Татьяна Степанова - Мойры сплели свои нити

• Название: Мойры сплели свои нити
• Автор: Татьяна Степанова
• Жанр: Детектив
• ISBN: 978-5-04-187685-2

«Дорогие читатели, для меня, как автора, эта книга в чем-то особенная. Я давно хотела написать детектив-триллер, где все действующие лица, наши современники – полицейские, свидетели, подозреваемые – под стать персонажам античных мифов. Шаг за шагом продвигаясь к истине, криминальный обозреватель Екатерина Петровская и полковник Гектор Борщов в поисках убийцы становятся свидетелями и участниками кровавой смертельной драмы, в которой заранее нельзя ничего предугадать. Ведь эхо прошлого так обманчиво, а миф непредсказуем… Дорогие друзья, вместе с героями книги я приглашаю вас совершить путешествие. Миф ближе, чем нам кажется. В нем порой страшно, фатально. Но так интересно!» – Татьяна Степанова

---

Оказалось, что тела из Кашина только что привезли и он еще не приступал к осмотру и не знает, оттаяли ли они дорогой в черных мешках. Катя дипломатично поинтересовалась: «А можно нам с коллегой вечером приехать к вам в прозекторскую? Всего несколько вопросов». И Сиваков – страдавший провалами памяти, однако благоволивший к Кате – милостиво разрешил.

– В Москву, в Москву. – Гектор включил зажигание в «Гелендвагене». – Но сначала надо перекусить и навестить тромбониста в больнице. Что первое – на ваш выбор.

– Зарецкий вам покоя не дает. – Катя покачала головой, однако она понимала: без разговора с тромбонистом они точно Кашин сегодня не покинут. – Нас к нему в реанимацию вчера не допустили.

– Может, сейчас пустят. Зарецкий вчера заснул под утро, не дрыхнет же он целый день. Надо узнать о его самочувствии, потолковать с ним, если он, конечно, в себя пришел, опомнился.

– Когда мы в Умново приехали к дому Мосиных, сходство сразу в глаза бросилось. – Катя раздумывала. – У тромбониста два дома в его рассказе фигурировали – старый и новый. Старый с террасой. И у Мосиных тоже.

– У Мосиных три дома. Еще и магазин, – заметил Гектор.

– Тромбонист кричал про жертву, которую видел. А к домам Мосиных можно подойти с дороги, забор отсутствует, – перечисляла Катя. – И потом, топор, Гек! Какое совпадение.

– У Мосиных топор бросили в холодильную камеру вместе с трупами.

– У Маргариты Мосиной ужасные раны на лице.

– Катя, у нее не рубленые раны. В холле нашли монтировку.

– Тромбонист кричал нам – в доме начался пожар. А весь дом Мосиных залит санитайзером. Он же горючий. Гек, дом пытались поджечь после убийства. Это же очевидно. Но поджог не удался.

– Трупы супругов бросили в холодильную камеру и установили быструю заморозку. Зачем это делать, если планировали в доме пожар? Все бы сгорело. При пожаре именно холодильная камера могла сохранить останки. Конечно, электричество бы вырубилось, но там стены каменные, обшитые металлическими пластинами, и стальная дверь. И температура ниже нуля, лед. Пламя до трупов бы не добралось. Возможно, санитайзер разлили по всему дому в таком огромном количестве с какой-то иной целью.

– С какой, Гек?

– Пока не знаю, надо сначала понять всю картину в целом – что с трупами, как кого и где убивали. Вы заметили – на месте убийства никто из опергруппы не задавал обычных вопросов экспертам и судмедэксперту: когда наступило время смерти?

Катя подумала: он все берет на карандаш, каждую деталь. А она… конечно же, и внимания не обратила. А Гектор – всегда Гектор. При любых обстоятельствах.

– Многое и не совпадает, Гек, – после небольшой паузы произнесла Катя. – Так много, что… но тромбонист и у меня из головы не идет, когда я вспоминаю мосинский кошмар.

– Потому что тромбонист – феномен. Какой – мы еще не знаем. И случай с ним тоже редкий феномен. Так что выбираем сначала – обед или визит в больницу?

– Тромбониста, – твердо объявила Катя. – После места убийства как-то… нет, лучше повременить с обедом.

В больнице в регистратуре им сообщили, что Зарецкого утром перевели из реанимации в общую палату. Что состояние его стабильно. Они нашли его в терапии. Он сидел на кровати и спорил с медсестрой насчет своего протеза, который уже был на его ноге. Медсестра уговаривала его лечь и снять протез. Катя обрадовалась: раз слабо препирается – значит, вышел из своего шокового состояния.

В палате вместе с Зарецким находились еще два старика – один лежачий, под его койкой стояло судно. Ко второму явилась старуха-жена (в больнице только кончился тихий час и начали приходить посетители). Старик вместе с женой ушел на улицу гулять.

Тромбонист Зарецкий выглядел осунувшимся, взъерошенным. Он то и дело чихал и кашлял. Но в целом вид у него был вполне нормальный – обычный миловидный парень с мелкими чертами лица, темноглазый, кудрявый и темноволосый. Зеленая больничная роба оказалась ему велика. Он уставился на Гектора и Катю.

– Здравствуйте, Евгений. Помните нас? – спросил его Гектор.

– Нет. А вы кто? – Тромбонист переводил недоуменный взгляд с Гектора на Катю. Она поняла: он не притворяется. Он и правда не знает, кто перед ним.

