Михаил Фишман - Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом

• Название: Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом
• Автор: Михаил Фишман
• Жанр: Биографии
• Год: 2022
• ISBN: 978-5-17-133048-4

“Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом” – политическая биография Бориса Немцова, написанная журналистом Михаилом Фишманом. Немцов пришел в общественную жизнь в конце 80-х годов, в разгар горбачевской перестройки, в 90-х стал губернатором Нижегородской области, сделал стремительную карьеру, и одно время Ельцин видел в нем своего преемника. В нулевых он перешел в оппозицию к власти, а 27 февраля 2015 года был убит на Большом Москворецком мосту напротив Кремля. Немцов стал участником и свидетелем всех важнейших событий новейшей российской истории – от первых свободных выборов и путча 1991 года до митингов на Болотной площади в 2011–2012 годах и присоединения Крыма в 2014-м. Построенная на сотнях интервью, а также архивных данных и мемуарах, эта книга – путешествие по российской истории последних тридцати лет. Проходя вместе с Немцовым все основные вехи недавнего прошлого страны, автор ищет ответ на вопрос: как и почему Россия потеряла обретенную ею свободу.

---

“Ельцин спросил: – С какой задачей вы прибыли? Я доложил: – Силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного совета. Президент уточнил: – По чьему приказу? Я ответил коротко: – По приказу командующего ВДВ генерал-лейтенанта Грачева. – От кого охранять и оборонять? Поскольку мне самому этот вопрос был неясен, я объяснил уклончиво: – От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового” 10.

На самом деле к этому моменту Ельцин уже перехватил инициативу, а ГКЧП потерпел, может быть, свое главное – моральное – поражение. Беспрепятственно добравшись до Белого дома, Ельцин еще утром превратил его в штаб сопротивления, а в полдень зачитал с брони стоящего перед Белым домом танка обращение к гражданам России – то самое, что было написано от руки еще в Архангельском. Эта сцена и эти слова стали его звездным часом и навсегда вошли в историю: “В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный президент страны, – говорил Ельцин. – Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым реакционным антиконституционным переворотом”. Речь Ельцина сначала услышали сотни собравшихся вокруг людей. Затем ее стали печатать, размножать на ксероксах и развешивать по Москве. Возведение баррикад продолжилось с удвоенной силой. Впервые советская власть натолкнулась на сопротивление народа в самом центре столицы, и впервые у народа был лидер. “Пожалуй, никогда знаменитая воля Ельцина не помогала ему так, как в эти часы, – писали про этот момент будущие помощники российского президента в своей книге «Эпоха Ельцина». – Его активность и решительность оказали деморализующее воздействие не только на ГКЧП, но и на рядовых исполнителей” 11.

Однако про выступление Ельцина поначалу что-то слышали лишь в центре Москвы – остальной России по-прежнему по телевизору показывали “Лебединое озеро” и зачитывали пресс-релизы ГКЧП. Поэтому второй важнейшей символической победой над заговорщиками стал простой вопрос, который уже ближе к вечеру задала членам ГКЧП на пресс-конференции – на этот раз на всю страну, потому что пресс-конференцию транслировало телевидение, – 24-летняя журналистка “Независимой газеты” Татьяна Малкина: “Понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот, и какое из сравнений вам кажется более корректным – с 1917-м или с 1964 годом (в 1964 году в результате заговора в Политбюро был отстранен от власти глава государства Никита Хрущев. – М. Ф.)?”

Как и на большинство остальных, на этот вопрос пришлось отвечать хедлайнеру пресс-конференции Геннадию Янаеву. Причем сам Янаев о путче и о своей роли в нем узнал только накануне вечером, когда Крючков позвонил ему и вызвал в Кремль. Вице-президент СССР, формально второе лицо в государственной иерархии, не рискнул ослушаться председателя КГБ. Указ о возложении на него президентских полномочий “в связи с болезнью Горбачева” готовился без него, да и подписывать его он не хотел: еще бы, несколькими часами ранее он лично звонил Горбачеву, чтобы на следующий день встретить его в аэропорту, и прекрасно знал, что президент совершенно здоров. Но заговорщики надавили на Янаева – он с ними в одной лодке, – и Янаев сдался. Теперь, на следующий день, он невнятно, почти бормоча, отвечал журналистке Малкиной, но его слова не имели значения. Важен был сам вопрос, немыслимый в том мире, к которому принадлежали ГКЧП и КГБ, и мгновенно снявший с власти, как в сказке про голого короля, весь ее победный лоск. А слегка дрожащие руки Янаева, которые тоже увидела вся страна, органично дополнили эту картину.

Дорога в будущее

Немцов провел в здании Верховного совета все три дня. Раиса каждый день ездила к Белому дому, а иногда ему удавалось позвонить оттуда в гостиницу. В самом Белом доме быстро наладилась своя жизнь. Каждый был чем-то занят. Депутаты звонили в свои регионы, пытаясь узнать, что происходит, передать новости из Москвы и поднять людей против ГКЧП. Этим занимался и Немцов. В стране была введена цензура, демократическая пресса была закрыта, и в Белом доме даже появилась своя радиостанция, которая вещала внутри здания и для людей на площади, а у микрофона сидели самые известные журналисты того времени – Бэлла Куркова и Александр Любимов. “Нам очень нужны были новости из регионов, – вспоминает Любимов. – Мы имитировали, что нас поддерживает вся страна. И Немцов приходил и рассказывал, что происходит в Нижнем Новгороде” 12.

