АНОНИМУС - Дело Черных дервишей

• Название: Дело Черных дервишей
• Автор: АНОНИМУС
• Издательство: Аудиоагент «СОЮЗ АНОНИМYС»
• Жанр: Исторические детективы
• Год: 2022
• ISBN: 978-5-6046712-1-4

Книга станет доступна эксклюзивно в 24 октября в 10:00. Выберите заранее, чтобы получить доступ к новому роману в числе первых. ЛитРес: Абонементе тариф 2018 год. Москва. Старший следователь Орест Волин расследует дело, связанное с пропажей ценной копии Корана Усмана. Дело осложняется убийством похитителя. Волин приходит к выводу, что на самом деле вор должен был украсть оригинальный Коран Усмана, который является мусульманской святыней и как раз в эти дни был привезен из Ташкента в Петербург. 1923 год. Очередной дневник детектива Загорского рассказывает о поездке сыщика в Ташкент. В это же время из специального вагона, следующего из Уфы, происходит кража знаменитой мусульманской святыни – Корана Усмана. Предполагается, что Коран Усмана содержит в себе некие апокрифические суры и аяты, данные свыше пророку Мухаммеду, но изъятые из окончательной версии священной книги в связи с их опасностью для правоверных. Если Коран Усмана попадет в недобрые руки, это может разрушить весь мусульманский мир. Загорский и его верный помощник Ганцзалин берутся за дело…

---

За спиной легко скрипнула дверь. Они быстро обернулись. На пороге стояли два милиционера – один высокий, молодой еще, широкоплечий, с тонкой талией, другой постарше, низенький, плотный, коричнево-розовый, словно сарделька. Из-за спины у высокого выглядывала женщина в парандже, которую они видели десять минут назад во дворе.

– Это они, – сказала женщина, тыча пальцем в Загорского. – Они спрашивали, дома ли.

– Здравия желаю, граждане, – широкоплечий деловито вытащил из кобуры наган и наставил его на Загорского. – Старший оперуполномоченный уголовного розыска Сергей Ескин. Какими судьбами у нас?

Разговор со старшим оперуполномоченным и его напарником Сарделькой, как окрестил того Ганцзалин, не занял много времени. Точнее сказать, вообще никакого времени не занял. Милиционеры изъяли у Ганцзалина и Загорского документы, после чего они все вчетвером отправились в угрозыск, находившийся тут же неподалеку. Женщина в парандже куда-то исчезла, да, видимо, в ней и не было теперь особой необходимости: картина преступления милиционерам и так была ясна. Двое московских гастролеров из шкурных побуждений убили старика, тихо доживавшего свои дни в Сухаревском тупике.

По улице они шли ромбом. Впереди Ескин, за ним Загорский с помощником, замыкал процессию агент Сарделька. Вид у него был грозный, ладонь лежала на кобуре.

Их как особо опасных преступников даже сковали наручниками. Загорский, подставляя руки, невесело усмехнулся – ох уж эти наивные работники угрозыска! Неужели не догадываются, что для опытного бандита избавиться от наручников легче легкого, не говоря уже о них с Ганцзалином? Тем не менее, когда помощник чуть слышно, не разжимая губ, спросил его «уйдем?», Нестор Васильевич отрицательно покачал головой. Уйти было можно, но это сильно затруднило бы их дальнейшую деятельность. Сейчас следовало найти убийц штабс-капитана. Если бы Загорский с помощником сбежали, их самих объявили бы в розыск. А разыскивать убийцу, когда ты сам в розыске, – дело довольно сложное…

– Сложно, конечно, сложно, – глаза начальника уголовного розыска всего Ташкента Михаила Максимовича Зинкина смотрели на Нестора Васильевича испытующе. – Очень сложно вам будет, граждане, доказать свою невиновность.

Нестор Васильевич даже бровью не повел. С процессуальной точки зрения они ничего доказывать не должны. Это сотрудники угрозыска должны доказывать их с Ганцзалином виновность. Не говоря уже о том, что при ближайшем рассмотрении даже и состава преступления не видно. Можно, конечно, инспирировать самоубийство, но вот доказать, что это сделали именно они, будет весьма и весьма непросто.

– Инспирировать самоубийство… – Зинкин укоризненно покачал головой. – Это, знаете ли, фразеология эксплуататоров. Тем более, что никакого самоубийства и не было, а было чистое убийство.

– А вы-то откуда знаете? – спросил Загорский. – Вы даже на месте преступления не были.

Зинкин отвечал в том смысле, что ему и не надо везде бывать. На то есть оперуполномоченные, которым он вполне доверяет. Ескин сказал ему, что при осмотре места преступления они не обнаружили стула, на котором должен был стоять покойник перед тем, как повеситься.

– Хороший у вас уполномоченный, приметливый, – заметил Загорский.

Михаил Максимович согласился – хороший. Вот только от его приметливости прямой будет урон гражданину Загорскому. Или он, может быть, предпочитает обращение «господин»?

– Я предпочитаю по имени-отчеству, – отвечал Загорский. – Зовите меня Нестор Васильевич. А, впрочем, это не важно, зовите хоть горшком, только в кутузку не сажайте. Тем более, что и не за что.

