Карл Май - В балканских ущельях

• Название: В балканских ущельях
• Автор: Карл Май
• Издательство: Терра — Книжный клуб
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00148-7

---

— А кто ты?

— Я хаджи Халеф Омар-бей, защитник невиновных, мститель за несправедливость и властитель всех киадж и начальников, покуда светит солнце.

Бедный чиновник не знал, что ему делать. Напористость малыша его обескуражила. Он повернулся ко мне:

— Господин, ты действительно такой значительный человек?

— А что, разве не похоже? — спросил я строго.

— О нет, ты выглядишь как эмир, но ведь ты загнал этого человека до смерти.

— Он сам виновен в этом.

— Почему?

— Он украл мою лошадь, а я догонял его, чтобы вернуть краденое.

— Дезелим из Измилана украл лошадь?!

— Ты что, не веришь словам эфенди? — грозно спросил Халеф, сделав шаг вперед и потянувшись к сумке.

— О нет, я нисколько не сомневаюсь, — поспешно проговорил киаджа. — Но может ли эфенди доказать, что вороной действительно его собственность?

— Вот доказательство! — И Халеф положил руку на плетку.

Я указал на Сахафа:

— Спроси вот у него. Он знает, что конь мой.

— Откуда ему знать? Он с тобой не знаком, ты ведь чужеземец!

— Он знает меня и видел, как я скакал на этой лошади.

— Это так?

— Да, — ответил Сахаф.

Тогда киаджа склонился передо мной и сказал:

— Я верю тебе, не соблаговолишь ли ты проводить меня до дома?

— Как пленник?

— Не совсем, только наполовину.

— Хорошо. Какую половину ты намерен арестовать. Вторая поедет раньше, ей некогда тут задерживаться.

Он уставился на меня с открытым ртом. На том берегу послышался громкий смех. Тогда киаджа повернулся к собравшимся и громко крикнул:

— Что здесь смешного, вы, людишки, рабы! Забыли, что я наместник султана? — И, обратившись ко мне: — Твоя невиновность доказана только наполовину.

— Тогда я сейчас докажу полностью!

— Ну, докажи.

— Охотно. Видишь эти ружье и нож? Я пристрелю каждого и зарежу любого, кто помешает мне ехать дальше. А вот и другое доказательство. Читать умеешь?

— Да.

— Вот мой паспорт с печатью великого господина! — И я показал ему документ.

Увидев мою фотографию, он коснулся лба, рта, груди и произнес:

— Эфенди, ты прав, ты полностью невиновен, можете ехать.

— Что ты сделаешь с трупом?

— Мы бросим его в воду. Пусть раки сожрут его, раз он виновен.

— Не смейте делать этого. Известите о его смерти родственников, чтобы те его похоронили. Пусть отправляется к праотцам верным способом. Если я узнаю, что вы не сделали этого, то сообщу о вашем поведении верховному судье Румелии.

— Ты что, его друг?

— Как ты можешь спрашивать! — ответил Халеф за меня. Румели кади аскери26 наш друг и родственник. Моя любимая жена — дочь его любимой жены. Трепещите, если сделаете что-то не так. — И он пошел за своей лошадью.

Киаджа согнулся в три погибели и сказал мне:

— Да подарит Аллах жене твоего спутника сто лет жизни и сотню детишек, внуков и правнуков. Я все исполню, как вы мне приказали.

— Не сомневаюсь в этом. Лошадь убитого и все, что на ней, тоже отдашь семье.

— Они все получат, эфенди!

Я был уверен в обратном, но меня это уже не касалось. Я был рад, что все обошлось и мой вороной, утерянный таким удивительным образом, снова со мной. Свист — и он прыгнул ко мне через ручей. Люди замерли в изумлении. Халеф же привел свою лошадь за повод.

— Господин, не зайдешь ко мне? — спросил Сахаф.

— Зайду. Хочу взглянуть на твоего отца.

Мы сели на лошадей и двинулись в путь, убедившись в том, что киаджа выставил у тела часового. Возле домишка Сахафа мы спешились. Внутреннее пространство хижины было поделено на две неравные части. В большей я заметил на кровати старика, приветствовавшего меня одними глазами. Он даже не пошевелился.

— Отец, это господин, о котором я тебе рассказал.

Я подошел к нему, взял за руку и дружески сжал ее. Он поблагодарил опять же одними глазами. Все в доме было чисто убрано, и это меня порадовало.

Я спросил его, понимает ли он мои слова. Он кивнул.

— Я пришел, чтобы приветствовать досточтимого отца хорошего сына и сделать последнего счастливым.

В его взгляде читался вопрос, поэтому я объяснил:

— Он любит Икбалу, красивейшую из дочерей Румелии. Отец не желает ее ему отдавать, но я заставлю его. Али поедет со мной к нему.

— Господин, это правда? — воскликнул Сахаф в возбуждении.

— Да.