Страна действительно замерла в ожидании, кто выйдет победителем из противостояния в Москве. В крупных городах люди вышли на улицы, но кроме Москвы события развивались бурно только в Петербурге, где новый мэр и один из ведущих демократических политиков страны Анатолий Собчак призвал сопротивляться ГКЧП. А основной сценой борьбы с путчем стал небольшой пятачок в Москве – площадь у Белого дома и несколько кварталов вокруг.

Ночь с 19 на 20 августа прошла спокойно. “Демократическая Россия” решила звать всех на митинг к Белому дому. Ельцин сначала был против: опасался задержаний, кровопролития, но потом дал добро. Одновременно мэр Москвы Гавриил Попов хотел провести демократический митинг у здания Моссовета. “Мы стали звать людей и к Белому дому, и к Моссовету, – вспоминает правозащитник Лев Пономарев[10], тогда один из лидеров «Демократической России». – И решили, что я пойду к Моссовету и приведу оттуда людей к Белому дому. Так и сделали. Мало того что ГКЧП бездействовал – нас сопровождала милиция с мигалками!” 13 Это был, возможно, самый важный митинг в российской истории. Если 19 августа у Белого дома собрались максимум несколько тысяч человек, то на следующий день это были уже 150–200 тысяч! “Больше всего меня тогда потрясла толпа, – вспоминает Сергей Шахрай, – потрясло, как люди собрались и закрыли собой Белый дом. Это все расставило по местам: значит, мы делаем верное дело. Это был не просто митинг для митинга. Это был митинг, внутри которого стояло здание Верховного совета. Он окружил живым щитом символ демократии – Белый дом. При том, что все понимали: Белый дом защитить нельзя; никакое живое кольцо не поможет при силовой операции” 14.

Это был даже не митинг, а безоружное народное ополчение: люди подходили и подходили, вставали в ряды. Кто-то привозил им бутерброды, кто-то чай, кто-то бумагу для ксерокса, чтобы печатать воззвания и листовки. Пришедшие к Белому дому люди были готовы ко всему. Некоторые депутаты, в свою очередь, вышли на улицу и пошли разговаривать с военными. Немцов с Аксючицем пошли на Манежную площадь. Там, за кордоном, стояла дивизия спецназа, танки и бэтээры. “Показав удостоверения, мы прошли через кордоны, ходили от танка к танку и вели задушевные разговоры с этим пацанами, – вспоминает Аксючиц, – мы им говорили: ведь вы будете стрелять в своих братьев, сестер, отцов” 15.

А в это время в кабинете заместителя министра обороны СССР Владислава Ачалова шло совещание: когда и как штурмовать Белый дом. Крючков хотел назначить штурм на 4 часа утра. На это совещание вызвали и генерала Лебедя. Лебедь доложил, что у Белого дома стоят 100 тысяч человек и любая силовая операция закончится массовым кровопролитием. При этом по требованию Ачалова он даже нарисовал карандашом что-то похожее на план атаки. С точки зрения военной науки план был откровенной халтурой, но главное, он сам собой как будто растворился в воздухе: военные смотрели на этот план, кивали – и ничего не происходило. Никто не хотел брать на себя ответственность. “ГКЧП стал заложником разобщенности, нерешительности и принципа коллективной ответственности”, – пишет Игнац Лозо 16.

В самом начале путча Крючков по малодушию совершил ошибку: он рассчитывал договориться с Ельциным и не отдал приказа о его аресте. А на второй день было уже поздно: ГКЧП потерял инициативу. Весь мир ловил каждое слово Ельцина. Даже введенная заговорщиками цензура давала сбои: например, в программе “Время”, главных вечерних новостях Первого канала, вышел длинный сюжет про оборону Белого дома. Огромный митинг перед Белым домом парализовал волю военных. Крючков перекладывал решения на них, но они бездействовали. “Все перекидывалось на военных, передавалось в их руки, причем устно, без четких указаний и направления официальных документов, – вспоминал потом Ачалов. – Получилось так, что каждый был сам за себя” 17.

Вечером 20 августа на последнем совещании ГКЧП Крючков и министр внутренних дел Борис Пуго снова предложили разогнать людей, собравшихся перед Белым домом, и перевести Ельцина под домашний арест, но эта идея тоже повисла в воздухе. Никаких решений заговорщики опять не приняли. В итоге дело ограничилось введением в Москве комендантского часа. Министр обороны Язов с самого начала был против применения силы. Он распорядился ввести ночное патрулирование города, причем военные получили приказ не стрелять и не реагировать на провокации. Проблема была в том, что в демократическом лагере про этот приказ никто ничего не знал. Наоборот, слухи, что будет штурм, весь вечер просачивались в Белый дом, и все готовились к штурму.