Зинкин хмыкнул, поднялся со стула и зашагал по кабинету. С минуту, наверное, ходил он так туда и сюда в полном молчании. Задержанный наблюдал за ним не без любопытства. Глава угрозыска наконец остановился и, упершись руками в стол, навис над Нестором Васильевичем.

– Слушайте, – сказал он очень серьезно, – у меня большой опыт в этих делах и интуиция тоже работает на ять. Нет у меня чувства, что это вы со своим китайцем убили Беликова…

– Да, потому что это были не мы, – заметил Загорский.

Собеседник поморщился: обождите. Интуиция, в конце концов, никого не касается, ее к делу не пришьешь. Но против Загорского и его помощника есть одна очень серьезная улика.

Тут Зинкин открыл ящик стола и вытащил оттуда желтый конверт. Это было письмо от Беликова, которое нашли у Загорского при обыске.

– Кстати, почему он зовет себя штабс-ротмистром? – поинтересовался Зинкин.

Нестор Васильевич отвечал, что познакомились они почти сорок лет назад в Персии и тогда товарищ его действительно был штабс-ротмистром.

– И тут же пишет, что он полковник, – заметил Зинкин. – Дослужился, выходит?

Может, и дослужился, сложно сказать. Они с Беликовым так давно не виделись, что сведений о его карьере у Загорского почти нет. (Нестор Васильевич, конечно, не стал распространяться о том, что Беликов во время гражданской служил у Колчака, где, видимо, и заработал полковничьи погоны).

– А почему, – прищурился Михаил Максимович, – почему он зовет вас первой лисой во всех тайных и шифрованных делах?

Загорский улыбнулся – это же так очевидно. Но Зинкину это было вовсе не очевидно, он попросил все-таки объяснить.

– Как вам угодно, – Нестор Васильевич не возражал. – Дело, видите ли, в том, что мы с вами коллеги.

Зинкин изумился: в каком, простите, смысле? Да, в самом прямом, отвечал задержанный, в самом что ни на есть буквальном. Он, Загорский, как и Зинкин, служил сыщиком, или, говоря на иностранный манер, детективом. Понятно, что служил он не в советской милиции и даже не в ВЧК, но в те времена ведь и не было ни ВЧК, ни милиции, так что служить там он не мог при всем желании. Так что он сам – блюститель закона, и было бы странно ему этот закон преступать, да еще и по отношению к другу.

– В конце концов, вы же читали письмо, – сказал Загорский. – Из него явственно следует, что мы с покойным были добрыми приятелями и делить нам было совершенно нечего.

Зинкин на это только поморщился: как знать, как знать. Добрые приятели обычно и оказываются самыми непримиримыми врагами. Вот взять, например, советских пролетариев – уж на что сознательный класс, а как выпьют, готовы друг другу горло перерезать.

– Уверяю вас, в дворянском сословии дела обстоят иначе, – отвечал Загорский. – С тех пор, как запретили дуэли, поножовщина там совершенно не практикуется.

Зинкин насторожился: а гражданин Загорский, значит, дворянин? И Беликов, очевидно, тоже был дворянин? Тогда с какой целью он приехал к Беликову? Не белогвардейское ли подполье организовывать?

Цель, хладнокровно отвечал на это Нестор Васильевич, была у него самая благая – проведать друга. Из письма видно, что тот был тяжело болен, и Загорский, понятное дело, боялся не застать его в живых.

Из письма, однако, также видно, что речь идет о каком-то наследстве, которое оставило некое неизвестное лицо, возразил ему Зинкин. Пусть так, согласился задержанный, но ведь чтобы получить это наследство, ему совершенно не надо было убивать Беликова. Тот сам хотел, чтобы Загорский расшифровал дневник.

– А может быть, – хитро прищурился Михаил Максимович, – может быть такое, что вы решили все наследство забрать себе, а Беликова просто убрать, чтобы не мешался под ногами?

Теоретически может, согласился Загорский. Но в этом случае дневник уже должен был быть у него или в доме Беликова. Но ни у Загорского, ни в доме его нет. Значит, было некое третье лицо (или лица), которое и забрало так интересующие всех записи.

– Да вы просто спрятали их, – не согласился Зинкин. – Полтора часа – время более чем достаточное.

Загорский изумился: они с Ганцзалином были в доме штабс-ротмистра не более десяти минут. Однако глава угрозыска возразил: свидетельница показала, что они там были полтора часа.

Стали разбираться: откуда взялась свидетельница и что она на самом деле говорила. Выяснилось, что после того как Загорского с Ганцзалином задержали, свидетельница как сквозь землю провалилась. Опрос местных жителей ничего не дал, никто ее раньше не видел, да и как узнать женщину под паранджой? Тем более, что под паранджой вполне мог прятаться и мужчина.

Итак, кто такая эта свидетельница, что она делала во дворе беликовского дома, зачем врет и куда исчезла? – все эти вопросы Загорский, не обинуясь, задал Зинкину.

Тот хмуро отвечал, что как бы там ни было, покуда не доказано обратное, они будут верить показаниям свидетельницы, пусть даже и сбежавшей. А пока суд да дело, придется им посидеть в каталажке. Зинкин уже было хотел вызвать конвой, но Загорский его остановил.

– Постойте, – внезапно сказал он, – подождите. У меня есть другой свидетель. Когда мы входили в дом штабс-ротмистра, мы видели идиота. Похоже, у него монголизм[6]. Есть у вас такой среди местных?