Карл Май - Полукровка

• Название: Полукровка
• Автор: Карл Май
• Издательство: Терра-книжный клуб; Литература
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 2001
• ISBN: 275-00169-Х

Карл Май (1842-1912), последний великий мистик немецкой литературы, до сегодняшнего дня остается у себя на родине в Германии одним из наиболее читаемых авторов. Все свои произведения он написал сидя дома, но вот уже несколько десятков поколений читателей не оставляют равнодушными вышедшие из-под его талантливого пера образы гордых, бесстрашных индейцев, так неотразимо сыгранных Гойко Митичем в экранизациях романов К. Мая.

---

— Мне и моим спутникам ничего не нужно, кроме двух мустангов для Фрэнка и Дролла — очень уж плохи их клячи.

— Выберем самых лучших! Вообще, все здесь принадлежит вам — это ваша победа. Полагаю, наш совет окончен?

— Да. Теперь сообщим вождю наше решение. Если снова услышите оскорбления и проклятья, не обращайте внимания.

Все трое поднялись и подошли к связанному Черному Мустангу, с которого не спускали глаз кузены Тимпе, Тетка Дролл и Хромой Фрэнк. Беспокойный Фрэнк не стал дожидаться объяснений и сразу перешел в атаку, многозначительно взглянув на Виннету и Олд Шеттерхэнда.

— Какое решение принял парламент? — Фрэнк стрельнул глазками в сторону инженера.

— Сейчас все услышишь, — сказал Олд Шеттерхэнд. Повернувшись в сторону Токви Кавы, он громким голосом, чтобы слышали все краснокожие, возвестил: — Мы обещали жизнь сыновьям команчей и сдержим слово.

Безразличие исчезло с лица вождя, он поспешил воскликнуть:

— Тогда развяжите нас, чтобы мы могли уехать.

— Разве может уехать тот, у кого нет лошади? — просто и спокойно ответил белый охотник.

— Что? Ты хочешь нас обокрасть?

— Я бы на твоем месте помалкивал! — В голосе Олд Шеттерхэнда чувствовалось презрение. — Вы убийцы и грабители, попавшие к нам в руки. Но я не хотел карать вас смертью, хотя ты оскорблял меня и всех нас. С наступлением дня вы сможете уйти, и никто вас не тронет. Я дарю вам жизнь, но остальное останется здесь. Я все сказал. Хуг!

С этими словами охотник удалился, чтобы отобрать хороших жеребцов для Фрэнка и Дролла. Остальных лошадей и оружие разыграли по жребию — так никто не остался обиженным.

А тем временем Хромой Фрэнк вел оживленную беседу со своим кузеном Дроллом и обоими Тимпе. Малыш разглагольствовал о своих будущих великих подвигах, которые собирался совершить ради Каза и Хаза.

— Я — Гелиогабал Эдвард Франке! — восклицал он. — Вы еще меня узнаете! Мой дом, что на берегу Эльбы, называется «Вилла Медвежье Сало»! Во всей Америке не сыщете ни одного медведя, нагулявшего хоть чуток сала, который, повстречавшись со мной, мог бы поведать другим о том, что мой штуцер бьет мимо. Всем им я выдал свидетельство о смерти. Все они прошли через мой желудок и…

— Вместе со шкурой и шерстью? — прервал его Каз с серьезным видом.

— Не болтайте чепухи, барон Тимпе фон Тимпельсдорф. Неужто вы полагаете, что я лопал медведей вместе с шерстью? Думаете, мой желудок похож на склад мехов или скорняжный магазин, какой-нибудь там «Боа и крысиные воротники»? Вы, небось, и медведей-то видели в азбуке с картинками! А я стрелял в них!

— Тоже в азбуке?

— Внимательно слушайте, когда говорят люди, слова которых необходимо схватывать на лету! Без их самоотверженной помощи вы никогда не отыщете свое наследство. Но судьба к вам благосклонна — вы родились на моей родине и вы мой соотечественник! Я ощущаю королевское, истинно саксонское великодушие в моем благородном сердце и со всем материнским терпением испытываю небывалое беспокойство о вашей особе.

— За что безмерно благодарен.

— Это меня утешает. Пожалуй, я возьмусь за вас и ваше наследство, ибо всякий должен заботиться о ближнем. Если вы будете поступать в соответствии с моими мудрыми советами, то достигнете многого и сможете вернуться на родину очень известным и уважаемым человеком по фамилии Тимпе!

Разумеется, монолог Фрэнка продолжался бы до бесконечности, если бы внезапно Виннету едва уловимым движением не вскинул свое Серебряное ружье. Тотчас грохнул выстрел, и его эхо надолго зависло над ущельем Березы. Олд Шеттерхэнд в тот момент находился среди рабочих, деливших трофеи. Обернувшись, он увидел апача с дымящимся ружьем в руке.

— Почему ты выстрелил?

— Кто-то выглянул из-за края скалы.

— Ты попал?

— Нет. Голова исчезла, когда я спустил курок.

— Ты успел его разглядеть?

— Это не был белый.

— Значит, индеец?

— Виннету не знает. Голова была видна лишь секунду. Потом она быстро исчезла.

