открытым. На одной из стен готическим шрифтом были выведены Десять заповедей; статуи и картины уступили место Слову Божию, хотя прихожане в большинстве своем наверняка были неграмотными.

Усевшись в одно из кресел, предназначенных для пожилых прихожан, я принялся наблюдать за работой маляра. Мне вспомнилось, с каким пылом я в молодые годы выступал против мертвящей обрядности и чрезмерной пышности католической церкви. Но я помнил также, как в детстве, проведенном в деревне, в серые и унылые зимние месяцы я по воскресеньям входил в церковь и сердце мое замирало от радости при виде окружавшей меня красоты. Яркие, красочные настенные росписи, запах ладана, благозвучное пение – настоящее пиршество для всех органов чувств. Даже непонятные латинские тексты внушали мне благоговейный трепет. Что ж, став взрослым, я сам утверждал, что вся эта мишура лишь отдаляет от истинной веры. Я получил, что хотел, и ныне церковь кажется мне холодной, безрадостной и унылой.

Маляр закончил свою работу и принялся мыть кисти в ведре с водой. Увидев меня, он подпрыгнул от неожиданности, сдернул с головы шапку и низко поклонился. Как видно, моя черная мантия внушила ему уважение.

– Простите, сэр, я вас не заметил, – пробормотал он, приближаясь.

На вид ему было лет пятьдесят, лицо изборождено морщинами и запачкано краской.

– Вы работаете допоздна, приятель, – заметил я с улыбкой.

– Да, – кивнул он. – И завтра придется начинать ни свет ни заря. Наш новый викарий хочет, чтобы к воскресенью все было готово. В воскресенье он первый раз будет служить по новой книге.

– Вы проделали большую работу.

– Надо признать, мне за нее неплохо платят, хотя… – Маляр осекся и устремил на меня взгляд светло-голубых глаз. Первое смущение прошло, и теперь он не испытывал ни малейшей неловкости, разговаривая с джентльменом. – В некотором смысле мне платят моими собственными деньгами. Точнее, деньгами моих предков.

– Это как же?

– Видите ли, за эту работу платят из церковного фонда. Ну то есть из тех денег, которые мы получили, продав старинное серебро – после того, как нам строго-настрого приказали убрать его из церкви прочь. Был здесь один серебряный подсвечник, резной, ужас до чего красивый. Когда-то его подарил церкви мой прадед, с тем условием, чтобы в подсвечнике вечно горела свеча за упокой его души. – Работник окинул взглядом пустые ниши, а потом, словно спохватившись, понурил голову и пробормотал: – Я знаю, мы должны выполнять приказы короля Эдуарда столь же неукоснительно, как и приказы покойного короля Генриха. Простите, если мои слова показались вам дерзкими.

– Перемены зачастую даются нам нелегко, – вполголоса произнес я.

– У вас какое-то дело к нашему викарию, сэр?

Мой собеседник явно был обеспокоен тем, что пустился в излишнюю откровенность.

– Нет, я всего лишь путешественник, которому захотелось осмотреть церковь.

Во взгляде маляра вспыхнуло откровенное облегчение.

– Простите, сэр, но я должен запереть ее на ночь.

Я послушно вышел наружу. Шум, произведенный закрываемой дверью, отдался внутри гулким эхом.

Возвращаться на постоялый двор у меня не было ни малейшего желания; увидев на церковном дворе деревянную скамью, я опустился на нее, чтобы полюбоваться закатом. Наверняка старый король Генрих не одобрил бы того, что творится сейчас, размышлял я. Но вся власть в государстве ныне принадлежит герцогу Сомерсету и архиепископу Кранмеру, а они увлекают Англию по пути континентальных религиозных радикалов, подобных Цвингли и Кальвину. Хотя, разумеется, у нынешних реформ было немало сторонников, особенно в Лондоне, где в некоторых церквях алтарь был заменен простым столом. К тому же в течение последних шестнадцати лет все религиозные реформы проводились по решению властей, и одобрение народа никого не волновало. Мне вспомнилась тревога, вспыхнувшая в глазах маляра после того, как он рассказал мне про подсвечник. Мой бывший помощник Джек Барак, неисправимый циник, с равным пренебрежением относился и к церковным консерваторам, и к радикалам. «Катились бы они все к дьяволу», – заявил он, когда пару недель назад мы встретились, чтобы пропустить по стаканчику; для этого мы выбрали таверну поблизости от Тауэра, где нам вряд ли встретились бы знакомые его жены Тамазин.