– Это мы нашли вас ночью на проселочной дороге под дождем после удара молнии, – мягко произнесла она. – Меня зовут Екатерина.

Гектор тут же придвинул ей стул, и она села рядом с тромбонистом. А Гектор встал в ногах кровати и оперся руками о спинку.

– Евгений, как вы себя чувствуете? Вы помните, что произошло с вами ночью? – Катя старалась сразу установить с ним контакт, вызвать его доверие.

– Чувствую себя… странно, непривычно. Тело покалывает. Мне здесь, в больнице, все наперебой твердят – я чуть ли не зомби, ходячий мертвяк. – Тромбонист криво усмехнулся. – Что я переполошил всех – и полицию, и врачей, что нес какую-то чушь.

– Да, было дело, Женя. Вы кричали на дороге, пугали нас. Кстати, меня зовут Гектор Игоревич. – Гектор по-свойски кивнул. – Молния ударила почти рядом с вами.

– Мне сказали, но я этому не верю. Как такое возможно? – Тромбонист моргал. – Чего же я живой тогда?

– Ну, разные обстоятельства, разные натуры. – Гектор рассматривал его с откровенным интересом. – Сами-то, Женя, вы что помните из ночных приключений?

– Ничего.

– Вы играли в джазе на поминках здешнего начальника полиции. Джазом руководил ваш маэстро Аратюнянц. Я вас видела в оркестре, а вечером вы покинули поминки на своей машине, – терпеливо начала подсказывать Катя.

– Ну конечно, мы днем приехали с джазом. – Тромбонист кивнул. – Кашин… я в Кашине до сих пор! Каждый сам добирался до Кашина. Я на своей машине, например. Я очнулся уже в реанимации. – Он начал чихать, закашлялся. – Я где-то простудился. У меня еще утром была температура 37,6. Но сейчас спала. Мне на ковид сделали тест. И он отрицательный. Доктор сказал, пробуду в больнице пару дней и меня выпишут. Здесь так убого. – Он растерянно глянул на тумбочку, где лежали таблетки и тарелка с его недоеденным обедом: размазанное серое картофельное пюре и огрызок сосиски. – Ох, а где моя машина?

– У нее от удара молнии сгорело колесо и, возможно, мотор накрылся. Она сейчас на полицейской автостоянке, – ответил Гектор. – Как вы вышли из «Рено» под дождем на пустой дороге, это вы помните?

Тромбонист нахмурился и кивнул.

– Да. Я куда-то зарулил не туда. Я же в Кашине впервые. Видимость была ноль, и я остановился где-то… Дворники не справлялись с потоками воды. Я вышел.

– Зачем вы открыли заднюю дверь машины? – продолжал задавать наводящие вопросы Гектор.

– Заднюю дверь… – Парень словно пробирался в потемках, в дебрях своих спутанных воспоминаний. – Зонтик мне понадобился. Он лежал на заднем сиденье, вместе с футлярами. Я раскрыл зонт, но он мне не давал поправить дворники, и я его водрузил на дверь машины.

– И что дальше?

– Понятия не имею.

– Случай с вами попал на дорожную камеру, – пояснила Катя. – Мы видели вспышку молнии. И вы нам на дороге потом кричали: «Вспышка!»

– Я про дорогу вообще ничего не помню. Повторяю, я очнулся в больнице. Испугался сначала, что угодил в аварию.

Гектор смотрел на него. Катя ждала, что он начнет бросать тромбонисту вопросы про топор, разрубленное лицо, кресло, веревки, пожар в старом доме. Однако Гектор молчал. И Катя решила не проявлять инициативу пока.

– У вас от колена протез, Женя. И вы аварии испугались, когда очнулись. Вы ногу в ДТП потеряли? – спросил Гектор.

– Нет. Мне ногу оторвало в трехлетнем возрасте, – просто ответил тромбонист.

Катя похолодела.

– Как же так? – спросила она.

– Минно-взрывная травма. В Чечне. – Тромбонист обернулся к Кате. – Я родился в Грозном. Но я, конечно, взрыва сам не помню. Я с малых лет привык, что безногий. Калека.

Гектор изменился в лице, как только услышал. Он обошел кровать и сел рядом с тромбонистом.

– Слушай, Женя… Прости, что я лезу… Но я в свое время тоже там был.

– В Чечне? Воевали?

– Да. Но я тебя намного старше. – Сорокашестилетний Гектор смотрел на двадцативосьмилетнего музыканта почти как на собрата. – Честно, не из пустого любопытства спрашиваю.

– Ну, Гектор Игоревич, учитывая, что именно вы и Екатерина меня спасли ночью после удара молнии, про который я не в курсе, расскажу, если интересно. – Тромбонист пожал плечами. – Я родился в Грозном. Мать… это я уже потом узнал… она приехала туда еще до войны, работала в исполкоме, занимала крупную руководящую должность. Отца своего я не знаю, видимо, родился от случайной связи, матери было уже за сорок. И когда все началось, она из Грозного не эвакуировалась – может, потому что я был маленький у нее на руках. Что с ней стало, не знаю – то ли ее убили, то ли она без вести пропала. Меня забрали какие-то ее знакомые – то ли русская семья, то ли смешанная. Я всегда говорил по-русски, с самого раннего детства, и даже потом, когда был у них…