Борис Акунин - Медвежатница

• Название: Медвежатница
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: Современная русская литература
• Год: 2022
• ISBN: 978-5-8159-1683-8

Это пятый роман серии «Семейный Альбом» («Аристономия», «Другой путь», «Счастливая Россия», «Трезориум»). Действие происходит в 1950-е годы, во времена послесталинской «Оттепели».

---

И вот понтифик производит обряд. Нарекает тебя «аматой» – возлюбленной жрицей богини Весты. Заплетает твои волосы в семь косиц, повязывает их лентой. Облачает тебя в длинную широкую столу. Ты произносишь слова торжественного обета: в течение тридцати лет клянешься сохранять девственность, ибо она принадлежит Весте, а если нарушишь зарок, то будешь похоронена заживо на Проклятом Поле и родственники не поставят на домашний алтарь поминальную табличку с твоим именем.

Отец почтительно склоняется перед тобой. Ты больше ему не дочь, ты – одна из Шести Посредниц между римлянами и богиней, без покровительства которой погаснут очаги в домах, распадутся семьи и разрушится Вечный Город.

Потом понтифик велит непосвященному удалиться и обращается к тебе с такой речью:

– Возлюбленная сестра моя, ты заступаешь на место аматы Терезии, покинувшей земной мир. Она была Хранительницей Священного Огня – поддерживала пламя в сакристии. Но если тебе это служение не по нраву, любая из остальных весталок за исключением главной, поставленной надо всеми, охотно с тобой поменяется, ибо сохранять огонь – самая почетная из обязанностей.

– А каковы остальные обязанности? – спрашиваешь ты.

– Сначала дослушай про обережение Огня. Он – наша святая святых и ни на миг не должен угаснуть. Служба проста. Каждые четыре часа нужно подливать в чашу масло, днем и ночью. Никто кроме тебя не смеет войти в сакристий. Это значит, что ты будешь всегда одна, вдали от солнечного света. Лишь раз в день ты сможешь ненадолго покидать святилище, чтобы доставить частицу Огня в один из храмов других Семи Богов, согласно установленному порядку. Если пламя в святилище погаснет, тебя ждет жестокое наказание кнутом. Сообщу тебе то, чего никто в Риме не знает. Амата Терезия, твоя предшественница, нарушила свой долг. Она была больна, потеряла сознание, и Огонь погас. За это я должен был предать Терезию бичеванию, и она, подточенная недугом и раскаянием, не вынесла, испустила дух…

Другая весталка ведает Пентралием, где хранятся великие реликвии Рима, сокрытые от взглядов. Она еще бóльшая затворница. Ей воспрещено отлучаться даже на краткое время. Из людей она видит только меня, ни с кем другим ей разговаривать нельзя.

Хранительница Воды каждый день приносит воду из Священного Источника, окруженная ученицами, будущими весталками. Она же и воспитывает девочек – такова ее служба.

Хранительница Правды тоже занята с утра до вечера. Она свидетельствует своей непорочностью истинность завещаний и договоров. Ей нужно понимать людей и сердцем чувствовать обман, чтобы не уронить честь Храма.

Наконец есть Хранительница Священной Муки, которой осыпают жертвенных животных и которую ставят на домашние алтари. Эта весталка, окруженная свитой, мелет муку собственными руками – иногда даже ночью, потому что спрос очень велик.

Выбирай, амата, кем ты хочешь быть?

Почти без колебаний.

– Я останусь Хранительницей Огня.

– Почему? Ведь это единственная миссия, где за ошибку жестоко наказывают?

– Ничего, у меня огонь не погаснет. Это лучше, чем всё время сидеть в четырех стенах, не видя белого света, как Хранительница Пентралия. Да еще постоянно общаться с этим извергом, который запорол до смерти больную женщину. Остальные три должности вообще не для меня. Там все время надо находиться в центре внимания. Я этого терпеть не могу.

В первый же день твоей службы ты должна совершить торжественный выход. Тебе предстоит сопроводить частицу Священного Огня в храм Асклепия. Он находится на острове Тиберина, посреди реки Тибр.

Белоснежные лошади медленно катят тебя по улицам в разукрашенном карпентуме. Впереди торжественно вышагивает ликтор, кричит: «Чтите весталку!». Прохожие благоговейно склоняются перед колесницей. Ты держишь на коленях бронзовую лампу. Если огонек в ней и погаснет, нестрашно – можно вернуться и взять частицу от главного пламени. С ним в твое отсутствие ничего не случится, масла достаточно.

Вдруг ликтор велит вознице остановить лошадей.

– Прошу прощения, амата, – говорит ликтор, приблизившись. – Видишь, на берегу толпа. Это казнят гнусного злодея Гаюса Горшечника – того, что осквернил и потом задушил свою шестилетнюю сестру. Суд приговорил его к позорной казни: мерзавца запихнут в мешок с шелудивой собакой, ощипанным петухом и гадюкой, а потом утопят в зловонном Тибре. Обождем здесь.