— Ты говорил с ней?

— И с ней, и с родителями.

— Что же они сказали?

— Они сказали «да», но отец пустился на предательство. Я тебе потом об этом расскажу. Теперь покажи мне часы.

— А поесть ты до этого не хочешь?

— Спасибо, у нас нет времени. Надо срочно возвращаться.

— Тогда выйдем отсюда.

Он провел меня в переднюю, где стоял стол — настоящая редкость в этих краях. На нем и стояли часы.

— Вот они, смотри.

Циферблата пока не было. Колесики были изготовлены из дерева, все вручную — ужасно трудоемкая работа.

— Знаешь, в чем состоит искусство? — спросил он.

— Да, — ответил я, указывая на стрелки. — Вот в этом.

— Ты ошибся. Эти часы показывают не только часы, но и минуты. Ты видел что-нибудь подобное?

«О Боже, наивный мальчик», — подумал я. Но вслух сказал:

— Вот, посмотри на мои часы: они показывают годы, месяцы, дни, часы, минуты и секунды.

Он взял их у меня из рук и принялся удивленно рассматривать циферблат.

— Господин, они идут правильно?

— Еще как!

— Но я не могу ничего понять.

— Потому что все написано на непонятном тебе языке. Но хоть услышать ход ты можешь? — Я завел их и заставил проиграть несколько ударов.

— Аллах акбар! Да эти часы изготовил или сам Аллах, или дьявол.

— Да нет же, их сделал простой мастер из Германии, но никому не продавал, а я получил их в наследство.

— А можно их открыть?

— Пожалуйста, но позже, давай рассмотрим их в Енибашлы, там у нас будет время.

— Ну что, трогаемся?

— Да. Но сначала я сдержу слово и напишу твоему отцу слова из Библии, которые облегчат ему страдания.

— Строфу из вашей Библии?

— Да. Он будет рад.

Мы вернулись в комнату. Там он спросил отца:

— Ты помнишь старого римского католика, который писал стихи?

Тот показал глазами, что да, помнит.

— Этот господин тоже христианин и хочет подарить тебе строфу. А я прочту ее.

Я выдрал страницу из блокнота, написал и передал Сахафу. Там говорилось о том, что живу ли я или умираю — я принадлежу одному Господу.

Глаза старика увлажнились. Он взглянул на свои руки, которыми не мог двигать.

— Эфенди, он просит дать ему руку, — пояснил Али. Я выполнил просьбу и высушил парализованному слезы на ресницах.

— Аллах всемогущ и справедлив, — сказал я, — он сковал твои члены, чтобы душа была крепче связана с ним.

Он закрыл глаза, и морщинистое лицо его разгладилось. Так он и лежал с закрытыми глазами, когда мы вышли из дома.

— Господин, — спросил меня на улице Сахаф, — почему ты написал строфу не на том языке, на котором сейчас говорят?

— Коран ведь тоже написан не на новом арабском. Строфа должна быть выражена особыми словами. Но почему ты сейчас иначе разговариваешь со мной, чем раньше?

— Я? — переспросил он, смутившись.

При первой встрече он говорил мне «вы», а сейчас перешел на «ты»… Подумав, он ответил:

— Потому что люблю тебя. Ты сердишься?

— Нет. Держи свою лошадь. Едем в Енибашлы. Пока он ходил за дом и мы его ждали, я хотел было расспросить Халефа о происшедшем с ним, но в этот момент нас обнаружили любопытные жители, и о приватном разговоре не могло быть и речи. Затем появился Сахаф на лошади, и мы в темпе двинулись, потому как нас мучила неизвестность — что там с Оско и Омаром. Во время поездки я спросил хаджи:

— Я так долго вас ждал, а вы все не ехали. Что-то перепутали?

— Нет, эфенди. Мы ехали, как ты предписал нам, но… Он остановился и посмотрел на меня со стороны, как бы оценивая, может ли он сообщить мне что-то неприятное. Но настроение у меня было неплохое. Я уже давно запретил себе попадать в лапы плохого расположения духа, и люди, подвластные этому «недугу», вызывали у меня презрение. Коня своего я вернул — это главное. Но тем не менее я состроил кислую мину, чтобы потом порадовать малыша неожиданным ответом. Но пока я не отвечал и выглядел вялым. Он выпрямился в седле и спросил:

— Ты в хорошем настроении, сиди?

— Нет, хаджи.

Это прозвучало так странно в моих устах, что он оцепенел.

— О!

— А почему ты спрашиваешь?

— Потом что хочу огорчить тебя.

— Чем же?

— Произошло несчастье. Он убежал!

— Кто?!

— Последний!

— Какой еще последний? Говори скорее.

— Последний хавас. — И он так горестно вздохнул, что это стало слышно даже за стуком копыт.

— Слава Богу! — Я произнес это таким радостным тоном, что он снова уставился на меня, теперь уже недоуменно.

— Что?