Анна Берсенева - Сети Вероники

• Название: Сети Вероники
• Автор: Анна Берсенева
• Жанр: Современная русская литература
• ISBN: 978-5-17-147638-0

Родные люди, давно исчезнувшие во мраке времени, влияют на нас гораздо больше, чем мы считаем. Правда, думать о таких отвлеченных вещах тридцатилетняя Алеся не успевает. Она приезжает в Москву из городка на Полесье, работает медсестрой в больнице, у нее едва хватает сил, чтобы содержать оставшуюся дома семью. Но прошлое проступает в Алесином характере, а значит, и в каждом поступке. Даже выбор профессии не случаен – ее прабабушка Вероника стала медицинской сестрой в годы Первой мировой войны. Юной Веронике была присуща ясность ума и жизненных правил. Они и определили главный выбор, который она сделала в своей жизни, полной опасностей, отмеченной большой любовью. Перед жестким выбором оказывается и Алеся в яркой, суровой и ошеломляющей возможностями современной Москве.

---

– После учебы туда вернетесь?

– Буду проситься. Но куда получится, конечно.

– А в Минске не думаете остаться?

– В Минск меня вряд ли распределят.

Она взяла из вазочки клюкву в сахаре.

– А что у вас в Полесье готовят на десерт? – спросил Борис Платонович.

При этом он тряхнул головой, отгоняя горестные мысли. Что мысли у него горестные, Алеся поняла по тому, как болезненно сощурились его глаза.

– На десерт… – Она слегка растерялась. – А!.. В Багничах кулагу варят.

– Что такое кулага?

В его глазах мелькнул интерес. Горестное выражение исчезло.

– Это из ягод. Все ягоды берут – чернику, бруснику, калину. Рябину тоже можно, – вспомнила она. – Муки немножко добавляют, меду. И разваривают.

– И что получается?

– Что-то вроде киселя.

Алесе вдруг показалось, что очень глупо говорить про какую-то кулагу. Он же не знает, как она ее любила в детстве, целую миску могла съесть, когда к бабушке приезжала. А рассказать ему об этом она не сумеет.

Но Борис Платонович улыбнулся так, будто и без ее слов все это понял.

– Когда вы говорите о простых и милых вещах, меня это не ранит, – сказал он.

– А почему должно ранить? – не поняла Алеся.

– Вчера одноклассницу встретил, – сказал он вместо ответа. – Мы с ней в школе очень дружили. Понимаю, что дружбы между мальчиком и девочкой не бывает, но у нас была. Собственно, не только с ней – мы целой компанией дружили. И часто домой к ней заходили после уроков. Я в четвертой школе учился.

«Наверное, это в Минске известная школа, – подумала Алеся. – С уклоном каким-нибудь».

– Четвертая школа на Красноармейской, угол Кирова, – сказал Борис Платонович. – А Оля жила на улице Ленина, это рядом. Отец ее был профессор мединститута и на меня, помню, еще в третьем классе произвел такое сильное впечатление, что я уже тогда на врача захотел учиться. Такой он был спокойный и умный человек. Квартира у них была профессорская, еще его родителей. Очень респектабельная – мебель из карельской березы, часы с боем. Я такого ни у кого не видел, хотя школа у нас была, как теперь говорят, элитная. Мы в Олиной комнате всей компанией располагались, уроки вместе делали… О Канте разговаривали – я в десятом классе очень им увлекся и всей компании его учение страстно излагал. Отец Олин любил с нами посидеть, иногда мама заглядывала. Она эффектная была, эмоциональная, гораздо его моложе, приходила в каком-то экстравагантном пеньюаре… В общем, это было лучшее воспоминание моего детства.

– А потом? – чуть слышно спросила Алеся. – Потом вы поссорились?

– Почему поссорились?

– Вы же говорите, это воспоминание не есть, а было.

– Не поссорились, а просто жизнь развела. Так бывает. Чаще всего так и бывает. Новая учеба, новая жизнь, это всех разводит по своим дорожкам. Тем более когда медицине учишься, немного остается времени на постороннее общение. Да вы и сами знаете. – Алеся кивнула. – А неделю назад Оля ко мне на работу зашла, – сказал Борис Платонович. – Я ее много лет не видел и с трудом узнал.

«Странно все-таки, – подумала Алеся. – Он хоть и не очень молодой, но и не старый еще. Неужели его одноклассница так постарела, что узнать нельзя?»

– Она больна, – словно расслышав ее мысли, сказал Борис Платонович. – Психика абсолютно расстроена, глаза уплывают, мутные совершенно. Живет в основном по больницам, иногда выходит, пытается куда-то устроиться, но куда в таком состоянии? К нам даже санитаркой взять не могу. Стал у одноклассников узнавать… Оказалось, как только в университет поступила, на первом же курсе вдруг любовь. К какому-то… Из тюрьмы вышел, еще и алкоголик. Забеременела, родила. Учебу пришлось бросить. Обычная в общем-то история, с любой чувствительной домашней девочкой может такое случиться.

– А родители? Неужели не помогли?

– В том все и дело. Мамаша ее как раз в то время нашла себе молодого любовника, отцу устроила развод с разделом имущества. Квартиру профессорскую пришлось продать. У них еще младший сын был, и мамаша вместе с ним почти все себе отсудила. Отец куда-то на окраину переехал, в Шабаны, кажется, а Оля к своему, с позволения сказать, мужу. Тот ее начал бить и вскоре выгнал, как и следовало ожидать. Она с дочкой пришла к отцу – мать сказала, что сама виновата, надо было думать, от кого рожаешь. Вот так. Раздавила ее жизнь.

– И что же теперь с ее дочкой? – растерянно спросила Алеся.

– Отец Олин ее воспитывал, пока мог. Потом умер. Оля в психо-неврологическом интернате. Мать сказала, внучку с такой наследственностью на себя не взвалит. Брат за границей где-то. Девочку в детдом отдали, там и выросла. Что с ней теперь, неизвестно. Оля вчера меня у больницы ждала – попросила денег. Я дал, конечно. Но… Страшно все это, Алеся. Была семья, жизнь, радость, Оля стихи любила, в тетрадку выписывала – и всё в прах. Как не было. Я человек не очень эмоциональный, но из головы это не идет. Спасибо вам, – сказал он.

– Да за что же? – воскликнула Алеся.

– Чудесно действуют ваши глаза. – Борис Платонович улыбнулся. – Как в озеро нырнул. Много у вас в Полесье озер?

Алеся кивнула. Она не знала, что сказать, так жалко ей было и ту несчастную Олю, и… Да, Бориса Платоновича очень было жалко. Не удивительно, что печаль у него в глазах, раз он так сильно все переживает.

– Ну, пойду, – сказал он. – Хорошо, что вас встретил.

Борис Платонович взял Алесю за руку, пожал ее быстро и ласково. И вышел из кафе. Алеся перевела взгляд на тарелку с колдунами. Как это они лежат такие… прежние, нисколько не переменились? Как будто нет той жизни, которую она увидела в глазах Бориса Платоновича.

Но в ней, в ней самой переменилось все. Это произошло так неожиданно, что она не умела это объяснить, только чувствовала. И знала, что прежней ей уже не быть.

Глава 4

Ресторан «Встреча в Москве» Алесе не понравился. Вернее, еда-то понравилась, но она не так сильно любила поесть, чтобы очень уж этому радоваться.

Правда, говорить об этом Виталику она не стала. Он был неплохой человек, занимался программным обеспечением и однажды помог Алесе, когда в ее дежурство на сестринском посту намертво завис компьютер. Она была ему за ту помощь благодарна, так и сказала, а через неделю поняла, что Виталик заходит в отделение терапии как-то чаще, чем раньше, и каждый раз заглядывает к ней в сестринскую или на пост.

Так что его приглашению в ресторан на ВДНХ она не удивилась. И почему же не пойти? Пошла.

В меню было написано, что «Встреча в Москве» возвращает в советское время и представляет кухни народов СССР. Были здесь в самом деле и чебуреки, и украинский борщ, и хинкали, и драники. Виталик почему-то думал, что Алесе именно драников захочется, но она выбрала мурманскую рыбу, объяснив:

– Драников я и дома могу нажарить.

– А ты умеешь? – поинтересовался Виталик.

– Да что там уметь? – улыбнулась Алеся.

Он выглядел погруженным в себя, а когда достал айфон, чтобы проверить звякнувшее сообщение, то по быстрому и радостному выражению его глаз Алеся поняла, как сильно ему хочется поскорее вернуться к своей привычной жизни, которая проходит в виртуальном пространстве и в выходе в реальность нисколько не нуждается. Но ведь все айтишники такие, и ресторан не понравился ей, наверное, не поэтому.

– А потому, что вы чувствуете фальшь, – сказал Игорь Павлович, когда Алеся мельком упомянула, что ела вчера мурманскую рыбу с кус-кусом.

Он спросил, где она это ела, и пришлось рассказать про «Встречу в Москве». Оказалось, он этот ресторан знает.

– Какую фальшь? – не поняла Алеся.

– Фальшь самого посыла – вот такие, товарищи, замечательные были советские рестораны, вот такая в советские времена была прекрасная еда.

– А разве не так? Салат оливье точно был. И чебуреки тоже были.

Он поморщился.

– Не были тоже, а назывались так же. Чебуреки, которые тогда продавались на ВДНХ, не имеют ничего общего с теми, которые подают в этой «Встрече в Москве». Вы тех чебуреков в силу своей молодости просто не ели – на вас и расчет. И интерьеры, которые там выдают за советские, тоже фальшивая декорация, больше ничего. Обман, и не такой уж безобидный. Даже гнусный, я бы сказал.

Алеся вспомнила, что внутри в самом деле было много каких-то предметов из советских времен, вроде радиоприемника с колесиком, и стоял автомат с газировкой, в котором граненые стаканы были как у бабушки в деревне, и на стенах висели плакаты с широко улыбающимися женщинами в юбках колокольчиками. Но ведь в любом кафе все делается в одном каком-нибудь стиле, ничего в этом нет особенного.

– Почему же обман, да еще гнусный? – удивленно спросила она.

– Потому что в молодые головы всеми способами вливается мысль, что при советской власти было прекрасно. И набитые отличным мясом чебуреки на эту лживую максиму работают. В советские годы чебуреки были набиты жилами, хорошо если хотя бы не тухлыми. – И прежде чем она как-то отозвалась на его слова, Игорь Павлович спросил: – Алеся, вы подумали над моим предложением?