– Разве толпа не должна расступиться, чтобы пропустить колесницу весталки? – удивляешься ты.

– Конечно, должна. Но ты ведь знаешь обычай. Если мимо преступника, осужденного на смерть, проследует жрица Весты, казнь отменяется. Приговоренный получает помилование. Не хочешь же ты спасти выродка от заслуженной кары?

– Как ты поступишь? Велишь ликтору двигаться дальше, и отвратительного Гаюса отпустят на волю – или дашь правосудию свершиться?

Ответ сразу.

– Никого нельзя лишать жизни, даже очень плохого человека. Я скажу ликтору, чтобы колесница ехала дальше.

Когда ты возвращаешься в храм с острова, к тебе подходит старая весталка Октавия, Хранительница Воды.

– Молю тебя, сестра, – говорит она жалобно. – Поменяйся со мной, пока ты еще не свыклась со своей службой. Я стара, мне уже шестой десяток. Все время болит спина, поднимать тяжелое для меня мука. Амфора с водой из священного источника весит целый талант. С каждым днем мне всё тяжелее приносить кувшин на вытянутых руках, без остановки. Однажды я уроню его, и тогда с Римом произойдет несчастье. А еще мне все труднее справляться с девочками-ученицами. С подростками вечно что-то не так. Ради милосердной Весты, пожалей меня!

Ты говорила, что ты ненавидишь быть в центре внимания, и я знаю, что ты не выносишь подростков.

– Я их просто боюсь! На пятом курсе у нас была практика, я месяц преподавала историю в школе. Вы не представляете, что творилось у меня на уроках. Дети будто чувствовали, что при мне можно ходить на головах!

– Так что ты ответишь Октавии?

Недолгая пауза.

– Ну как ей откажешь?

ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ РЕЗ-Т ПО ТРЕМ ЭТАПАМ:

Э.85

Д.85

Д.70

ОДНОАТОМНАЯ МОЛЕКУЛА

Одноатомная молекула

Скажут тебе мудрецы, что ничтожен единственный атом,
Сотканы все вещества из сплетенья молекул;
Скажут другие: но атом единственный – вечен!
То и другое, поверь, одинаково будет нелепо.

Кто-то в свободное время для отдыха и удовольствия разглядывает марки, пилит лобзиком, вяжет или вышивает. Тина Белицына по вечерам, предоставленная сама себе, писала на латыни поэму «Природа сущего», оммаж Лукрециевой «Природе вещей». Старалась по возможности попадать в дактилический гекзаметр, а если с первого раза не получалось, возвращалась к строфе снова и снова. Торопиться было некуда.

Поэма еще не дошла и до середины. Нынешняя песнь, по счету одиннадцатая, называлась «Одноатомная молекула». В точных науках Тина разбиралась мало, но недавно прочитала в книге, что есть такая физическая абстракция – молекула, состоящая только из одного атома и потому обладающая тремя степенями свободы. Это я, сразу подумала Тина. Сама по себе молекула, ни с кем не связанная, ни от кого не зависящая и абсолютно свободная – насколько можно быть свободным в материальном мире.

Прочитала вслух последнюю строчку, испытывая почти чувственное наслаждение от звучности древнего языка: «Aequa videtur enim dementia dicere utrumque».

Отец, профессор-античник, говорил, что латынь прекрасна как остановившееся мгновение. Ибо совершенна и неизменна. К средневековой латыни он относился с презрением – недаром ее называют «вульгарной». «По-настоящему красивым бывает только то, чего больше не существует, – говорил папа. – Потому что оно уже не испортится, не запачкается и принадлежит вечности».

На работе недавно был разговор о Пушкине. Завредакцией Аркадий Брониславович говорил, что, судя по верноподданническим стихотворениям поздней поры, в пожилом возрасте поэт наверняка превратился бы в махрового реакционера и монархиста. Непременно бы «славы, денег и чинов спокойно в очередь добился». Но Александра Сергеевича в тридцать семь лет убили, и лишь благодаря этому он остался для потомков певцом свободы. «Какая разница, кем он мог бы стать! Важно, каким он был – и теперь будет всегда», – возразила Тина – конечно, мысленно. На людях она обычно помалкивала, предпочитала слушать.

Латынь навсегда останется латынью, Пушкин – Пушкиным. Они навеки защищены благородным янтарем времени от разложения. Как всё, что нельзя изменить и к чему нет возврата. Как родной город Ленинград, который теперь живет только в ее памяти, нетленный и лучезарный. В раннем детстве она понятия не имела, что город наречен именем вождя мирового пролетариата – была уверена, что город так зовут в честь мамы: Ленин Град. Маленькая Тина, подражая папе, называла маму «Леной», родителей это очень веселило.