Взяв с собой обоих Тимпе, Виннету и Шеттерхэнд быстро поднялись наверх. Вскоре два кровных брата вернулись обратно. Было темно — рассвет только-только забрезжил, а поиски следов даже при дневном свете ничего бы не дали.

Вскоре утреннее солнце взошло над долиной. Белые не собирались долго возиться с краснокожими, но отпускать их вблизи Пихтового Лагеря было нельзя. Хотя команчей разоружили, беря во внимание большое их количество, а также неопытность местных жителей, оставлять их здесь не следовало. Решили вывезти краснокожих в прерию, а там, подальше отсюда, отпускать на свободу небольшими группками. В открытой прерии наблюдать за ними будет легко. Команчи понимали, что глаз с них не спустят, поэтому в ближайшее время и не собирались здесь появляться.

Инженер Сван отправился в Пихтовый Лагерь, чтобы по телеграфу запросить состав, а Виннету и Олд Шеттерхэнд переговорили с рабочими, дав им необходимые указания. Индейцев отвязали друг от друга, освободили им ноги, но путы на заведенных за спину руках затянули еще крепче. Привязав каждого краснокожего с помощью длинных лассо к седлам так, чтобы они спокойно могли идти, рабочие сели верхом, и большой отряд тронулся в путь. Остальные — Олд Шеттерхэнд и сотоварищи — в течение получаса сопровождали их, пока колонна не пересекла лес, после чего вернулись в лагерь, чтобы ждать прибытия поезда.

Наконец появился инженер Левере. Известие о том, как были наказаны команчи, особого восторга у него не вызвало, хотя оспаривать это решение он не рискнул. Вскоре подогнали состав, и люди сели в вагоны, погрузив и животных, в том числе новых жеребцов Фрэнка и Дролла.

Предстояло еще разобраться с метисом. Вопрос больше всех волновал Хромого Фрэнка, который, как только тронулся поезд, обратился к Олд Шеттерхэнду:

— Помнится, вы говорили, что этому Ик Сенанде, который выдавал себя за Ято Инду, должны всыпать как следует, прежде чем отпустят на волю?

— Говорил.

— Послушайте, это же совершенно пустяковое наказание для этого изменника! Бывает, что и в школе ученика могут высечь за проказы, для чего ему вовсе не обязательно быть метисом. Наверняка и по вас в детстве плакали розги вашего папаши, хотя вам тогда и в голову не приходило выдать команчам целый поселок китайцев. И я… хм, который еще в раннем возрасте ощутил себя человеком, наделенным талантами, на собственном опыте убедился, как бывали старателен отец и нежна мать, когда нарезали розги и хлестали ими почем зря. Откровенно говоря, сия истина частенько нарушала покой моей тонкой души, но я и додуматься не мог забраться в Пихтовый Лагерь и стать предателем. Этого метиса, похоже, никто никогда не воспитывал, а теперь — поздно. Если вам, герр Шеттерхэнд, по сердцу правосудие и справедливость, вы должны признать, что порка для этого негодяя — наказание слишком мягкое. Я имею честь сделать вам предложение, которое зародилось в недрах моей души и которое мне придется обнародовать, если я не хочу, чтобы моя, как я уже упоминал, тонкая натура поперхнулась и насмерть подавилась, словно та канарейка, которую закормили красным перцем с луком.

Все, за исключением Виннету, заулыбались, а Фрэнк продолжал:

— С детства помню, что тонкая лоза несет гораздо больше мучений, нежели толстая дубина, да ее и в руках держать неудобно. Применение грубой силы никогда не затронет сути, оно поверхностно, и напротив, чем тоньше подход, тем глубже проникновение! Пусть этого метиса хорошенько высекут, но к этому следует добавить еще кое-что… Он сидит в колодце, а мы нальем туда воды, да так, чтобы она доходила ему до рта, которым он еле-еле сможет ловить воздух. Вот это и будет достойное наказание. Он ощутит настоящий страх перед смертью, хотя и не умрет от этого. Когда он простоит так несколько часов, мы вытащим его, мокрого до костей, и будем нещадно сечь и пороть, пока вся одежда на нем не высохнет! Так мы не дадим ему простудиться, и никто не упрекнет нас в том, что мы не восполнили пробелы в его воспитании, которые когда-то допустил его отец. Этого для него будет достаточно, quod erat demimonstrum!32

В этот момент раздался такой взрыв хохота, что почти никто не услышал последних слов саксонца. Подождав, пока голоса утихли, разозленный Фрэнк заговорил снова:

— Такого неслыханного поведения и такой нелюбезности я в жизни не видывал! Если мой тщательно продуманный план судебного процесса вызывает у вас смешки, я умываю руки! Я не могу общаться с людьми, которые высмеивают меня и мои благородные порывы. Хуг!

Расстроенный Фрэнк сел в самом дальнем углу вагона и затих. Хотя поведение хромого выглядело комично, Олд Шеттерхэнд не мог спокойно на это смотреть. Он сказал:

— Дорогой Фрэнк, ты знаешь, как я ценю твои идеи. Взгляд Фрэнка смягчался буквально на глазах, из его груди вырвался вздох облегчения, после чего все услышали: